Выселение адыгов Западной Черкесии в Османскую Империю в период с 1862 по 1865 годы: определяющие факторы процесса

Выселение проводилось войсками в условиях боевых действий путем вытеснения населения из гор к берегу Черного моря. В этот период (1862–1864) произошла депортация подавляющего большинства черкесов Северо-Западного Кавказа.

В сентябре 1861 г. состоялась встреча российского императора Александра II c черкесскими депутатами (от шапсугов, абадзехов, убыхов и, возможно, натухайцев), на которой им был предъявлен ультиматум – в течение месяца оставить свои земли и выселиться туда, куда им укажет царское правительство. В противном случае с первых чисел октября войска возобновляли широкомасштабные военные действия, со всеми вытекающими последствиями (уничтожением сопротивляющихся, захватом мирного населения в качестве военнопленных, уничтожением жилищ, посевов, угоном скота).

Подавляющее большинство черкесов отвергло российский ультиматум; не собиралось оставлять Родину, и было решительно настроено защищать свои земли. Только, примерно, 60 тысяч из них согласилось переселиться на Кубанскую низменность. Остальное черкесское население, исчислявшееся в сотни тысяч человек, оставалось на территории между Белореченской кордонной линией и побережьем Черного моря.

В числе этого населения кроме натухайцев, абадзехов, шапсугов и убыхов, были абазины северного и южного склонов Кавказского хребта, а также части вытесненных сюда ранее «беглых» кабардинцев, мохошевцев, егерукаевцев, темиргоевцев и представителей других локальных групп черкесов. Данная территория не контролировалась российскими войсками – её завоевание и изгнание жившего на ней населения должны были проходить одновременно.

На самом черноморском побережье под российским контролем к 1860 г. оставались только укрепление Константиновское (бывший Новороссийск) и Тамань. Само побережье международными соглашениями признавалось принадлежащим России и блокировалось крейсирующей вдоль берега Черного моря эскадрой. С 1829 г. черноморское побережье Кавказа находилось в блокаде (с перерывом в годы Крымской войны) и все суда, причаливавшие к берегу воюющей Черкесии захватывались как контрабандные. Они подлежали конфискации, а их экипажи подвергались аресту. Ввиду этих обстоятельств имевший место с 1858 по 1861 гг. переселенческий процесс на территорию Османской империи в значительной мере осуществлялся через находившиеся под российским контролем порты, с выдачей мигрантам российских паспортов.

Симптоматично, что уже в этот период, когда масштабы миграции в пределы Османской империи были относительно ограниченными, Порта стала протестовать и требовать от России остановки переселения, ставившего султанское правительство в затруднительное положение. На это российское правительство лицемерно отвечало, что «горцы» получают паспорта для совершения паломничества и оно, уважая их религиозные чувства, не может им запретить выезжать. Хотя долгие годы, еще со времен Ермолова (с 1820-х по 1850-е гг.), правительство ограничивало и препятствовало паломничеству жителей Кавказа к святым местам. Но теперь под видом паломничества происходило выселение нелояльных к российской власти кавказцев, поэтому правительство этому не только не препятствовало, а всячески поощряло. В связи с этим представляет интерес следующий документ. Это письмо командующего Кавказской армией генерал-адъютанта князя Г.Д. Орбелиани к командующему войсками Кубанской области генерал-адъютанту Н.И. Евдокимову от 11-го сентября 1862 г. В нём, в частности, говорится, что «начавшееся в 1858 году переселение мусульман наших в Турцию было предметом весьма деятельной дипломатической переписки нашего правительства с турецким. Рассмотрев эту переписку, я увидел, что Порта не только никогда не изъявляла желания принимать к себе наших выходцев, но постоянно жаловалась на затруднения, в которое ставит их прибытие большими массами. Турецкое министерство неоднократно обращалось через нашего посланника и к нашему министру иностранных дел и к наместнику Кавказскому с настойчивыми просьбами остановить эти переселения. Эти жалобы и требования были нами отклонены под тем предлогом, что правительство наше не выселяет мусульман, а только дает им отпуски для путешествия в Мекку, что по правилам веротерпимости, против которой, вероятно, Турецкое правительство не будет возражать, запрещение подобных отпусков мы не считаем возможным. Так как переселенцы отправлялись на свой счет с отпускными билетами, то турецкое правительство не могло ничего возразить против этой меры, тем более, что и размеры переселения скоро уменьшились. Теперь, когда переселенцы начнут снова прибывать во множестве на судах, зафрахтованных казною, а не на собственный счет, переселение получит совсем иной вид. И мы уже не будем иметь права отклонять жалобы под предлогом столь же благовидным как и прежде». Поэтому было решено, что до тех пор, пока «турецкое правительство согласится принимать переселенцев без ограничения их числа… принять все возможные меры:

1) распоряжения о найме судов имели сколько можно менее гласности.

2) чтобы переселенцы направлялись сколько возможно меньшими партиями, дабы не поставить турецкие власти в затруднительное положение и

3) чтобы на казенный счет перевозимы были только семейства непокорных нам горских обществ, ибо прежде всего мы должны стараться об их удалении».

Как известно, последний проект завоевания закубанской части Черкесии был утвержден на совещании, созванном главнокомандующим Кавказской армией А.И. Барятинским во Владикавказе 3 октября 1860 г. На этом совещании большинством был поддержан план предложенный командующим войсками Кубанской области генерал-адъютантом Н.И. Евдокимовым. План Евдокимова предполагал полное «очищение» Западной Черкесии от адыгов и её заселение казачьим населением. Осуществление этого плана предполагало решение главной проблемы – нахождение новых мест расположения для изгоняемого черкесского населения. Евдокимов убедил Барятинского в возможности удаления черкесов в пределы Османской империи. Как вспоминал А.Л. Зиссерман Евдокимов, «и на левом, и на правом крыле Кавказской линии стоял за систему поселения казаков, что и приводил в исполнение на левом по возможности, а на правом – решительно, для чего и стремился, во что бы то ни стало, выгнать горцев в Турцию…».

Чтобы ускорить решение вопроса о депортации черкесов и предотвратить препятствия со стороны турецкого правительства, в 1860 г. в Стамбул выехал генерал-майор М.Т. Лорис-Меликов. Он добился, согласия Порты на приём черкесских изгнанников «… не разом, а малыми партиями».

С 1862 г. лозунг «поездки на поклонение гробу Магомеда», под которым прикрывалось выселение «горцев» (черкесов, абазин, ногайцев), был отброшен. Теперь, когда военная администрация начала активную деятельность по насильственному выселению черкесов, оно носило характер не эмиграции, а прямой депортации. Именно в этот период интенсивных боевых действий (1862–1864) в Турцию была депортирована основная масса коренного населения Северо-Западного Кавказа. Но так как количество выселяемых исчислялось теперь не десятками, а сотнями тысяч, российскому правительству было необходимо решить ряд организационных вопросов.

Прежде всего, наместником Кавказа была передана просьба русскому поверенному в делах в Константинополе «употребить все усилия к тому, чтобы Порта не препятствовала … в этом деле». Генерал-майор М.Т. Лорис-Меликов поставил в известность всех турецких судовладельцев, что они могут, не опасаясь ареста и даже без таможенного досмотра приставать не только к портам, но и ко всему черноморскому побережью для погрузки черкесов. «Исходя из предложения кавказского начальства, объявлено турецким каботажникам, что русские власти допускают прихода к портам кавказским для отвоза оттуда горцев. Турецкие шкипера ещё боялись отправляться к горцам, но та боязнь вскоре исчезла, когда некоторые из них благополучно вернулись с горцами», – сообщается в письме российского консула в Трапезунде А.Н. Мошнина начальнику Главного штаба Кавказской армии А.П. Карцову. «Главное препятствие к выезду горцев состоит в крайнем недостатке перевозочных средств. На этом основании мы должны… временно изменить наш образ действий, а потому кутаисскому генерал-губернатору генерал-лейтенанту князю Мирскому дано следующее приказание: в виде временной меры сделать распоряжение… турецким судам, хотя бы они имели таможенную контрабанду, не препятствовать приставать к любому пункту берега, населенного горцами, а равно отнюдь не останавливать их, если на обратном пути они будут вести горцев, переселявшихся в Турцию». Так как этих судов было недостаточно для транспортировки скопившейся на берегу моря огромной массы населения было принято решение за счет российской казны зафрахтовать дополнительное количество судов, с тем чтобы ускорить выселение, «…что совершенно согласно с нашими видами и может весьма ускорить окончательное покорение всего Кавказа».

Возникает вопрос, каким образом царское правительство добилось согласия Порты принять изгоняемых черкесов? Мы уже отмечали, что ещё в период с 1858 по 1861 г., когда выселение кавказцев не носило такого массового характера (в этот период переселилось менее 100 тысяч человек) и оно проводилось под видом паломничества, Османское правительство, испытывавшее большие затруднения с приёмом этих переселенцев, неоднократно просило российское руководство остановить этот процесс. Основную массу переселившихся в этот период составляли ногайцы, черкесов среди них было несколько десятков тысяч человек. Теперь же (с 1862) речь шла не о десятках, а о сотнях тысяч переселенцев прибывавших в больших массах в анатолийские порты.

Для того чтобы прояснить, каким образом было получено согласие Порты на принятие изгоняемых черкесов, необходимо коснуться сути так называемого «восточного вопроса» и той сложной геополитической комбинации интересов и противоречий, сложившейся между странами, заинтересованными в нём. Дело в том, что Османская империя в это время находилась в тяжелейшем социально-экономическом и политическом кризисе и фактически утратила возможность проводить самостоятельную внешнюю политику, которая зависела от позиций в «восточном вопросе» Англии, Франции и России. Сам же «восточный вопрос» заключался в том, что огромная Османская империя находилась на грани развала и, если она ещё существовала, то только потому, что три великие державы (Англия, Франция и Россия) не начинали дележа, ввиду того обстоятельства, что каждая из них желала получить «кусок» побольше из бывших османских владений, нежели остальные конкуренты. За многие десятилетия консенсус между ними никак не складывался. Инициирование же раздела даже при несогласии одной стороны было не возможно, так как Турция при этом приобретала в лице этой державы своего союзника. Россия, вначале поддерживавшая идею раздела, с начала XIX в. стала проводить политику, направленную на сохранение Османской империи, дожидаясь складывания для себя более благоприятной внешнеполитической конъюнктуры. Эта политика осуществлялась не только сугубо дипломатическими средствами, но при необходимости с помощью военного вмешательства. Так, в 1798–1799 гг. российский флот помог османам оградить их средиземноморские владения от французской агрессии и предотвратить её распространение на Балканы. В то же время было приостановлено проникновение французского флота в Черное море. Все предложения Франции к России о полном разделе отвергались, так как России было выгодно иметь соседом слабую Турцию, чем Францию, утвердившуюся на развалинах Османской империи.

Об устойчивости данного курса Петербурга свидетельствуют события имевшие место спустя несколько десятилетий. В 1833 г. по просьбе Порты Россия направила к Босфору эскадру с 30-тысячным десантным отрядом с тем, чтобы остановить наступавшие на Стамбул войска египетского паши Мухаммеда-Али.

В 1848 г. совместными усилиями турецкой и русской армий были подавлены народные выступления в Валахии и Молдавии, кстати сказать, православных странах, покровителем которых объявляла себя Российская империя.

Вообще русское правительство проводило двойственную политику в «восточном вопросе». В Петербурге понимали, что развал Османской империи предопределён, но правящие круги России воздерживались от искусственного стимулирования этого процесса и придерживались политики выжидания естественного распада.

В то же время Россия стремилась укрепить своё влияние на Балканах и любое ухудшение положения Османской империи, любой конфликт султана с подвластными княжествами использовала в своих интересах. Таким образом, внутренняя и внешняя политика Порты давно перестала быть делом только султана и его окружения, Россия и европейские державы активно вмешивались и влияли на неё.

Учитывая то обстоятельство, что Турция в значительной степени зависела от России, выступавшей гарантом её целостности и активно влиявшей на внутреннюю и внешнюю политику османского правительства, генералу М.Т. Лорис-Меликову, посланному в Стамбул со специальной миссией, не составило особого труда добиться согласия турецкого руководства на приём черкесских изгнанников. Официальное согласие Порты на приём «горцев» было вынужденным и дано было в результате сильного дипломатического давления, оказанного на неё русским правительством.

Показательно, что после того как Османское правительство к 1865 г., не справляясь по ряду причин, с громадным наплывом переселенцев с Кавказа, официально отказалась их принимать, Петербург проигнорировал все жалобы и продолжал депортацию черкесов.

Таким образом, выселение основной массы черкесского населения Северо-Западного Кавказа произошло в период с 1862 по 1865 гг. (более полумиллиона человек) в результате действий российских войск и носило для них принудительный характер. До 100 тысяч человек (в это число кроме черкесов входят и ногайцы) переселилось со второй половины 1850-х до конца 1861 г. по российским паспортам под видом паломничества в святые места. От 60 до 100 тысяч человек приняло ультиматум, предъявленный русским царём черкесским депутатам 18 сентября 1861 г. и было расселено на Кубанской плоскости.

В официальной дореволюционной, а позднее и в советской историографии события, связанные с изгнанием черкесов с Кавказа, преподносились таким образом, будто у них была реальная альтернатива между переселением в Турцию или на Кубанскую плоскость.

Действительно, основная масса черкесов отвергла ультиматум царского правительства и отказалась переселяться на Кубань под контроль российской администрации, надеясь путем проведения экстренных мер военно-политического, административного и дипломатического характера отстоять свою независимость. Понимая несопоставимость своих сил и наступающей русской армии (под конец войны её численность на Западном Кавказе доходила до 200 тысяч человек*) лидеры черкесского сопротивления соглашались пойти на любые компромиссы в переговорах, при одном условии – оставлении их на местах своего проживания.

Начальник главного штаба Кавказской армии генерал-майор Д.А. Милютин отмечал, что завоевание Кавказа производилось одним из двух способов. «1) Покорение местных жителей с оставлением их на занимаемых землях или 2) отнятием у жителей земель и водворением на них победителей». Первый способ применялся по преимуществу к народам Восточного Кавказа, «к закубанским же черкесам… подобную систему действий, – считал Милютин, – применить невозможно».

Планы изгнания адыгов с территории Западной Черкесии рассматривались российским командованием и раньше, но они в предыдущий период не предполагали удаления всего населения. Вице-адмирал Л.М. Серебряков, считавший, что нельзя надеяться на миролюбивые обещания «легкомысленных» натухайцев, в донесении главнокомандующему на Кавказе от 17 июня 1853 г. писал, что «для покорения земли натухайцев нет другого средства как выгнать их из этого края силою оружия и в то же время устроить в их землях воинственные поселения в большом размере».

С 1861 г. правительство приступило к реализации решения о полном «очищении» от черкесов пространства между Черным морем и Кубанью.

Как выше отмечалось, реализация этого плана предполагала решение ключевой проблемы – нахождения свободных территорий для поселения черкесов, изгоняемых со своих земель. По данным правительства полученным от Магомета-Амина, находившемся на российском содержании с конца 1859 г., численность только абадзехов, шапсугов и убыхов, без учета натухайцев, закубанских кабардинцев, бесленеевцев, темиргоевцев, мохошевцев, егерукаевцев, бжедугов, хатукаевцев, а также различных абазинских обществ, составляла не менее 720 тысяч человек. Исходя из оценки Магомет-Амином численности взрослых и способных к воинской мобилизации мужчин в 360 тысяч человек, можно предположить, что речь шла, примерно о миллионном населении.

Разрабатывались различные проекты решения этой проблемы, предусматривавшие расселение черкесов вне Кавказа, на территории Российской империи. Но все эти проекты были признаны по разным причинам неисполнимыми. Предложенный план вытеснения населения с гор к побережью Черного моря и выселение в Турцию избавлял правительство от решения многих вопросов; ускорял окончание войны и навсегда, как считали тогда, решал проблему безопасности владения Россией Северо-Западным Кавказом. Поэтому переселение на левый берег Кубани, как условие покорности, носило со стороны царского командования декларативный характер, так как оно было заинтересовано в выселении черкесов именно в Турцию и делало для этого всё возможное. Как отмечал А.Л. Зиссерман в своей статье посвященной биографии фельдмаршала А.И. Барятинского, кавказский наместник, вместе с Н.И. Евдокимовым «находили более полезным совсем вытеснить горцев в Турцию, чем переводить их на плоскость, если бы они даже пожелали этого». Ведь войска вытесняли население из гор не в сторону Кубани, а со стороны Кубани к морскому берегу, откуда им уже не оставалось ничего, кроме как уходить в Турцию. Дорога на северный склон Кавказского хребта для них уже была закрыта.

«Горцы» не переселившиеся в своё время на указанные правительством земли, но не желавшие покидать Кавказ, рассматривались как военнопленные и с ними могли поступать соответственно, т.е. они лишались всех личных и гражданских прав. По особым правилам, введенным в ходе Кавказской войны, в качестве военнопленных рассматривалась не только мужская часть населения, ведущая вооруженную борьбу, но и всё гражданское население, включая женщин, детей и стариков. Если пленных воинов отправляли на каторгу или в арестантские роты, то их семьям грозила отправка в Россию и раздача в качестве крепостных в помещичьи хозяйства. Такая перспектива не оставляла черкесам выбора.

Декларативный характер разрешения покорившимся черкесам поселиться на левобережье Кубани особенно явственно проступает на фоне следующих обстоятельств.

Прежде всего, следует указать на то, что на левобережье не было места для поселения многих сотен тысяч черкесов Северо-Западного Кавказа. Те 100 тысяч, которые были поселены здесь с 1861 г., испытывали недостаток хорошей земли, которая была для них единственным источником существования и они, в конечном итоге, в силу созданных для них здесь невыносимых условий для жизни, также впоследствии были принуждены к выселению в Османскую империю. Дело в том, что ещё до принятия нового плана покорения Западного Кавказа в 1860 г., стеснённые кордонными линиями горцы стали уходить далее в горы к независимым ещё черкесам, продолжавшим сопротивление (абадзехам, шапсугам, убыхам). Это приводило к чрезвычайному их поземельному стеснению и некоторые из них вынуждены были выселяться с семьями обратно на плоскость, контролируемую царской администрацией. И уже тогда возникла проблема – куда селить покорившихся «горцев».

Здесь уместно привести один любопытный документ. Это отношение генерал-адъютанта князя А.И. Барятинского к управляющему военным министерством генерал-адъютанту князю Васильчикову от 28 июня 1858 г. за №1005.

«Вопрос о том, что делать с этими выходцами, – говорится в нем, – представляется уже и ныне и нередко ставит местные власти в большое затруднение. Означенные выходцы, удрученные бедствиями всякого рода, которые они должны терпеть в горах, где скопилось враждебное население, являются по временам к русским начальникам и отдаются под их покровительство; но что может предложить им начальник?

– Оставить впереди наших линий значило предать их мести со стороны их единоплеменников, водворить их внутри Ставропольской губернии невозможно, по недостатку там земель (выделено нами. – А.М.), отослать в Сибирь на поселение было бы жестоким наказанием, которое присуждается тем из них, которые обличены в грабеже, убийстве, измене; отправить на Дон для зачисления в казачье сословие также невозможно, потому что горцы добровольно на это не соглашаются. Остается в крайности расселять этих выходцев по мирным аулам, находящимся под непосредственной защитой наших войск, но мера эта обременительная для аулов, становится совсем невозможною при значительном увеличении числа выходцев и в таком случае приходится даже отклонять на время предложения покорности, всё в ожидании желаемого решения означенного трудного вопроса. Так или иначе, но правительство поставлено ныне в необходимость решить этот вопрос: как поступать с теми выходцами из гор, которые, не имея возможности оставаться среди враждебного нам населения, являются с покорностью и просят у нас приюта? Как избегнуть необходимости наказывать таких выходцев наравне с преступниками или отвергать их покорность?».

Одной из мер, сдерживавших рост выходцев из гор на плоскость, было предписание военным начальникам на Линии не принимать покорность отдельных лиц или семейств, пока не будет принята покорность всего общества. Описывая события имевшие место на Западном Кавказе в 1861–1862 гг. В.Д. Скарятин отмечал: «…наше начальство приняло…меру самую решительную: оно отказывается принимать покорность отдельных аулов, пока не покорится всё племя. Мера эта может, с первого взгляда, показаться крайне жестокою; но, во-первых, война имеет свои права: на войне неизбежная необходимость может оправдать многое. Во-вторых,… такая мера поведет к скорейшему окончанию этой жестокой войны, остановить которую, не достигнув окончательной цели, теперь уже невозможно».

Проблема размещения и обустройства покорившихся черкесов становилась всё острее с продолжением войны и особенно с 1861 г., когда было решено совершенно «очистить» пространство между Кубанью и побережьем Черного моря от населявшего его черкесского населения.

В связи с этим и стали возникать различные проекты и предложения размещения «горцев» вне Кавказа. Один из них принадлежал генерал-майору Д.А. Милютину. В докладной записке «К развитию русского казачьего населения на Кавказе и к переселению с Кавказа части туземных племен» Милютин пишет следующее: «…по мере распространения вперёд нашего казачьего населения на земли враждебных нам племён, куда переселять тех горцев, которые вынуждены будут просить пощады и изъявят совершенную покорность? В Ставропольской губернии, как уже было замечено, нет свободных земель, а, напротив того, чувствуется в них недостаток для наделения кочующих магометан; при том, водворение горцев в тылу казачьего населения было бы только разменною с ними мест на Кавказе и отклоняло бы нас от главной цели, к которой мы должны неуклонно направлять наши действия, а именно: к развитию и усилению русского населения Северной покатости Кавказского хребта до решительного сильного перевеса его над живущими там племенами азиятского происхождения, которые и при настоящем числе их внутри края поставляют нас в затруднение содержать внутренние кордонные линии. Таким образом, для поселения тех враждебных племен, которые покоряясь нам безусловно, будут просить нас отвода земель, а также и для поселения выходцев и от непокорных племен, которые с каждым годом будут увеличиваться, по мере стеснения нами враждебного населения необходимо приискать места вне Кавказа».

И далее следует изложение плана переселения части горцев на Дон, а донских казаков на Кавказ. План этот был отвергнут правительством по нескольким причинам. Во-первых, потому что для этого требовались большие финансовые затраты (9 миллионов рублей только на переселение русских поселенцев на Кавказ, не говоря уже о переселении горцев, на водворение которых также требовалась неопределенная сумма).

Во-вторых, предполагалось выселить 80–100 тысяч человек, в то время как, по мнению Донского казачьего атамана генерал-лейтенанта Хомутова: «горцев этих войско Донское может принять к себе отнюдь не более того, сколько будет переселяться с Дону казачьих семейств на Кавказ, т.е. до 200 семейств в год. Причем необходимо зачислять горцев в казаки и расселять сие последние по казачьим станицам уравнительно между сими последними».

«В-третьих, удаление из гор 20 или 30 тысяч душ нисколько не ослабит воинственного духа горцев вместе с тем произведет неблагоприятное к русскому владычеству впечатление вообще среди неприязненных нам племен».

В-четвертых, «…хотя кавказское начальство имеет в виду удалить из Закубанского края не всех туземцев, а только такое число, что бы русский элемент приобрёл там решительный перевес, то подозрительность туземцев пойдет дальше мысли местного начальства и увидит в этой мере непременное намерение правительства изгнать вовсе из Родины всю массу их населения. Потому и должно опасаться, что подобное намерение правительства не останется тайною для горцев, хотя бы исполнение и было отложено, потому что оно обнаружится столь обширным развитием колонизации и самими условиями на которых приниматься будет покорность первых выходцев из гор и что одни слухи о том, не останутся без вредных последствий для спокойствия края». И, наконец, пятый основной довод, выдвинутый против этого проекта, изложил член Государственного Совета генерал-лейтенант Вольф, который считал, «что настоящая мысль предложения переселения горцев на равнины Донской земли есть не покорение, а истребление непокорных кавказских племён, потому что исполнение подобного проекта повело бы к самой воинственной и непримиримой борьбе. Ни один горец не согласиться на предполагаемое переселение и скорее предпочтёт смерть, чем решиться оставить Родину».

По этому плану предполагалось выселить лишь часть западных черкесов – около 80–100 тысяч человек, с тем, чтобы создать численный перевес русского населения над местным. В то время царское правительство ещё не знало точной численности аборигенов Кавказа – считалось, что общая численность «закубанцев» не превышала полмиллиона человек. После изменения плана покорения Западного Кавказа и принятия решения о полном «очищении» от черкесов территории между Кубанью и Черным морем, где бы расселило царское правительство всех изгоняемых со своей земли черкесов? Предложение селиться на Кубанской низменности носило со стороны российского военного руководства декларативный характер, так как уже с 1858 г., как уже отмечалось, местные начальники вынуждены были отказывать в принятии покорности отдельным выходцам из гор в виду отсутствия свободных земель. Тем более что теперь речь шла не о нескольких десятках, а о сотнях тысяч людей.

Нехватка хороших земель вполне объяснима – она уже была роздана казакам, дворянам, чиновникам, переселенцам. Казачий надел, по закону был от 20 до 30 десятин на душу, а дворянский не менее 200 десятин. Черкесам же отводились болотистые, никуда не годные земли по 6 десятин на душу – в полном соответствии с идеологической доктриной автора плана изгнания черкесов с Кавказа графа Евдокимова. Его знаменитый принцип гласил: «Первая филантропия – своим; я считаю себя вправе предоставить горцам лишь то, что останется на их долю после удовлетворения последнего из русских интересов».

В силу указанных выше причин и как уже было отмечено, российское правительство проявляло заинтересованность в выселении черкесов именно в Турцию, так как в этом случае оно получало возможность избавиться от решения многих проблем (земельной, финансовой, военной – содержание значительных военных сил для контроля над нелояльным населением). Достаточно отметить, что на переселение всех черкесов в Турцию российское правительство израсходовало не более 200 тысяч рублей, из них большая часть ушла на фрахтовку судов.

Генерал-майор Д.А. Милютин считал, что чем больше окажется переселенцев за морем, «тем меньше затруднений мы будем иметь при дальнейшем устройстве покоренного края».

Для осуществления плана «очищения» от черкесов занятых ими земель на Северо-Западный Кавказ были стянуты значительные силы, высвободившиеся после покорения Восточного Кавказа. «В последние годы войны на Кавказе, – сообщает в своих воспоминаниях Д.А. Милютин, – мы должны были держать громадные силы: пехоты 172 батальона регулярных, 13 батальонов и 7 сотен иррегулярных; конницы 20 эскадронов драгун, 52 полка, 5 эскадронов и 13 сотен иррегулярных при 242 полевых орудиях. Общий годовой расход на содержание этих войск достигал 30 млн. руб.». По требованию командующего А.И. Барятинского все стрелковые батальоны и роты Кавказской армии, вооруженные новейшими нарезными винтовками, были переданы войскам, действовавшим на Северо-Западном Кавказе. Все аулы между Кубанью и Черным морем планомерно уничтожались вместе с посевами, запасами продовольствия и имуществом. Причем это делалось самым жестоким образом: при штурме селений гибли не только мужчины, но часто женщины, старики и дети. Но, как считал один из участников тех событий И. Дроздов, «…только ужасом и можно было подействовать на воинственных дикарей и выгнать их из неприступных горных трущоб». Стесненные с трёх сторон действиями нескольких крупных отрядов, черкесы с северного склона Кавказского хребта вытеснялись на южный склон, «…оттеснялись к морю, а затем им только и оставалось, что уходить в Турцию».

Военные действия шли беспрерывно на протяжении всех последних нескольких лет Кавказской войны с тем, чтобы черкесы не могли ни засеять, ни убрать урожай, создавать продовольственные запасы. Больше чем во время боевых действий люди гибли от голода и холода, когда в условиях зимы они лишались продовольствия и жилищ. Как это часто бывает, прежде всего, страдало гражданское население: «…не более десятой части погибших, – писал о событиях на Западном Кавказе военный историк Р.А. Фадеев, – пали от оружия; остальные свалились от лишений и суровых зим, проведенных под метелями в лесу и на голых скалах. Особенно пострадала слабая часть населения – женщины и дети. Когда горцы столпились на берегу для отправления в Турцию, по первому взгляду была заметна неестественно малая пропорция женщин и детей против взрослых мужчин. При наших погромах множество людей разбежалось по лесу в одиночку; другие забивались в такие места, где и нога человека прежде не бывала. Разумеется, такие особняки большею частью гибли; но что было делать? Позволяю себе повторить несколько слов графа Евдокимова по этому поводу. Он сказал мне раз: «Я писал графу Сумарокову, для чего он упоминает в каждом донесении о замерзших телах, покрывающих дороги. Разве Великий князь и я этого не знаем?»

Одна из особенностей Кавказской войны была в том, что на гражданское население не распространялись общепринятые в то время правила и право войны. Для оправдания преступных методов войны и сокрытия истинного положения в регионе, а также с целью избежать обвинений со стороны европейских государств в негуманных методах, используемых в ходе оккупации Черкесии, была организована целая информационная кампания. Одним из действенных инструментов, призванных предотвратить попадание в печать материалов правдиво освещающих события тех лет, являлась строгая цензура. Один из очевидцев и участников завершающего этапа Кавказской войны М.И. Венюков, находясь за рубежами империи, писал: «Иностранцы, и в том числе члены английского посольства, упрекают нас за «варварский», по их мнению, способ покорения Западного Кавказа. Вероятно, под влиянием этих-то толков, правительство старается в известиях о Кавказе, печатаемых в газетах, по возможности обходить вопрос о судьбе горцев, выселяемых на равнины или уходящих в Турцию, ограничиваясь только изображением тех успехов, которая делает наша колонизация. Военный министр, имея в виду, что ко мне могли относиться с расспросами по этому делу, именно выразил желание, чтоб я не сообщал сведений, которые могли возбуждать возгласы иностранцев». Тем не менее, такие сведения о бесчеловечности действий царских войск, периодически становились достоянием иностранной прессы. В частности об одном из них рассказывал английский консул в Сухум-Кале. Речь шла, по его мнению, отнюдь не об исключительном явлении. Он сообщал об уничтожении черкесского аула со всеми его жителями «в числе 100 человек, между которыми были беременные женщины и дети».

Несмотря на цензуру, такие сведения попадали и в русскую печать. Как правило, это мемуарная литература, изданная русскими авторами за рубежом или же публикации, попавшие в русскую печать спустя значительное время после окончания Кавказской войны. Тот же вышеупомянутый М.И. Венюков, в статье, опубликованной в 1878 г. в журнале «Русская старина», так описывал события 1861–1863 гг. в Западной Черкесии: «…война шла с неумолимою беспощадною суровостью. Мы подвигались вперёд шаг за шагом, но бесповоротно и очищая от горцев, до последнего человека, всякую землю, на которую раз становилась нога солдата. Горские аулы были выжигаемы целыми сотнями, едва лишь сходил снег, но прежде чем деревья одевались зеленью (в феврале и марте); посевы вытравливались конями или даже вытаптывались. Население аулов, если удавалось захватить его врасплох, немедленно было уводимо под военным конвоем в ближайшие станицы и оттуда отправляли к берегу Черного моря и далее в Турцию. Иногда, … очень редко совершались жестокости, доходившие до зверства. Жестокости эти были тем возмутительнее, что были совершенно не в духе доблестных русских солдат… Таков был характер войны. Целые племена, как бесленеевцы, были выселены облавою в течение одного-двух дней. Аулы баракаевцев, абадзехов на Фьюнте и Фарсе горели дня три, наполняя воздух гарью вёрст на тридцать, когда в феврале 1862 года начались движения наши для изгнания этих горцев. Понятно, что война, так веденная, быстро приводила к решительным результатам». Такая тактика, проводившаяся с осени 1861 г., привела к тому, что к весне 1864 г. основная масса черкесского населения после отчаянных усилий остановить продвижение войск, была вытеснена войсками с мест своего проживания к морю. Скопившаяся здесь огромная масса беженцев из-за нехватки судов вынуждена была ожидать отправки в Турцию по полгода и более. В марте 1864 г. было сломлено сопротивление убыхов, ранее абадзехов и шапсугов, в апреле-мае подавлены последние очаги сопротивления высокогорных медовеевских обществ псху, ахчипсоу и аибга с остатками других черкесских обществ. 21 мая 1864 г. считается официальной датой окончания Кавказской войны. Тем не менее, ещё в 1865 г. военные действия имели место.

Для того чтобы изгнать последние остатки черкесов (около 5 тысяч) упорно не желавших оставлять Родину и укрывшихся в местах проживания общества хакучей, в труднодоступные ущелья рек Псезуапе и Аше были направлены значительные воинские подразделения (26 рот пехоты, две пластунские команды по 250 человек, восемь сотен казаков, триста конных и пеших охотников и казаков, 70 милиционеров). Эта операция продолжалось с лета 1864 по осень 1865 г. и только к этому времени царское командование, могло доложить, что задача «очищения» Северо-Западного Кавказа от местного населения выполнена. Правда, в горах ещё продолжало укрываться несколько сот черкесов. В записках полковника Шарака сообщается: «Кавказское войско, очищая заселяемый край от враждебных горцев, снаряжало отдельные команды, чтобы разыскивать скрывавшихся в малодоступных дебрях и трущобах туземцев, не желавших расставаться со своей землёй. Привязанность их к родине до того была сильна в этом народе, что они не редко забравшись в какое-нибудь заросшее темное ущелье, там и умирали от холода и голода… Живых, истощенных и ободранных, преимущественно женского пола и детей, команды забирали и доставляли в ближайшие пункты русских поселений… Для изгнания тех черкесов, которые, не желая покидать родину, скрывались в горных трущобах и там спокойно ожидали своей смерти, снаряжались особые команды. Таких бродячих горцев было много в Кавказских горах, где они, в конце концов, находили себе могилу».

С 1-го по 30-е октября 1865 г. остатки хакучей (2223 человека) были депортированы в Турцию, а 2-го ноября войска были распущены. Однако ещё в 1870 г., как сообщает И. Орехов, несмотря на двукратный поход против хакучей в 1865 г. «…и на выселение…нескольких тысяч хакучей в Турцию, сотни две-три этих разбойников ещё держались в горах, в чрезвычайно дикой местности истоков рек Шахе, Бзыча…, Ашше и Нуажи..». К концу XIX в., когда стало ясно, что несколько сот хакучей не могут представлять реальной угрозы для безопасности черноморского побережья, им было разрешено выйти из гор и поселиться здесь. Ныне большую часть причерноморских черкесов составляют именно потомки хакучей.

Таким образом, на основании выше изложенного, можно заключить следующее:

Выселение в Османскую империю основного массива черкесского населения, проживавшего между Кубанью и черноморским побережьем Кавказа (свыше 80 процентов от общей численности) проводилось войсками в условиях ожесточенных боевых действий. Выселение автохтонного населения производилось посредством войсковых операций и имело для черкесов принудительный характер.

Военные операции по вытеснению коренного населения к берегу моря, с последующей отправкой в Османскую империю, были осуществлены в относительно короткие сроки – с 1862 по 1864 гг. В 1865 г. депортации подверглась, в основном, та часть черкесского населения, которая была в 1864 г. вытеснена войсками к морю, но из-за нехватки судов была вынуждена задержаться на побережье.

Согласие Порты на приём изгоняемых черкесов было дано под сильным дипломатическим нажимом России, использовавшей зависимость Османской империи от позиции последней в «восточном вопросе».

Предложение царского командования, сделанное на встрече черкесских депутатов с российским императором осенью 1861 г. о переселении на Кубанскую низменность как условие покорности, носило декларативный характер и не имело под собой материального обеспечения.

Российское командование в лице автора, исполнителя и руководителя плана покорения адыгов Западной Черкесии Н.И. Евдокимова, было заинтересованно в удалении максимального количества «горцев» в Османскую империю и делало для этого всё возможное. Как свидетельствуют источники, даже на те остатки черкесского населения (менее 100 тысяч человек), которому первоначально разрешили поселиться на Кубанской низменности, Евдокимов «смотрел лишь как неизбежное зло и делал, что мог, чтобы уменьшить их число и стеснить для них удобства жизни». М.И. Венюков, в частности, пишет об этом: «Не могу не вспомнить беседы с графом Евдокимовым об этих предметах… граф был живою летописью покорения Северного Кавказа, начиная с 1830-х годов, и потому делал кое-какие поправки в моих записках и картах. Между прочим, он поставил мне в упрек, что я на этнографической карте Закубанья в 1862 г. изобразил отдельною краскою Бжедухов. «Когда, думаете вы напечатать эту карту?» – спросил он меня. – Не знаю, это будет… вероятно в конце будущего (1863) года. – «Ну, так знаете ли что,… если вы хотите придать вашей карте интерес современности, то сотрите Бжедухов. Это там, в Петербурге, трактуют о гуманности, ложно толкуя её. Я под гуманностью разумею любовь к своей родине, к России, избавление её от врагов; а в таком случае на что же нам Бжедухи? … Я их выгоню, как и всех остальных горцев, в Турцию». Должно заметить, что граф Евдокимов, который был непосредственным исполнителем официального проекта заселения Западного Кавказа, не слишком заботился об участи горцев, выселявшихся на Прикубанскую низменность. Его твердым убеждением было, что самое лучшее последствие многолетней, дорого стоившей для России войны, есть изгнание всех горцев за море».

Выселение черкесов в Османскую империю, проходившее в последующее время (с 1866 по начало 1900-х гг.) носило уже другой характер – оно совершалось с территории уже контролировавшейся колониальной администрацией, проходило в мирных условиях и не носило прямого принудительного характера. В этот период выселению подверглось менее 10% от общей численности черкесского населения Кавказа. Хотя сам этот процесс был инициирован колониальной политикой Российской империи, контролировался ею и был реакцией автохтонного населения на эту политику.

Примечания

1.Трагические последствия Кавказской войны для адыгов вторая половина XIX века. Сборник документов и материалов. Нальчик, 2000.

2. Акты, собранные Кавказскою Археографической комиссией. Т.XII. Ч.II. Тифлис, 1904.

3. Касумов А.Х. Северо-Западный Кавказ в русско-турецких войнах и международные отношения XIX века. Ростов-на-Дону, 1989.

4. Кумыков Т.Х. Адыгское мохаджирство – последствие Кавказской войны // Кабардино-Балкарская правда, 1990, 10 апреля.

5. Дзидзария Г.А. Махаджирство и проблемы истории Абхазии XIX столетия. Сухуми, 1982.

6. Восточный вопрос во внешней политике России конец XVIII – начало XIX вв. М.,1978.

7. Зиссерман А.Л. Фельдмаршал князь А.И.Барятинский // Русский архив. Кн.I. Вып.II. М.,1889.

8. Фадеев Р.А. Письма с Кавказа // Государственный порядок. Россия и Кавказ. М., 2010.

9. Скарятин В.Д. Заметки о Кавказе // Отечественные записки, №5, 1862.

10. Дроздов И. Последняя борьба с горцами на Западном Кавказе // Кавказский сборник. Т.II. Тифлис,1872.

11. Васильев Е. Экспедиция в землю хакучей // Военный сборник. №8. Спб., 1872.

12. Орехов И. По южному склону Западного Кавказа: (Из путевых заметок) // Военный сборник. №10. Спб.,1870.

13. Венюков М.И. Кавказские воспоминания // Русский Архив. Кн.I. М.,1880.

Доклад из материалов круглого стола "Черкесский вопрос: опыт, проблемы, перспективы научного осмысления", прошедшего в Нальчике 28 февраля 2013 года

* Более точная цифра приближается к 300 000. Только медалей «За покорение Северо-Западного Кавказа» было отчеканено 210 000 штук. — ah.

А.С. Марзей

• черкесия
• кавказская война
• геноцид
• депортация
• османская империя