Год среди черкесов

Отрывок из книги Дж.Лонгворта

Я принял решение отправиться в Черкесию, и мои приготовления к путешествию были, конечно, полны тайны. Я оставил пансион где я обычно проживал во время пребывания в Пере, и переехал в дом друга, для того чтобы визиты черкесов, с которыми я имел связи и которые должны были сопровождать меня в путешествии, не привлекали бы внимания. Эти предосторожности были, безусловно, необходимы. Пера наполнена русскими эмисарам, и всякий кто питает враждебные намерения к ее (России) всеобъемлещему влиянию, ходит по улицам с чувством заговорщика.

Во время моего первого разговора с двумя мужчинами, которые должны были стать моими проводниками в Черкесию ... я, конечно, тщательно и с большим интересом изучал их внешность... Их звали Хаджи-Бесни и Имам-Оли-Хаджи.

Первый был высокий статный человек с серьезным, несколько мрачным выражением лица... Он мало вступал в разговор, частично из осторожности частично по той же причине что и я - из-за п ого владения турецким языком. Его неразговорчивость, однако, возмещалась живостью его товарища - энергичного, пожилого, небольшого роста человека с белой бородой и живыми привлекательными чертами, в которых еще сохранились огонь и решимость молодости, сочетавшиеся с хитростью и хладнокровием, полученными от прожитой жизни.

По уверенности, с которой он принимал на себя руководство всем делом, оставляя скромного товарища позади, было очевидно, что все это было ему привычно не только в смысле давления на зависимых от него людей, но и в расширении его по возможности на вышестоящих. Возможно, что именно по этой причине или из-за того, что в отличие от своего более умного брата-пилигрима он не извлекал никаких личных выгод из этого дела, но еще до окончания переговоров Хаджи-Бесни отказался сопровождать нас в путешествии. Мне было жаль, что он принял такое решение, так как он был явно более желанным спутником из них двоих; он был одним из тех, кому я доверился бы больше и кто вызывал у меня больше уважения, чем другие.

... Я решил было обойтись без переводчика, пока, как было условлено, не присоединюсь к мистеру Беллу в Абазии, где он мог бы мне пригодиться, когда некий грек сам явился ко мне на службу. Это был парень с Кипра..., необходимо признать, что он все выполнял степенно и, кроме того, у него имелось множество других достоинств ... я с удовольствием обошелся бы без всех прочих его достоинств в обмен на хорошее знание французского и турецкого языков.

Сообщения, полученные мною о Черкески во время моего пребывания в Константинополе, хотя и были смутными и романтичными, все же вдохновили меня, вызывая интерес к ее судьбе, и даже энтузиазмом. Как и другие азиатские страны, Черкесия испытала на себе рост амбиций России и одновременно стонала под ее ударами и давлением; коллизия здесь была однако совсем другого рода чем с соседними странами. Дипломатические хитрости России со всеми другими государствами принесли ей больше пользы, чем ее оружие, или по крайней мере она покаряла их постепенно. Но на Кавказе, где население жило в состоянии завидного процветающего уединения в течении столетий, где личная независимость имела широкую базу и не давала удобных случаев, в отличии от коррумпированных правительств, для интриг, дипломатия заходила в тупик и не находила простора для действий, - война, война на истребление была единственным выходом для России.

Численное превосходство, дисциплина хитрость и заговоры были противопоставлены естественному благоприятному положению позиции и личной отваге (черкесов-), и если они (русские) не могли похвастаться решительной победой, то могли все же торжествовать от того, что явились причиной огромных страданий и невзгод. После многих лет героического сопротивления черкесы стали ощущать, что силы в споре не равны, и болезненно осознали свое собственное бессилие; они увидели, в чем заключается преимущество их врага - единство, богатство и военное искуство; они отчаялись одержать победу над этим превосходством своими разобщенными усилиями и, осозновая свое уннижение, впервые обратили свои взоры за рубеж в поисках сочувствия и помощи. Где, однако они могли найти ее? Порта, хотя и склонна была тайно оказывать им содействие должна была думать и о собственной безопастности и уже принесла их в жертву угнетателю; не более успешным было обращение их послов в Каир к Мехмету Али.

Именно в таком подавленном и беспомощном состоянии застал их мистер Уркхарт, когда высадился в Суджаке с яхты Мисчиф летом 1834 года. Можно легко представить себе, какое впечатление должно было произвести появление англичанина (первого, который посетил х страну) при подобных обстоятельствах; это было поистине как гром среди ясного неба; и энтузиазм, с которым они собирались вокруг него со всех кварталов в течении трех дней его пребывания в окрестностях Анапы, доказывал что они еще тогда надеялись на осуществление своих самых отчаянных надежд.

Между тем революция в их мыслях уже совершилась под давлением извне и получила еще большее ускорение в связи с этим событием. Оно положило начало эпохи с которой Черкесия могла быть включена в проблему, где решались судьбы всего Востока, и в решении которой Европа, и в особенности Англия, делали столь высокую ставку - определит ли провидение, чтобы эта часть земли стала в конце концов владением России, или явная ее угроза приведет к ее (Черкесии) возрождению? Ни одно государство, находящееся под влиянием указанных обстоятельств и в стадии переходного периода, не явлляется более привлекательным объектом, чем Черкесия, не только в смысле улучшения и прогресса, происходящего сейчас в ее социальных и политических отношениях, но и из-за необычной системы которую они постепенно заменяют и которая сохранилась в своей примитивной простоте столько столетий. Интерес и лююбопытство, вызванное всем этим, и кризис как я уже говорил, привнесенный захватом Виксена, были причиной моей поездки Черкесию.

...Хаджи, который был очень пунктуален в выполнении религиозных обрядов, оказался к моему сожалению не на высоте положения; он оказался интриганом и лицемером, и к тому же законченным подхалимом, еженедельное льстивое богослужение которого заканчивалось таким же регулярным вторжением в мой кошелек. Мой грек, который вскоре постиг его сущность, с негодованием заявил, что он не лучше эски ороспу, или старого куртизана. Как бы то ни было, я не жалел о растущем между ними соперничестве, так как в их борьбе за превосходство я видел шанс на избавление от них обоих.

Путешествие к берегам Абазии было периодом опастностей и лишений, одобрявшим в то же время перспективой большых доходов и будущих наслаждений.

Глава II

Добравшись до бухты Силона, где неблагоприятный ветер не позволил в нее войти, мы спустили лодку, и в сопровождении Хаджи и моего слуги-грека я отправился к берегу. В тот же момент поднялся шквал, и наш корабль унесло в море, в то время как наша лодка с трудом двигалась сквозь буруны. Два дня ушло на то, чтобы снова заполучить судно, которое унесло на юго-восток до деревни Герцен.

Тем временем Хаджи повел нас в черкесскую кофейню, и, когда мы вошли в нее, он указал мне сквозь несколько групп черкесов на возвышение, которое предназначалось для самых избранных гостей, в верхнем углу комнаты. По городу быстро распространилась весть, что Инглиз-бей прибыл сюда но дороге в Черкесию; помещение быстро наполнилось до отказа, и я был окружен множеством любопытствующих посетителей. Они состояли в основном из анапалу, или бывших жителей Анапы, которые со времени оккупации этой крепости русскими жили в изгнании в Синопе. Следы разорения и страдания можно было увидеть на их озабоченных и тревожных лицах; на всех была одежда, типичная для горцев,-овечья шапка и военная туника, но так же, как и их судьбы, все это было сильно истрепано. Со времени изгнания их из родного города они непрестанно вспоминали свое былое процветание, о котором я ранее упоминал; так обычпо бывает со всеми эмигрантами, они склонны к преувеличению.

Анапцы действительно, в отличие от жителей узких и грязных улиц турецкой крепости, поскольку в мире все сравнимо, были жителями единственного в Черкесии города и, живя под крылышком паши, всегда получали знаки превосходства над другими горцами. А теперь они по большей части были вовлечены, как главные или второстепенные действующие лица, в опасное движение, происходившее на абазинском побережье; но открывшаяся перед ними перспектива восстановления их былого благоденствия с помощью дела Виксена пробудила живой интерес, который еще больше возрос при появлении па сцене первого англичанина. Еще два других кора , как мне сообщили, готовы были к отправлению и направлялись к тому же берегу, что и мой; из всего, что я смог узнать, я понял, что это тайное сообщение очень широко распространилось; его благоприятный характер и привычки занятых в нем люден не считались ни с каким риском. Разорвать коммерческие связи, установленные между побережьями Черного моря в течение веков, было не так-то легко.

Хаджи, побывавший в городе, чтобы осмотреться, вернулся через несколько часов очень грустный и спросил, известно ли мне, что Ногай-Исмаил, посланец Сефер-бея, находится в Синопе, по дороге в Черкесию с депешей. Ему сообщили, что этот человек распространял сведения, которые были совсем не в пользу Дауд-бея (мистера Уркхарта), мистера Белла и меня. Сефер-бей, широко известный поверенный в делах Черкесии, был изгнан из турецкой столицы по настоянию русского министра и теперь проживал в татарском Базарджике, недалеко от Адрианополя, и из-за отсрочки, которая теперь неизбежно должна была случиться, я решил получить у него мандат к его соотечественникам, без которого я прибыл, не считая его в то время необходимым, поскольку я намеревался присоединиться к мистеру Беллу. Этот джентльмен был рекомендован черкесам мистером Уркхартом, который под своим христианским именем Давид, или Дауд, оказал на них огромное влияние. Теперь, однако, предпринималась попытка клеветническими измышлениями подорвать влиятельное положение мистера Белла и всех, кто был с ним связан, которое было вначале и могло в будущем повлиять еще сильнее.

Поскольку обо мне было разглашено таким образом в стране, где подозрения людей, не имевших привычки принимать у себя иностранцев, окруженных со всех сторон интригами и оружием России, были так легко возбуждаемы, где при состоянии невежества мысли людей могли оказаться весьма противоречивыми - от крайнего расположения до враждебности, перспектива отправиться туда была отнюдь не самой приятной. Хотя Хаджи не мог понять истинную природу этих слухов, зато я слишком хорошо знал их источник. Переводчик, которого мистер Уркхарт нанял для переговоров с черкесами, был позднее уволен со службы за дурное поведение и в отместку стал автором этой клеветы. Более того, я знал, что за месяц до моего отъезда из Константинополя эта личность выезжала оттуда с визитом к Сефер-бею в татарский Базарджик.

При всех этих обстоятельствах я подумал, что лучше всего вызвать самого Ногай-Исмаила и сразу объясниться с ним. Однако мои переговоры с ним получились далеко не самыми благоприятными; хотя он решительно отрицал, что говорил что-либо против меня, его сухой тон и отталкивающая манера поведения, с каковой он вел дело, его отказ пропустить без помех мое судно убедили меня, что он не питал ко мне никаких дружеских намерений. При таких обстоятельствах, возможно, самым благоразумным ходом с моей стороны было бы отсрочить мое путешествие, но это могло бы повредить делу, укрепив их подозрения, и положение мистера Белла, который уже находился в Черкесии и был противен им не менее, чем я, могло бы быть существенно скомпрометировано. Поэтому я принял решение присоединиться к этому господину и принять на себя свою долю опасности, которая могла проистекать из этих обвинений при столкновении с обвинителями.

... За время пребывания в Синопе Хаджи увеличил мой штат четырьмя слугами; все они были черкесами, которых он отобрал из толпы добровольцев; я прибавил к ним еще одного на свой вкус - Решида, юного гиганта, чья открытая и радостная физиономия и дюжая фигура сразу же привлекли мое внимание. Легкость, с какой представители этой многочисленной свиты справлялись с их конкретными обязанностями, словно каждый из них был знаком с ними и знал свое место, как будто они занимались этим годами, была поистине восхитительной. Азиаты, как я заметил, имеют способности или склонность к подобного рода делам, и никогда не бывают столь счастливы, чем когда имеют возможность такого общения под чьим-либо руководством или управлением; при этом они умудряются успешно обеспечить свои собственные интересы и ведут себя как важные персоны. Уважение, которое оказывается богатству и власти, распространяется на каждого члена их семьи; так же оказание услуг не противоречит их понятиям о независимости или не отнимает у них привилегированного положения, как это происходит со слугами в Европе; они так же рады прислуживать, как их господа - управлять, и какова бы ни была форма прислуживания, в глаза европейцу сразу бросается свободная манера их общения со своими господами, такая, какая для простого народа в нашей собственной среде в подобных ситуациях была бы, думается, недопустимой.

...едва потеряв из виду азиатское побережье, мы увидели слабое сверкание над горизонтом слева от нас смежных вершин Эльбруса. Команда, как обычно бывает в таких случаях, заспорила, облака это или горы, Я сам был уверен в последнем, и следующее утро подтвердило мое мнение. Хотя, покрытые снегом и скрывающиеся в ажурной цветной дали, они имели тусклый и расплывчатый вид, все же не оставалось сомнений, что это Шах Эльбрус, величественный Кавказ, который издавна коронован монархом, Джалбуз, или Ледяные гребни, по-азиатски, Жулдуз Дав лар, или Звездные горы, по-татарски,- перед нами. Величественно возвышаясь на много лиг над землей, горы приветствовали нас задолго до приближения к берегу, когда предметы меньшего достоинства стали различимы над водой.

Рассматривая эту громадную цепь, нетрудно было понять, почему восточные жители в первобытные времена видели в ней часть стены, окружающей мир, и почему греки, в местах столь отдаленных и эфемерных, которые восхищали глаза, хотя и были недоступны для человеческих ног, основали здесь свои поселения из-за легкомысленной игры их пылкого воображения. Прометей, прикованный к скале и истекающий кровью, трагедийные амазонки, Ясон и Медея - являются творениями, которые время не может разлучить с ними (Кавказскими горами,-Пер.) и по крайней мере такими же бессмертными, как и сами эти горы.

Я увлекся воспоминаниями о классических временах; я достал книги, чтобы освежить в памяти историю аргонавтов, но мои занятия были вдруг прерваны инцидентом довольно неприятного свойства, который резко оторвал меня от видений прошлого и заставил сосредоточить свое внимание на событиях суровой действительности, в которой мы живем,- на современных ужасах силы, чьей обостренной амбиции крепостной вал всего мира давно уже оказался недостаточной преградой и чьи крейсеры теперь готовились помешать нашему проходу к мифической и романтической земле. (имеется в виду Россия-)

Было около двух часов пополудни; …с самого утра нас сопровождала маленькая быстроходная лодка, …юнга заметил, что она изменила курс и возвращается; он тут же добавил, что ее преследует военный корабль. Наши подзорные трубы вскоре, к сожалению, подтвердили его сообщение, и наступил момент горького разочарования и неуверенности. Рейс, когда я обратился к нему за советом, имел вид полного отчаяния; его рука судорожно сжимала румпель, капельки пота выступили на лбу, а тяжелые, обветренные черты лица выражали сильное волнение. Он приказал убрать все паруса и, казалось, был расположен предоставить корабль на волю судьбы.

Я понял, что наступило время взять командование в свои руки, и, обернувшись к своим черкесам, которые немедленно позволили мне командовать кораблем, я крикнул: Дюз догру! (Только вперед!). Паруса были снова подняты, и мы продолжили паше движение к берегу. Как мы и предвидели, корвет, каковым и оказалось судно, не успев еще разглядеть нас, отказавшись от меньшего ради большого приза, погнался за нами. Дело приобретало интересный оборот; …корвет, подходя по ветру с полными парусами с северо-запада, уже открыл против нас огонь. Наш курс лежал как раз в противоположном направлении, и мы вынужденно приближались друг к другу. Наши люди сильно налегли на весла, а оба Хаджи (поскольку второго мы взяли в Синопе) не менее усердно стали молиться в шлюпке. Общими усилиями и благодаря Провидению мы, очевидно, когда его отбросило назад, обогнали нашего преследователя; каждый очередной залп доносился до нас все слабее, и постепенно размеры и такелаж корвета, которые вначале казались грозными и внушительными, становились все меньше и меньше, пока, после четырехчасового преследования, он не превратился в пятнышко на горизонте, а затем и вовсе исчез.

Было приятно в этот момент поглядеть на поведение моего Хаджи. Сойдя со своего места в шлюпке, он подошел поближе к корме и после внимательного наблюдения за отстающим корветом начал вдруг прыгать как сумасшедший и кричать, как петух. Хай, гидде гяур! - воскликнул он.- Чего ты испугался теперь? Почему не торопишься, кяфир? Не видишь разве, что мы готовы встретить тебя? Только подойди поближе, и мы покажем тебе, как пугать правоверных в будущем.

Погода прояснилась; мы плыли на запад, едва ли не на расстоянии броска камня от побережья Черкесии. Теперь его очертания можно было отчетливо различить, и я рассматривал их с глубочайшим интересом. Оно состояло из цепи невысоких холмов, спускавшихся прямо к воде; края их были в основном покрыты лесом; здесь и там виднелись луга, где паслись в огромном количестве козы и овцы; всюду пятна яркой зелени пшеничных полей.

Вскоре мы увидели черкесов, поднявшихся на высоты; некоторые из них шли вдоль берега, следуя за кораблем; по этому поводу мы салютовали из ружей и пистолетов, на что они отвечали своими ружьями. …Бросив якорь, мы приготовились сойти на берег, который, к моему удивлению, оказался совершенно безлюдным; не было видно ни одного человека, но в тени леса, который скрывал склон горы справа, почти у моря, мне показалось, что я смог разглядеть несколько человек, снующих туда-сюда, и как раз оттуда появился одинокий всадник иа белой боевой лошади. Медленно двигаясь к берегу, он загнал лошадь в воду по колени, затем, помахав вежливо рукой в знак приветствия, удалился так же медленно, как и пришел. Когда закончилась эта церемония, берег быстро заполнился местными жителями, которые появились в огромном количестве из леса.

После высадки нас новели к маленькой хижине, возведенной из плетня и крытой соломой. Это было временное укрытие для моряков, прибывавших сюда. В одном углу этого жилища лежал коврик, на который меня усадили с большим почетом, тогда как остальную часть комнаты заполнили черкесы, которые последовательно входили и заполняли ее большими партиями; все повторяли одно и то же приветствие Уза паша, поднимая руку к правому уху, как мы к нашим шляпам, а затем останавливаясь передо мною на мгновение в молчаливом почтении и с видом большой важности и покорности. Но этот вид смиренности, как я вскоре понял, вмещал в себя самую большую независимость характера и основан, как и у всех манерных народов, на самоуважении, которое скрупулезно соблюдается по отношению к другим, как к самим себе. Одежду этих людей составлял знаменитый черкесский костюм, шапка из овечьей шкуры, сюртук без воротника, с широкими длинными рукавами, плотно облегающий фигуру, перехваченный в поясе ремешком и снабженный по обеим сторонам на груди рядом в десять зарядов. Брюки были широкие вверху, сужающиеся книзу и туго облегающие колени и голени; ноги до середины голени облегали двухцветные с яркими подвязками галоши или верхняя обувь; башмаки очень изящные, без каблуков, из красного сафьяна, отделанного серебром, или из черной буйволиной кожи. Из вооружения - ружье в войлочном футляре, висящее через плечо; одноствольный пистолет, который по большей части отделан серебром и прикреплен к поясу сзади; кама, или обоюдоострый кинжал, висит спереди; и са , эфес которой не имеет никакого предохраняющего руку приспособления и сделан из эбенового дерева или из кованого серебра, а ножны деревянные, покрытые черной или красной кожей, отделанной серебряным галуном. Все обмундирование имеет решительно воинственный вид и выгодно подчеркивает стройную и мужественную фигуру его обладателя. Но особенно бросается в глаза однообразие их костюма, не только весь ансамбль, но больше его незначительные детали и приспособления, которые, придавая им однообразие, являются отличительными знаками единства чувств и обычаев, что и делает их таковыми, каковы они и есть в действительности. Колпак, или шапка, возможно, является единственным исключением в этом однообразии, хотя даже здесь

Облик не один у всех,
>Но и не несхожий,-

и соответствует материалу, из которого она изготовлена - из ягнячьей, овечьей или козлиной шкуры, завитой пли волнистой, длинной или короткой, густой или редкой, придавая особенное выражение чертам лица - мягкость, жестокость или спокойствие -и, как я часто замечал, могут быть приняты как показатель господствующего вкуса, если не как особенность характера ее носителя. Одежда - местного производства, спокойных тонов, в основном серого, бледно-желтого или коричневого, и из грубейшей ткани; в целом эта одежда, даже отделанная серебряными украшениями, ни в коем случае не производит впечатление богатой, но, напротив, подчеркивает нищету тех, которые первыми приветствовали нас, многие из которых, хотя и носили свои мотья с большим достоинством, были обыкновенными оборванцами. Так, по крайней мере, думал мой грек, так как, осмотрев комнату и ее убранство с огорченным видом и бросив несколько негодующих взглядов на Хаджи, который развлекался во время всего путешествия мыслями об ожидавших его чудесах, он повернулся ко мне с неповторимой гримасой и спросил меня, как мне понравилась страна, в которую мы прибыли. Мне теперь стыдно признаться, как сильно я разделял тогда его впечатления, и как много иллюзия, с которой я прибыл туда, пополнилась ассоциациями красоты и изящества, столь необходимыми для воображения европейца.

Черкесы в целом - замечательная раса людей; они среднего роста, довольно стройные и крепкого сложения, черты их лица далеки от совершенства, но правильные.

Хаджи, который отсутствовал в течение часа, чтобы уладить вопросы куначества, наконец вернулся, чтобы сообщить мне, что все готово, и вскоре после того, как были приведены три лошади, очень подходящие для дальних поездок, мы покинули хижину.

Приготовившись взобраться на лошадь, я обратил внимание и был поражен особенной формой седла: оно совершенно отличалось от тех, которые я когда-либо видел. Оно было сделано из совершенно легкой древесины, покрыто красным сафьяном и увенчано небольшой плоской и продолговатой подушкой. Она была толщиной в два дюйма, набита шерстью и обтянута красной и черной кожей и отделана серебряной тесьмой. От середины изгиба седла к концам спереди и сзади поднимается кусок дерева в 4 дюйма, полированный, с черным концом. Усевшись между ними впервые, я подвергался огромному риску не только потому, что эти выступы могли пронзить меня, но и из-за короткого стремени, которое поднимало мои колени на уровень седла, и при первом же путешествии верхом я мог быть выброшен из него. В отличие от седел турков, ничто так не дает отдыха ногам, как это седло, которого касаются только каблуки и бедра. Через некоторое время я привык к нему и научился ценить преимущества этого седла как военного. Черкесы обращаются с ним очень умело, на полном галопе стреляют назад, как древние парфяне; повиснув на копчике седла, бросаются с него почти под брюхо лошади и на полном скаку поднимают что-либо с земли. На спине лошади, в сравнении с неуклюжим турецким или даже европейским седлом, оно выглядит как игрушка; оно не весит и половины веса первого или трети веса второю; на это обстоятельство, так же как н на легкость повода, сделанного из топких полос выделанной буйволиной кожи, обратил по дороге мое внимание Хаджи. Он сказал мне, что на исходе их утомительных путешествий или набегов очень сильно сказываются несколько лишних или недостающих фунтов веса.

В сопровождении множества пеших людей, которые услужливо прокладывали нам дорогу, мы отправились по тенистой тропинке через заросли или кустарник, напоминавший естественный сад, состоящий из множества диких цветущих деревьев и ароматных кустарников. Приблизительно в середине этого сада мы прошли мимо усадьбы, находившейся слева, которая состояла из нескольких помещений или апартаментов - здесь все равно, как их назвать; в одном из них работал кузнец, а у ворот двора фермы стоял человек, которого мне показали как русского пленного. Для меня он стал представителем расы, которую с тех пор я всегда легко отличал. Высокие скулы, свиные глазки, вздернутый нос, шаркающая походка - нечто среднее между крестьянской неуклюжей походкой и военной выправкой, даже при отсутствии кинжала на поясе, сразу же отличали его от черкесов.


Комментарии 0

      Последние публикации

      Подписывайтесь на черкесский инфоканал в Telegram

      Подписаться

      Здравствуйте!
      Новости, оперативную информацию, анонсы событий и мероприятий мы теперь публикуем в нашем телеграм-канале "Адыгэ Хэку".

      Сайт https://aheku.net/ продолжает работать в режиме библиотеки.