Международное гуманитарное право и традиционные нормы войны у абхазов
Общеизвестна истина о воинственности кавказской культуры. Здесь до начала ХХ века правом и обязанностью каждого было защищать свою жизнь, имущество от любого посягательства, беречь личное достоинство, честь своей семьи, рода, воевать за народ (не только мальчиков, но и девочек учили защищать себя). Здесь с детства учат принимать вызов, не уклоняться от агрессии, не убегать. Поэтому на Кавказе всегда легко развязать войну. Одним из столпов нашей культуры, наряду с такими базовыми ценностями как гостеприимство, уважительное отношение к старшим, был институт кровной мести. Общество давало добро на эту социализированную форму агрессии, и, с другой стороны, угроза кровной мести сама по себе являлась тормозящим фактором.
Как отмечают кавказоведы, воинская организация, превратившись в свое время в форму существования, пронизывает всю структуру общественных институтов, материальную и духовную сферы, определяя многие этнопсихологические черты народа.
Многие социально-психологические черты народа уходят корнями именно в военизированный быт. В советской этнографии это явление называлось военной демократией. Кавказоведы единогласно отмечают, что в абхазо-адыгском обществе война имела даже характер промысла (институт набега, в том числе и морские набеги). Война, как говорит Инал-ипа, была регулярной функцией народной жизни, "сродни хлебопашеству" - добавляет Панеш. Войны носили хронический характер и зачастую длились десятилетиями.
Этим объяснялась максимальная милитаризированность общества, когда основная часть населения - все мужчины, начиная с подростков, а зачастую и женщины, были вооружены. "Оружие было постоянной принадлежностью всякого мужчины". "Я никогда не видел человека верхом на коне без ружья", - сказал удивленный черкесский мальчик, увидев невооруженного всадника. Обезоруживание было равносильно моральной смерти (бесчестию). Характерно, что даже в советский период в законодательстве был зафиксирован пункт, позволяющий в виде исключения ношение с национальным костюмом холодного оружия. Первым актом президента Абхазии после окончания войны, было разрешение оставить себе оружие, зарегистрировав его.
По сей день соблюдаются четко разработанные правила обращения с оружием: не направлять на человека, заходя в чужой дом, снимать с себя оружие и отдавать хозяину, чтобы он повесил, куда положено - жест покорности, нельзя без позволения, даже в шутку брать чужое оружие. Оно было чуть ли не единственной личной собственностью мужчины (кроме одежды), почти все остальное - семейное, родовое, общинное. Путешественники отмечали, кавказец может отдать все, кроме оружия и коня.
Кавказцев часто называют людьми в черкесках. Так вот, эта самая черкеска является воинским костюмом наездника, все детали которого имеют функциональное военное значение (воину принадлежит только то, что с ним, все, что нужно, он носит с собой (ср. газыри - это современный лифчик для патронов). Не случайно костюм, считающийся и сегодня национальным, у абхазов тоже военный - сапоги, галифе, китель и папаха.
Материальная культура, продукция традиционного ремесленного производства - в основном оружие, свидетельствует о воинских ценностях.
Вся система жизнеобеспечения была подчинена потребностям военизированного общества (например, постройка домов, имеющих задние двери в никуда на втором этаже вплоть до 70-х годов ХХ века). Абхазский этикет, как и в целом адыгский, - это воинский этикет. Этнический идеал - образ рыцаря-воина. Жажда славы, воинская доблесть, честь, которая была дороже смерти (воздаяние за все это славой, а значит бессмертием на земле, и славой, которую он завоевывал и для своих потомков, родственников (в отличие от религиозного воздаяния на том свете, после смерти). Как отмечает Б. Бгажноков, "Желание заслужить славу удачливого наездника, храброго воина, человека неутомимого во всех делах, к тому же гостеприимного и галантного превратилось в господствующую тенденцию жизненных устремлений... это была страсть, близкая к идее фикс". Все спортивные игры были военизированы, демонстрировали воинскую удаль.
Каждый народ должен заниматься тем, что у него лучше всего получается - писал Монтескье. Диаспора, в отличие от тех, кто остался на Кавказе в основном делала карьеру именно в военном деле (начиная от династии мамлюков до современных абхазских, черкесских генералов).
Многие традиционные, проверенные веками тактико-стратегические приемы ведения войны используются и поныне в войнах на Кавказе. Например, мобильность, подвижность, стремление не уходить в глубокую оборону (и абхазы, и чеченцы предпочитают сдавать города, чтобы потом взять их обратно).
Ориентация на мужчин - маскулинность - еще одна черта традиционной культуры, подтверждаемая имущественно-правовыми отношениями, а также половой иерархией в семье и общественных отношениях (что не снимало рыцарского, этикетного, жестко регламентированного уважительного отношения к женщине). Женщины-наездницы, вооруженные и одетые в черкеску, участвовали в набегах, войнах.
Третий пол в традиционной абхазской культуре выбирал себе мужскую роль, костюм, образ жизни и ни в коей мере не наоборот, что является проявлением ценностных установок в обществе.
Этносоциолог Г. Солдатова, говоря о современных процессах на Северном Кавказе, отмечает, что доминирование мужчин в северокавказских культурах - это одна из (возможных) причин радикализации отношений в регионе. Мужчины чаще всего склонны поддерживать насилие как средство социального контроля. Женщина в силу своей природы всегда на стороне мира.
Как такая высокомилитаризованная (поголовно вооруженные люди), воинственная, с воинскими идеалами культура не уничтожила себя, многочисленные (на сравнительно небольшой территории) воинственные народы не истребили друг друга? Но, как писал Ф. Гельдерлин, "где есть опасность, там возникает и спасительное". Народы с высокоразвитой воинской культурой имели в наличии большой арсенал разработанных механизмов миротворчества (к примеру, греческое общество в эпоху демократии). Утеря же таких механизмов, как правило, приводила к деградации, а порой и к исчезновению различных цивилизаций и народов. В целом можно сказать, что высокая этикетность кавказской культуры - оборотная сторона ее воинственности.
Как ни покажется парадоксальным, но в воинской культуре заложено стремление к снижению агрессии и ее упорядочению. Поэтому собственно кавказская культура мира и ненасилия требует пристального внимания. Кавказ относится к коллективистскому типу культур, где внутренняя сила немногочисленных народов и государств была в солидарности. Моральный кодекс носил подлинно коллективный характер. Здесь высшей ценностью было благосостояние общины. Абхазская культура относится к типу культур, где сильны переговорные традиции. Здесь есть специальные культурные нормы, которые работают на сохранение и поддержание мира. При этом внутренняя и внешняя стратегии различаются. Внутри - стремление к гармонии и согласованности действий. Здесь гасят конфликты увещеваниями, шутками, смехом. (Кстати, известный этолог Конрад Лоренц подчеркивал, что смех эволюционно сформировался из переориентированного агрессивного жеста). Убивший своего становится изгоем, неприкасаемым - "амахагя" (высшее преступление, равнозначное предательству Родины).
В милитаризованном обществе, где каждый был вооружен, сама угроза кровной мести была сдерживающим фактором, этим, в некотором роде, объясняется церемониальность, дипломатичность этикетной речевой культуры абхазов. Кровная месть, являясь своего рода системой наказания, могла стать поводом для развязывания небольшой, иногда длительной войны между двумя фамилиями. В конце XIX века Рыбинский писал, что обычай кровной мести среди абхазов имеет распространение "в грандиозных размерах", поскольку "в случае обиды, нанесенной члену одной фамилии, все остальные вступались за него, как будто бы она нанесена каждому из них лично".
Кавказоведы отмечают, что здесь и сегодня сохраняется традиционное правовое сознание и в основе адыгской (абхазо-адыгской. - М.Б.) жизни продолжает лежать принцип примирения, который способствует созданию атмосферы и общего мнения, направленного на сохранение мирных отношений.
Инструменты экономии агрессии. Здесь в рамках морали, традиции и обычаев развивались, поддерживались механизмы, ограничивающие применение силовых методов разрешения противоречий.
В традиционном обществе, если это не касалось базовых потребностей, были собственные инструменты сдерживания агрессии:
- культура ненасильственного разрешения конфликтных ситуаций - институт посредничества (сегодня "примирительные комиссии", "Совет старейшин"), переговоры, разработанные процедуры примирения;
- институты гостеприимства, искусственного родства;
-обучение с раннего детства нормам этикета (речевого, поведенческого), дипломатичности, владению эмоциями, умению не провоцировать физическое и психическое насилие;
-воспитание мальчиков сильными, ловкими, способными защитить свою честь, честь сестры, рода (слабый провоцирует насилие);
-воспитание девочек неконфликтными, терпеливыми, дипломатичными (поскольку женщина сама считается конфликтогеном), хотя их учили умению постоять за себя, владеть оружием;
-недопустимость насилия по отношению к женщинам, детям, старикам - локальное и временное ограничение конфликта;
-разработанные правила поведения во время конфликтов и войн.
Правила в войне. Существуют определенные нормы не только в мирное время, но и во время войн, которая должна вестись по определенным правилам, согласно кавказскому воинскому кодексу, с соблюдением свода неписаных норм.
В отличие от Запада, который культурологи относят к "культуре вины", Кавказ относится к "культуре стыда" (в этом он близок Востоку). Здесь можно и убить, но главное - как?, соблюдая неписаные правила. Абхазская пословица гласит - "врага убей по совести".
Итак, если конфликт оказывался неизбежным, в нем нужно было соблюдать определенные правила (ср. с Международным Гуманитарным Правом): не убивать парламентера, женщин, детей, пленных (нормы обращения с ними), соблюдать нормы в отношении к раненым и погибшим.
Институт кровной мести на Кавказе
Поголовное вооружение, институт кровной мести, то есть неотвратимость возмездия даже после убийства самого человека - все это само по себе уже являлось сдерживающим фактором. Подтверждением этому служат слова Л.Я. Люлье (XIX век), который подчеркивал: "Вообще убийства весьма редки и считаются необыкновенным происшествием в крае... Этот факт тем значительнее, что у горцев можно было бы ожидать весьма частных убийств, как естественного и неизбежного права каждого самому преследовать оскорбителя и мстить врагу лично".
Кровная месть предполагала регламентированные нормы и правила поведения кровников, направленные на упорядочение насилия, раз оно оказалось неизбежным.
В случае кровной мести формы наказания были ограничены: не вешали, не поджигали дома и т.п.
Обязанность соблюдать этикет кровников:
дистанцированность - в общественных местах виновный должен тотчас же уходить, уступать дорогу; право первого выстрела принадлежит потерпевшему и т.п.
Кровная месть не распространялась на женщин и детей, хотя бывало, что они и сами участвовали в мести.
Предусматривались временные и локальные ограничения (на собраниях, свадьбах, на территории святилищ). "В общественных местах враги остаются в границах вежливости и даже оказывают нередко друг другу разные услужливости" - писал этнограф Ш.Д. Инал-ипа.
Порицалось вероломство (убийство из-за угла, из засады без предупреждения, не окликнув); кровомститель не только не скрывал своих намерений, но сам предупреждал врага: "Будь готов, я тебя преследую!"
Встретив своего кровника, кровомститель объявлял ему, что он исполняет свой долг...
К убитому врагу выказывалось внимание; если нужно было, кровомститель прикрывал труп буркой, а лошадь убитого привязывал к дереву. Исполнив священный долг мести, кровомстители шли к могиле тех, за кого мстили, и вслух объявляли о совершившемся отмщении" (М.Б - позволяя себе иногда оплакать погибшего).
Нельзя убивать спящего: "спящий человек подобен мертвому - отсутствует душа".
Совершать возмездие, когда человек беззащитен - безоружен, раздет, купается - не является героизмом.
Право первого выстрела принадлежит потерпевшему; младший может предложить старшему выстрелить первым, но тот, как правило, не пользуется этим.
Над трупом не только не издевались, но обязаны были привести в порядок, сообщить родственникам.
Важно, чем и как убит человек; для мести, как правило, выбирали холодное или огнестрельное оружие (непременно должна была пролиться кровь). Убийство палкой ("как собаку") - это двойное убийство.
Безусловное соблюдение закона гостеприимства, не имеющего исключений - он распространяется и на врагов.
Главное - нельзя убивать человека без вины. После убийства человека совершали определенный ритуал.
Кровная месть играет значительную роль в мотивации поведения и по сей день. Рассказывая о случаях кровной мести во время войны, бывшие комбатанты говорят: "так нельзя, это не по законам мести". Они считали, что война и есть месть (восстановить справедливость, наказать, отомстить за убийства, надругательства, освободить страну). Одна из самых популярных народных песен ХХ века, которую знают все абхазцы, прославляет героя Соломона, героизм которого в том, что он тут же настиг и убил до обеда (успел до заката солнца) убийцу своего брата и, отомстив ему, тем самым, упокоил душу брата.
Одним словом, собственно кавказская и в том числе абхазская культура - это воинская культура: наш традиционный образ жизни, система хозяйствования и жизнеобеспечения, наша система ценностей или иерархия ценностей и т.д. (идеал - воин рыцарь). Наш этикет - это воинский этикет, этикет рыцаря. Культура воинственности предполагал низкий порог насилия. Здесь легко развязать конфликт, задев честь человека.
Значительное место в идейной модели мира занимали честь и слава. В традиционном правосознании высшей ценностью существования, за которую всегда были готовы заплатить жизнью - были честь и достоинство человека. В прошлом в право и обязанность каждого входило преследовать врага лично. Главное богатство, которое человек мог оставить потомству, - славное имя, авторитет. Более того, по абхазскому выражению человек и живет ради чести и достоинства. Страх бесчестия выше страха смерти. Кавказская этикетность - это постоянная демонстрация почтения. Вежливость, обходительность, учтивость, взаимная предупредительность - вот основные требования. Правила речевого этикета - словесное и физическое равнозначно, недопустимость публичного оскорбления.
Наш национальный костюм - это костюм воина, не просто воина, а воина-всадника. Это воин, обвешанный оружием (все свое носит с собой - ему принадлежит только то, что есть с ним). Детали костюма менялись с изменением оружия. Газыри на костюме появились в XVIII веке, с появлением огнестрельного оружия. Эта воинская культура имела свои правила, свод неписаных норм. Нормы войны, как и другие нормы обычного права, здесь в целом неписаные. Но неписаный закон не означает автоматически - недейственный. Ликург говорил: "Самые лучшие законы не те, которые написаны на бумаге, а те, которые записаны в наших умах и сердцах, по которым мы живем".
Оговоримся - любая нормативная культура (писаная или неписаная) знает, что не все следуют правилам, во все времена встречаются нарушители общепринятых норм. Но это приводило к понижению статуса такого человека в обществе. Как минимум, он не становится героем, авторитетным уважаемым человеком, о ком слагались песни (он не добивался своей цели - славы в потомках, тем самым в какой-то мере решив проблему бессмертия).
* * *
Сегодня Кавказ является одной из самых конфликтогенных зон мира.
Высокая культура и интеллект должны способствовать выработке механизмов сдерживания агрессии, многие из которых были известны и соблюдались нашим предками. Решение этого вопроса не может откладываться, это - проблема выживания кавказской культуры.
Нам всем нужно научиться защищать себя и свои интересы, не прибегая к агрессии. Используя потенциал собственной культуры, воспитывать в новом поколении культуру мира и ненасилия, культуру терпимости, в том числе традиционную и всегда характерную для Кавказа - веротерпимость.
На Кавказе, где с молоком матери усваивается принцип - не уклоняться от агрессии, сложно решать проблемы ненасилием, не принимать вызов, поскольку это дело чести, не только собственной,но и всего рода, народа. Здесь веками разработана культура смерти, страх бесчестия выше страха смерти, честь, слава, свободолюбие выше жизни - какая может быть честь в рабстве?
Если же конфликта не удалось избежать, необходимо соблюдать нормы и правила, которые регулируют, ограничивают средства и методы ведения войны. Поскольку за войной рано или поздно последует мир, его ростки, как ни парадоксально, мы должны закладывать, даже находясь в состоянии войны.
Для этого безотлагательно необходимо исследовать и кодификацировать традиционные нормы и правила войны (отражающие систему собственных ценностей) и популяризировать их наряду с международным гуманитарным правом. Данная проблема актуализируется нестабильностью, неурегулированностью многих военных конфликтов, угрозой перерастания в открытую войну тлеющих конфликтов и просто взрывоопасностью Кавказа.
Вопросы и мнения
-В Абхазии при рождении мальчика говорят: "Дай бог тебе женского мужества". Как это понимать? Хотелось бы подробнее узнать о концепции "ахак".
- "Ахак" - это, видимо, то, что уготовано. Я больше говорила об "агунахара". Это - греховность, но не тот перевод, не совсем то.
-Ахак" - это нечто такое, как рок. Можно так перевести?
- Считается, что кровная месть - это не моей рукой совершенная месть. Если человеку удалось отомстить, считается, его настигла рука провидения, рука бога, рука судьбы.
- Как это сформулировать по-абхазски?
- "Тебе не дано твоей судьбой убить меня" или, наоборот, "мне дано убить тебя". Я не уверена, что "ахак" - это абхазское слово.
- Мужественность, буквально переводится как "агуагра", что означает "решимость". Женщина может решиться на такое, на что мужчина может не решиться. Женщина может быть более жестокой и даже убить.
- В старину описано такое упражнение на отчаянность, когда женщины руками доставали из кипящего котла мясо. Это описывалось как чисто женское развлечение, мужчины этим не занимались.
- Женщины демонстрируют отчаянность друг перед другом. Вы замечали, как они берут рукой горячую сковородку?
- А вот мифологическая история, когда парень попросил дать ему огня, девушка взяла уголь рукой из очага, и парень нарочно медленно-медленно закуривает. И на следующий день он прислал за ней сватов. У меня такой вывод: нравственные нормы, особенно те, которые проявляются в зоне риска, в вооруженном конфликте, моделируются прежде всего женщиной, потом транслируются уже на мужской уровень.
- Говоря о том, что насилие можно оставить в каких-то рамках. Что здесь имеется в виду? Можно ли оставить какие-то формы насилия или понизить его степень? Что из насилия можно оставить, а что нельзя? Совсем от него нельзя отказаться?
- Не получается. Во-первых, надо постараться не доводить до насилия. Хотя бы на вербальном уровне. Суметь не переходить на физический уровень насилия.
- Вербальное насилие можно оставить, а физическое нельзя?
- Вербальный уровень тоже должен быть в каких-то рамках. Как только мы перешагиваем какую-то норму, ситуация переходит в эскалацию конфликта. Некоторые формы насилия вообще непозволительны, например на Кавказе нельзя было вешать человека. Но сегодня это уже можно наблюдать.
- Какие нормы можно оставить? Вербальную степень можно оставить?
- До какой-то степени. Люди должны знать, какую черту нельзя переходить. Как только вы задеваете честь, так уже автоматически должны ожидать агрессии. Нельзя посягать на базовые ценности, которых придерживается человек. Например, у тебя отнимают Родину, и ты уже теряешь свою самоидентичность и насилия не избежать.
- Вопрос про этимологию слова "апсы". Это понятно, что как бы "душа". Но вроде бы в этом есть оттенок мертвого. Как в этом контексте перевести "апсны"?
- "Апсны" переводится как "страна душ". Но можно перевести и как "страна мертвых". То и то другое близко к народной этимологии.
- - С оттенком мертвой души?
- Не обязательно мертвой. А что без души? Только камень. Во всем остальном, присутствует "апсы". На самом деле "апсы" - это жизнь. А все живое, природу называют "апсабара".
- Но почему-то море не входит в природу по-абхазски.
- Да, "апсабара" - это все живое, растущее, могущее умереть.
- На самом деле это достаточно распространенная вещь у многих народов.
- Агрессия - это базовый инстинкт, наряду с самосохранением, размножением и утолением голода. Мне кажется, что кавказцы, стихийно чувствуя, что с агрессией бороться практически невозможно, и не делали этого. Они просто старались, чтобы проявления агрессии были максимально ритуализованы, по возможности могли быть переориентированы из действия в демонстрацию. Интересно, что животные, имеющие высокий уровень внутривидовой агрессии, способны к дружбе и к парному браку, любви, - другими словами, к устойчивым отношениям. Слава богу, что на Кавказе люди умели базовые вещи, такие, как инстинкт агрессии, сублимировать, ритуализировать и в основном все-таки проявлять в виде верной дружбы, верной любви - того, что в нас заложено на уровне природы Богом. Поэтому я думаю, что с агрессией не надо бороться, нужно ее проявления максимально ритуализировать, тогда это будет не зло. Этолог Конрад Лоуренц говорит об агрессии: "Так называемое зло".
Убивать, мучить того, кто слабее тебя, издеваться над пленным - не должно быть ни в какие времена.
- - Мне тоже кажется, что те вещи, которые в кавказской культуре существуют, не противоречат друг другу, а наоборот взаимно обуславливают друг друга. Статистически кавказцы воспринимаются как агрессивные или реактивные по своему этнопсихологическому складу люди. В то же время социологические исследования свидетельствуют, что в русских районах Кавказа, возьмем город Прохладный, статистика жестоких, бессмысленных, беспричинных, бытовых убийств очень высока. В кавказской культуре эта беспричинная, жестокая, необъяснимая агрессия считается аномалией. У нас агрессия осмысленная: если человека убивают, то обязательно должны знать за что. Месть должна быть справедливой. Убийство должно быть оправдано морально. Если этого нет, такое убийство давит, оно может морально убить самого убийцу. А если он совершил морально оправданное убийство - отомстил за честь свою или своей супруги, своей сестры, то оправдывает себя и гордится этим убийством. Этот психологический момент предстоит еще исследовать.
- Я хочу предостеречь вас всех от некоторого кавказского самолюбования, которое, мне кажется, на нашей конференции ярко проявилось. Какие мы все благородные, какие мы все прекрасные, замечательные и т.д. По возможности нужно относиться к себе, как говорили древние, "с крупинкой соли", то есть с юмором, с иронией постоянно напоминая себе, что мы хотели бы быть такими и поэтому мы создаем мифы о том, что мы такие благородные, но на самом деле мы вовсе не такие. И каждое мотивированное убийство ведь имеет своей причиной немотивированное убийство. Поэтому общее число немотивированных убийств в кавказской культуре, наверное, все-таки больше, чем мотивированных. И с этой же точки зрения - я понимаю, что стучаться в наглухо запертую дверь не очень благодарное занятие, но видит бог, стараюсь быть более или менее объективным - абхазам я сочувствую больше, чем грузинам, хотя бы исходя из принципа, что маленьких нельзя обижать. И все же мне показалось шокирующим заявление, что двое-трое грузин готовы покаяться, но они в ответ ждут и от нас покаяния. Но не дождутся. Вопрос: ведь абхазское насилие по отношению к грузинам было, конечно, ответным насилием. Хотя 14 августа 1992 года предшествовала долгая цепь меньших насилий и разбираться в том, кто первый сказал "дурак", сложное и неблагодарное занятие. Но если мы возьмем цепочку событий после 14 августа, то абхазское ответное насилие было более агрессивным, более массовым, чем грузинское насилие - при всем его безобразном, гнусном характере. И исход или бегство грузин из Абхазии было поставлено так организованно, что отнюдь не соответствуют замечательным рыцарским нормам и понятиям. Так почему в абхазском обществе нет попыток такого осмысления событий? У людей которые ни сном, ни духом не были повинны в конфликте ни с той, ни с другой стороны - сожжены дома, библиотеки, родственники убиты. Есть ли в абхазском обществе перспектива осознания того, что абхазская сторона не является безвинной жертвой и что конфликт уравнял обе стороны, и обе стороны могут с обильно омытым кровью лицом и со смытым кровью с рук бесчестием садиться в конце концов как равноправные стороны за стол переговоров?
- Я считаю, что нельзя заниматься самолюбованием. Говоря о более агрессивном поведении абхазов во время войны, нужно отметить, что это была ответная агрессия, которую я не оправдываю. Больше агрессии было в той части Абхазии, где шла партизанская война, чем в той части, где воевала регулярная армия.
И второй вопрос. Когда мы говорим об исходе грузин, то имеем в виду 27 сентября, когда солдаты только входили в город. Только абхазы вошли в город, и начался массовый исход.
- Основная масса жертв - это замерзшие люди, когда они шли по снегу, поскольку им просто не дали возможности идти по нижней приморской нормальной дороге. Это было гражданское население. И это была стратегия абхазского наступления.
- Cтратегия наступления как раз была в том, чтобы дать им возможность уйти. Никто не планировал такого. А если планировали бы, то жертв было бы больше. Их постарались бы окружить и закидать с гор снарядами. Но такой задачи не стояло. Мы должны помнить, что массовый исход был, когда армия начала входить в город. Армия еще не вошла в город, когда они начали уходить. Это было результатом мифов грузин о том, что в Гаграх абхазы и чеченцы играли в футбол отрубленными головами. Этот миф против них и послужил. С другой стороны, я не знаю народа, который вышел бы из войны безвинным. Раз уже дело дошло до войны, то без вины никак не выйти и виноваты обе стороны.
Мы только сейчас начинаем ощущать, что с нами начинают разговаривать на позициях равноправия. До этого такого не было. Все время у Грузии была установка на то, что они нам что-то дадут: "мы вам дадим автономию, вы наши младшие братья". Сегодня, когда мы начинаем говорить с равноправных позиций, я думаю, что, может быть, придем к пониманию друг друга и, может быть, завтра начнем каяться. Но это не происходит так быстро. А когда я говорила о том, что они ждут от нас покаяния и не дождутся, я имела в виду ощущения комбатантов. Почему они себя не считают виновными? Почему с абхазской стороны у комбатантов меньше посттравматического синдрома, чем с другой, - даже у тех, кто остался инвалидом после войны? Просто они считают, что это был вопрос жизни и смерти. Вопрос стоял так: грузинский генерал приказывает убить всех 99 тысяч абхазов и поэтому у абхазского комбатанта не было выбора поступать по-другому.
- Насколько мне известно, вопрос ставится так, что с грузинской стороны один из участников согласился с тем, что они готовы покаяться. И спрашивал во время дискуссии у участников с абхазской стороны, готовы ли они сделать то же самое. Ответ был приблизительно такой, что "процесс покаяния для каждого человека и для группы людей, а, может быть, даже для народа поначалу и на каком-то этапе - это глубоко внутренний процесс и не надо делать его публичным".
- Мне рассказывали, что на женской конференции в Абхазии в ноябре одна из ее участниц в своем доме накрыла стол и пригласила абхазских и грузинских женщин. Когда кто-то из абхазских женщин предложил помянуть погибших, то она сказала: "Помянем и тех тоже". Это было проявление высоты отдельного человека и мы, наверное, все придем к этой высоте, если даст нам Бог.
- Я был в этом году несколько раз в Абхазии, и в Грузии. И говорил с разными слоями населения. Я не анализирую, почему это так, но в Грузии в маршрутках семьдесят процентов водителей именно из Абхазии. И когда разговор заходит об этих событиях, то видно, что у них есть вот это чувство покаяния. В Абхазии я такого не слышал. Это, наверное, почва для исследований. А насчет того, чтобы помянуть погибших, то в период самых горячих боев в Южной Осетии за каждым столом только что вернувшиеся из боя говорили о жертвах с обеих сторон.
Марина Барцыц, Абхазский институт гуманитарных исследований
Как отмечают кавказоведы, воинская организация, превратившись в свое время в форму существования, пронизывает всю структуру общественных институтов, материальную и духовную сферы, определяя многие этнопсихологические черты народа.
Многие социально-психологические черты народа уходят корнями именно в военизированный быт. В советской этнографии это явление называлось военной демократией. Кавказоведы единогласно отмечают, что в абхазо-адыгском обществе война имела даже характер промысла (институт набега, в том числе и морские набеги). Война, как говорит Инал-ипа, была регулярной функцией народной жизни, "сродни хлебопашеству" - добавляет Панеш. Войны носили хронический характер и зачастую длились десятилетиями.
Этим объяснялась максимальная милитаризированность общества, когда основная часть населения - все мужчины, начиная с подростков, а зачастую и женщины, были вооружены. "Оружие было постоянной принадлежностью всякого мужчины". "Я никогда не видел человека верхом на коне без ружья", - сказал удивленный черкесский мальчик, увидев невооруженного всадника. Обезоруживание было равносильно моральной смерти (бесчестию). Характерно, что даже в советский период в законодательстве был зафиксирован пункт, позволяющий в виде исключения ношение с национальным костюмом холодного оружия. Первым актом президента Абхазии после окончания войны, было разрешение оставить себе оружие, зарегистрировав его.
По сей день соблюдаются четко разработанные правила обращения с оружием: не направлять на человека, заходя в чужой дом, снимать с себя оружие и отдавать хозяину, чтобы он повесил, куда положено - жест покорности, нельзя без позволения, даже в шутку брать чужое оружие. Оно было чуть ли не единственной личной собственностью мужчины (кроме одежды), почти все остальное - семейное, родовое, общинное. Путешественники отмечали, кавказец может отдать все, кроме оружия и коня.
Кавказцев часто называют людьми в черкесках. Так вот, эта самая черкеска является воинским костюмом наездника, все детали которого имеют функциональное военное значение (воину принадлежит только то, что с ним, все, что нужно, он носит с собой (ср. газыри - это современный лифчик для патронов). Не случайно костюм, считающийся и сегодня национальным, у абхазов тоже военный - сапоги, галифе, китель и папаха.
Материальная культура, продукция традиционного ремесленного производства - в основном оружие, свидетельствует о воинских ценностях.
Вся система жизнеобеспечения была подчинена потребностям военизированного общества (например, постройка домов, имеющих задние двери в никуда на втором этаже вплоть до 70-х годов ХХ века). Абхазский этикет, как и в целом адыгский, - это воинский этикет. Этнический идеал - образ рыцаря-воина. Жажда славы, воинская доблесть, честь, которая была дороже смерти (воздаяние за все это славой, а значит бессмертием на земле, и славой, которую он завоевывал и для своих потомков, родственников (в отличие от религиозного воздаяния на том свете, после смерти). Как отмечает Б. Бгажноков, "Желание заслужить славу удачливого наездника, храброго воина, человека неутомимого во всех делах, к тому же гостеприимного и галантного превратилось в господствующую тенденцию жизненных устремлений... это была страсть, близкая к идее фикс". Все спортивные игры были военизированы, демонстрировали воинскую удаль.
Каждый народ должен заниматься тем, что у него лучше всего получается - писал Монтескье. Диаспора, в отличие от тех, кто остался на Кавказе в основном делала карьеру именно в военном деле (начиная от династии мамлюков до современных абхазских, черкесских генералов).
Многие традиционные, проверенные веками тактико-стратегические приемы ведения войны используются и поныне в войнах на Кавказе. Например, мобильность, подвижность, стремление не уходить в глубокую оборону (и абхазы, и чеченцы предпочитают сдавать города, чтобы потом взять их обратно).
Ориентация на мужчин - маскулинность - еще одна черта традиционной культуры, подтверждаемая имущественно-правовыми отношениями, а также половой иерархией в семье и общественных отношениях (что не снимало рыцарского, этикетного, жестко регламентированного уважительного отношения к женщине). Женщины-наездницы, вооруженные и одетые в черкеску, участвовали в набегах, войнах.
Третий пол в традиционной абхазской культуре выбирал себе мужскую роль, костюм, образ жизни и ни в коей мере не наоборот, что является проявлением ценностных установок в обществе.
Этносоциолог Г. Солдатова, говоря о современных процессах на Северном Кавказе, отмечает, что доминирование мужчин в северокавказских культурах - это одна из (возможных) причин радикализации отношений в регионе. Мужчины чаще всего склонны поддерживать насилие как средство социального контроля. Женщина в силу своей природы всегда на стороне мира.
Как такая высокомилитаризованная (поголовно вооруженные люди), воинственная, с воинскими идеалами культура не уничтожила себя, многочисленные (на сравнительно небольшой территории) воинственные народы не истребили друг друга? Но, как писал Ф. Гельдерлин, "где есть опасность, там возникает и спасительное". Народы с высокоразвитой воинской культурой имели в наличии большой арсенал разработанных механизмов миротворчества (к примеру, греческое общество в эпоху демократии). Утеря же таких механизмов, как правило, приводила к деградации, а порой и к исчезновению различных цивилизаций и народов. В целом можно сказать, что высокая этикетность кавказской культуры - оборотная сторона ее воинственности.
Как ни покажется парадоксальным, но в воинской культуре заложено стремление к снижению агрессии и ее упорядочению. Поэтому собственно кавказская культура мира и ненасилия требует пристального внимания. Кавказ относится к коллективистскому типу культур, где внутренняя сила немногочисленных народов и государств была в солидарности. Моральный кодекс носил подлинно коллективный характер. Здесь высшей ценностью было благосостояние общины. Абхазская культура относится к типу культур, где сильны переговорные традиции. Здесь есть специальные культурные нормы, которые работают на сохранение и поддержание мира. При этом внутренняя и внешняя стратегии различаются. Внутри - стремление к гармонии и согласованности действий. Здесь гасят конфликты увещеваниями, шутками, смехом. (Кстати, известный этолог Конрад Лоренц подчеркивал, что смех эволюционно сформировался из переориентированного агрессивного жеста). Убивший своего становится изгоем, неприкасаемым - "амахагя" (высшее преступление, равнозначное предательству Родины).
В милитаризованном обществе, где каждый был вооружен, сама угроза кровной мести была сдерживающим фактором, этим, в некотором роде, объясняется церемониальность, дипломатичность этикетной речевой культуры абхазов. Кровная месть, являясь своего рода системой наказания, могла стать поводом для развязывания небольшой, иногда длительной войны между двумя фамилиями. В конце XIX века Рыбинский писал, что обычай кровной мести среди абхазов имеет распространение "в грандиозных размерах", поскольку "в случае обиды, нанесенной члену одной фамилии, все остальные вступались за него, как будто бы она нанесена каждому из них лично".
Кавказоведы отмечают, что здесь и сегодня сохраняется традиционное правовое сознание и в основе адыгской (абхазо-адыгской. - М.Б.) жизни продолжает лежать принцип примирения, который способствует созданию атмосферы и общего мнения, направленного на сохранение мирных отношений.
Инструменты экономии агрессии. Здесь в рамках морали, традиции и обычаев развивались, поддерживались механизмы, ограничивающие применение силовых методов разрешения противоречий.
В традиционном обществе, если это не касалось базовых потребностей, были собственные инструменты сдерживания агрессии:
- культура ненасильственного разрешения конфликтных ситуаций - институт посредничества (сегодня "примирительные комиссии", "Совет старейшин"), переговоры, разработанные процедуры примирения;
- институты гостеприимства, искусственного родства;
-обучение с раннего детства нормам этикета (речевого, поведенческого), дипломатичности, владению эмоциями, умению не провоцировать физическое и психическое насилие;
-воспитание мальчиков сильными, ловкими, способными защитить свою честь, честь сестры, рода (слабый провоцирует насилие);
-воспитание девочек неконфликтными, терпеливыми, дипломатичными (поскольку женщина сама считается конфликтогеном), хотя их учили умению постоять за себя, владеть оружием;
-недопустимость насилия по отношению к женщинам, детям, старикам - локальное и временное ограничение конфликта;
-разработанные правила поведения во время конфликтов и войн.
Правила в войне. Существуют определенные нормы не только в мирное время, но и во время войн, которая должна вестись по определенным правилам, согласно кавказскому воинскому кодексу, с соблюдением свода неписаных норм.
В отличие от Запада, который культурологи относят к "культуре вины", Кавказ относится к "культуре стыда" (в этом он близок Востоку). Здесь можно и убить, но главное - как?, соблюдая неписаные правила. Абхазская пословица гласит - "врага убей по совести".
Итак, если конфликт оказывался неизбежным, в нем нужно было соблюдать определенные правила (ср. с Международным Гуманитарным Правом): не убивать парламентера, женщин, детей, пленных (нормы обращения с ними), соблюдать нормы в отношении к раненым и погибшим.
Институт кровной мести на Кавказе
Поголовное вооружение, институт кровной мести, то есть неотвратимость возмездия даже после убийства самого человека - все это само по себе уже являлось сдерживающим фактором. Подтверждением этому служат слова Л.Я. Люлье (XIX век), который подчеркивал: "Вообще убийства весьма редки и считаются необыкновенным происшествием в крае... Этот факт тем значительнее, что у горцев можно было бы ожидать весьма частных убийств, как естественного и неизбежного права каждого самому преследовать оскорбителя и мстить врагу лично".
Кровная месть предполагала регламентированные нормы и правила поведения кровников, направленные на упорядочение насилия, раз оно оказалось неизбежным.
В случае кровной мести формы наказания были ограничены: не вешали, не поджигали дома и т.п.
Обязанность соблюдать этикет кровников:
дистанцированность - в общественных местах виновный должен тотчас же уходить, уступать дорогу; право первого выстрела принадлежит потерпевшему и т.п.
Кровная месть не распространялась на женщин и детей, хотя бывало, что они и сами участвовали в мести.
Предусматривались временные и локальные ограничения (на собраниях, свадьбах, на территории святилищ). "В общественных местах враги остаются в границах вежливости и даже оказывают нередко друг другу разные услужливости" - писал этнограф Ш.Д. Инал-ипа.
Порицалось вероломство (убийство из-за угла, из засады без предупреждения, не окликнув); кровомститель не только не скрывал своих намерений, но сам предупреждал врага: "Будь готов, я тебя преследую!"
Встретив своего кровника, кровомститель объявлял ему, что он исполняет свой долг...
К убитому врагу выказывалось внимание; если нужно было, кровомститель прикрывал труп буркой, а лошадь убитого привязывал к дереву. Исполнив священный долг мести, кровомстители шли к могиле тех, за кого мстили, и вслух объявляли о совершившемся отмщении" (М.Б - позволяя себе иногда оплакать погибшего).
Нельзя убивать спящего: "спящий человек подобен мертвому - отсутствует душа".
Совершать возмездие, когда человек беззащитен - безоружен, раздет, купается - не является героизмом.
Право первого выстрела принадлежит потерпевшему; младший может предложить старшему выстрелить первым, но тот, как правило, не пользуется этим.
Над трупом не только не издевались, но обязаны были привести в порядок, сообщить родственникам.
Важно, чем и как убит человек; для мести, как правило, выбирали холодное или огнестрельное оружие (непременно должна была пролиться кровь). Убийство палкой ("как собаку") - это двойное убийство.
Безусловное соблюдение закона гостеприимства, не имеющего исключений - он распространяется и на врагов.
Главное - нельзя убивать человека без вины. После убийства человека совершали определенный ритуал.
Кровная месть играет значительную роль в мотивации поведения и по сей день. Рассказывая о случаях кровной мести во время войны, бывшие комбатанты говорят: "так нельзя, это не по законам мести". Они считали, что война и есть месть (восстановить справедливость, наказать, отомстить за убийства, надругательства, освободить страну). Одна из самых популярных народных песен ХХ века, которую знают все абхазцы, прославляет героя Соломона, героизм которого в том, что он тут же настиг и убил до обеда (успел до заката солнца) убийцу своего брата и, отомстив ему, тем самым, упокоил душу брата.
Одним словом, собственно кавказская и в том числе абхазская культура - это воинская культура: наш традиционный образ жизни, система хозяйствования и жизнеобеспечения, наша система ценностей или иерархия ценностей и т.д. (идеал - воин рыцарь). Наш этикет - это воинский этикет, этикет рыцаря. Культура воинственности предполагал низкий порог насилия. Здесь легко развязать конфликт, задев честь человека.
Значительное место в идейной модели мира занимали честь и слава. В традиционном правосознании высшей ценностью существования, за которую всегда были готовы заплатить жизнью - были честь и достоинство человека. В прошлом в право и обязанность каждого входило преследовать врага лично. Главное богатство, которое человек мог оставить потомству, - славное имя, авторитет. Более того, по абхазскому выражению человек и живет ради чести и достоинства. Страх бесчестия выше страха смерти. Кавказская этикетность - это постоянная демонстрация почтения. Вежливость, обходительность, учтивость, взаимная предупредительность - вот основные требования. Правила речевого этикета - словесное и физическое равнозначно, недопустимость публичного оскорбления.
Наш национальный костюм - это костюм воина, не просто воина, а воина-всадника. Это воин, обвешанный оружием (все свое носит с собой - ему принадлежит только то, что есть с ним). Детали костюма менялись с изменением оружия. Газыри на костюме появились в XVIII веке, с появлением огнестрельного оружия. Эта воинская культура имела свои правила, свод неписаных норм. Нормы войны, как и другие нормы обычного права, здесь в целом неписаные. Но неписаный закон не означает автоматически - недейственный. Ликург говорил: "Самые лучшие законы не те, которые написаны на бумаге, а те, которые записаны в наших умах и сердцах, по которым мы живем".
Оговоримся - любая нормативная культура (писаная или неписаная) знает, что не все следуют правилам, во все времена встречаются нарушители общепринятых норм. Но это приводило к понижению статуса такого человека в обществе. Как минимум, он не становится героем, авторитетным уважаемым человеком, о ком слагались песни (он не добивался своей цели - славы в потомках, тем самым в какой-то мере решив проблему бессмертия).
* * *
Сегодня Кавказ является одной из самых конфликтогенных зон мира.
Высокая культура и интеллект должны способствовать выработке механизмов сдерживания агрессии, многие из которых были известны и соблюдались нашим предками. Решение этого вопроса не может откладываться, это - проблема выживания кавказской культуры.
Нам всем нужно научиться защищать себя и свои интересы, не прибегая к агрессии. Используя потенциал собственной культуры, воспитывать в новом поколении культуру мира и ненасилия, культуру терпимости, в том числе традиционную и всегда характерную для Кавказа - веротерпимость.
На Кавказе, где с молоком матери усваивается принцип - не уклоняться от агрессии, сложно решать проблемы ненасилием, не принимать вызов, поскольку это дело чести, не только собственной,но и всего рода, народа. Здесь веками разработана культура смерти, страх бесчестия выше страха смерти, честь, слава, свободолюбие выше жизни - какая может быть честь в рабстве?
Если же конфликта не удалось избежать, необходимо соблюдать нормы и правила, которые регулируют, ограничивают средства и методы ведения войны. Поскольку за войной рано или поздно последует мир, его ростки, как ни парадоксально, мы должны закладывать, даже находясь в состоянии войны.
Для этого безотлагательно необходимо исследовать и кодификацировать традиционные нормы и правила войны (отражающие систему собственных ценностей) и популяризировать их наряду с международным гуманитарным правом. Данная проблема актуализируется нестабильностью, неурегулированностью многих военных конфликтов, угрозой перерастания в открытую войну тлеющих конфликтов и просто взрывоопасностью Кавказа.
Вопросы и мнения
-В Абхазии при рождении мальчика говорят: "Дай бог тебе женского мужества". Как это понимать? Хотелось бы подробнее узнать о концепции "ахак".
- "Ахак" - это, видимо, то, что уготовано. Я больше говорила об "агунахара". Это - греховность, но не тот перевод, не совсем то.
-Ахак" - это нечто такое, как рок. Можно так перевести?
- Считается, что кровная месть - это не моей рукой совершенная месть. Если человеку удалось отомстить, считается, его настигла рука провидения, рука бога, рука судьбы.
- Как это сформулировать по-абхазски?
- "Тебе не дано твоей судьбой убить меня" или, наоборот, "мне дано убить тебя". Я не уверена, что "ахак" - это абхазское слово.
- Мужественность, буквально переводится как "агуагра", что означает "решимость". Женщина может решиться на такое, на что мужчина может не решиться. Женщина может быть более жестокой и даже убить.
- В старину описано такое упражнение на отчаянность, когда женщины руками доставали из кипящего котла мясо. Это описывалось как чисто женское развлечение, мужчины этим не занимались.
- Женщины демонстрируют отчаянность друг перед другом. Вы замечали, как они берут рукой горячую сковородку?
- А вот мифологическая история, когда парень попросил дать ему огня, девушка взяла уголь рукой из очага, и парень нарочно медленно-медленно закуривает. И на следующий день он прислал за ней сватов. У меня такой вывод: нравственные нормы, особенно те, которые проявляются в зоне риска, в вооруженном конфликте, моделируются прежде всего женщиной, потом транслируются уже на мужской уровень.
- Говоря о том, что насилие можно оставить в каких-то рамках. Что здесь имеется в виду? Можно ли оставить какие-то формы насилия или понизить его степень? Что из насилия можно оставить, а что нельзя? Совсем от него нельзя отказаться?
- Не получается. Во-первых, надо постараться не доводить до насилия. Хотя бы на вербальном уровне. Суметь не переходить на физический уровень насилия.
- Вербальное насилие можно оставить, а физическое нельзя?
- Вербальный уровень тоже должен быть в каких-то рамках. Как только мы перешагиваем какую-то норму, ситуация переходит в эскалацию конфликта. Некоторые формы насилия вообще непозволительны, например на Кавказе нельзя было вешать человека. Но сегодня это уже можно наблюдать.
- Какие нормы можно оставить? Вербальную степень можно оставить?
- До какой-то степени. Люди должны знать, какую черту нельзя переходить. Как только вы задеваете честь, так уже автоматически должны ожидать агрессии. Нельзя посягать на базовые ценности, которых придерживается человек. Например, у тебя отнимают Родину, и ты уже теряешь свою самоидентичность и насилия не избежать.
- Вопрос про этимологию слова "апсы". Это понятно, что как бы "душа". Но вроде бы в этом есть оттенок мертвого. Как в этом контексте перевести "апсны"?
- "Апсны" переводится как "страна душ". Но можно перевести и как "страна мертвых". То и то другое близко к народной этимологии.
- - С оттенком мертвой души?
- Не обязательно мертвой. А что без души? Только камень. Во всем остальном, присутствует "апсы". На самом деле "апсы" - это жизнь. А все живое, природу называют "апсабара".
- Но почему-то море не входит в природу по-абхазски.
- Да, "апсабара" - это все живое, растущее, могущее умереть.
- На самом деле это достаточно распространенная вещь у многих народов.
- Агрессия - это базовый инстинкт, наряду с самосохранением, размножением и утолением голода. Мне кажется, что кавказцы, стихийно чувствуя, что с агрессией бороться практически невозможно, и не делали этого. Они просто старались, чтобы проявления агрессии были максимально ритуализованы, по возможности могли быть переориентированы из действия в демонстрацию. Интересно, что животные, имеющие высокий уровень внутривидовой агрессии, способны к дружбе и к парному браку, любви, - другими словами, к устойчивым отношениям. Слава богу, что на Кавказе люди умели базовые вещи, такие, как инстинкт агрессии, сублимировать, ритуализировать и в основном все-таки проявлять в виде верной дружбы, верной любви - того, что в нас заложено на уровне природы Богом. Поэтому я думаю, что с агрессией не надо бороться, нужно ее проявления максимально ритуализировать, тогда это будет не зло. Этолог Конрад Лоуренц говорит об агрессии: "Так называемое зло".
Убивать, мучить того, кто слабее тебя, издеваться над пленным - не должно быть ни в какие времена.
- - Мне тоже кажется, что те вещи, которые в кавказской культуре существуют, не противоречат друг другу, а наоборот взаимно обуславливают друг друга. Статистически кавказцы воспринимаются как агрессивные или реактивные по своему этнопсихологическому складу люди. В то же время социологические исследования свидетельствуют, что в русских районах Кавказа, возьмем город Прохладный, статистика жестоких, бессмысленных, беспричинных, бытовых убийств очень высока. В кавказской культуре эта беспричинная, жестокая, необъяснимая агрессия считается аномалией. У нас агрессия осмысленная: если человека убивают, то обязательно должны знать за что. Месть должна быть справедливой. Убийство должно быть оправдано морально. Если этого нет, такое убийство давит, оно может морально убить самого убийцу. А если он совершил морально оправданное убийство - отомстил за честь свою или своей супруги, своей сестры, то оправдывает себя и гордится этим убийством. Этот психологический момент предстоит еще исследовать.
- Я хочу предостеречь вас всех от некоторого кавказского самолюбования, которое, мне кажется, на нашей конференции ярко проявилось. Какие мы все благородные, какие мы все прекрасные, замечательные и т.д. По возможности нужно относиться к себе, как говорили древние, "с крупинкой соли", то есть с юмором, с иронией постоянно напоминая себе, что мы хотели бы быть такими и поэтому мы создаем мифы о том, что мы такие благородные, но на самом деле мы вовсе не такие. И каждое мотивированное убийство ведь имеет своей причиной немотивированное убийство. Поэтому общее число немотивированных убийств в кавказской культуре, наверное, все-таки больше, чем мотивированных. И с этой же точки зрения - я понимаю, что стучаться в наглухо запертую дверь не очень благодарное занятие, но видит бог, стараюсь быть более или менее объективным - абхазам я сочувствую больше, чем грузинам, хотя бы исходя из принципа, что маленьких нельзя обижать. И все же мне показалось шокирующим заявление, что двое-трое грузин готовы покаяться, но они в ответ ждут и от нас покаяния. Но не дождутся. Вопрос: ведь абхазское насилие по отношению к грузинам было, конечно, ответным насилием. Хотя 14 августа 1992 года предшествовала долгая цепь меньших насилий и разбираться в том, кто первый сказал "дурак", сложное и неблагодарное занятие. Но если мы возьмем цепочку событий после 14 августа, то абхазское ответное насилие было более агрессивным, более массовым, чем грузинское насилие - при всем его безобразном, гнусном характере. И исход или бегство грузин из Абхазии было поставлено так организованно, что отнюдь не соответствуют замечательным рыцарским нормам и понятиям. Так почему в абхазском обществе нет попыток такого осмысления событий? У людей которые ни сном, ни духом не были повинны в конфликте ни с той, ни с другой стороны - сожжены дома, библиотеки, родственники убиты. Есть ли в абхазском обществе перспектива осознания того, что абхазская сторона не является безвинной жертвой и что конфликт уравнял обе стороны, и обе стороны могут с обильно омытым кровью лицом и со смытым кровью с рук бесчестием садиться в конце концов как равноправные стороны за стол переговоров?
- Я считаю, что нельзя заниматься самолюбованием. Говоря о более агрессивном поведении абхазов во время войны, нужно отметить, что это была ответная агрессия, которую я не оправдываю. Больше агрессии было в той части Абхазии, где шла партизанская война, чем в той части, где воевала регулярная армия.
И второй вопрос. Когда мы говорим об исходе грузин, то имеем в виду 27 сентября, когда солдаты только входили в город. Только абхазы вошли в город, и начался массовый исход.
- Основная масса жертв - это замерзшие люди, когда они шли по снегу, поскольку им просто не дали возможности идти по нижней приморской нормальной дороге. Это было гражданское население. И это была стратегия абхазского наступления.
- Cтратегия наступления как раз была в том, чтобы дать им возможность уйти. Никто не планировал такого. А если планировали бы, то жертв было бы больше. Их постарались бы окружить и закидать с гор снарядами. Но такой задачи не стояло. Мы должны помнить, что массовый исход был, когда армия начала входить в город. Армия еще не вошла в город, когда они начали уходить. Это было результатом мифов грузин о том, что в Гаграх абхазы и чеченцы играли в футбол отрубленными головами. Этот миф против них и послужил. С другой стороны, я не знаю народа, который вышел бы из войны безвинным. Раз уже дело дошло до войны, то без вины никак не выйти и виноваты обе стороны.
Мы только сейчас начинаем ощущать, что с нами начинают разговаривать на позициях равноправия. До этого такого не было. Все время у Грузии была установка на то, что они нам что-то дадут: "мы вам дадим автономию, вы наши младшие братья". Сегодня, когда мы начинаем говорить с равноправных позиций, я думаю, что, может быть, придем к пониманию друг друга и, может быть, завтра начнем каяться. Но это не происходит так быстро. А когда я говорила о том, что они ждут от нас покаяния и не дождутся, я имела в виду ощущения комбатантов. Почему они себя не считают виновными? Почему с абхазской стороны у комбатантов меньше посттравматического синдрома, чем с другой, - даже у тех, кто остался инвалидом после войны? Просто они считают, что это был вопрос жизни и смерти. Вопрос стоял так: грузинский генерал приказывает убить всех 99 тысяч абхазов и поэтому у абхазского комбатанта не было выбора поступать по-другому.
- Насколько мне известно, вопрос ставится так, что с грузинской стороны один из участников согласился с тем, что они готовы покаяться. И спрашивал во время дискуссии у участников с абхазской стороны, готовы ли они сделать то же самое. Ответ был приблизительно такой, что "процесс покаяния для каждого человека и для группы людей, а, может быть, даже для народа поначалу и на каком-то этапе - это глубоко внутренний процесс и не надо делать его публичным".
- Мне рассказывали, что на женской конференции в Абхазии в ноябре одна из ее участниц в своем доме накрыла стол и пригласила абхазских и грузинских женщин. Когда кто-то из абхазских женщин предложил помянуть погибших, то она сказала: "Помянем и тех тоже". Это было проявление высоты отдельного человека и мы, наверное, все придем к этой высоте, если даст нам Бог.
- Я был в этом году несколько раз в Абхазии, и в Грузии. И говорил с разными слоями населения. Я не анализирую, почему это так, но в Грузии в маршрутках семьдесят процентов водителей именно из Абхазии. И когда разговор заходит об этих событиях, то видно, что у них есть вот это чувство покаяния. В Абхазии я такого не слышал. Это, наверное, почва для исследований. А насчет того, чтобы помянуть погибших, то в период самых горячих боев в Южной Осетии за каждым столом только что вернувшиеся из боя говорили о жертвах с обеих сторон.
Марина Барцыц, Абхазский институт гуманитарных исследований
Комментарии 0