Проблема преемственности Хасэ Кабарды
До начала XIX в. высшим законодательным и распорядительным органом власти в Кабарде являлось сословно-представительное собрание - Хаса. В 1822 г. традиционная административно-политическая система кабардинцев была упразднена А. П. Ермоловым. Ее заменили учреждения колониальной администрации, в которой отсутствовали представительные органы власти коренного населения. В пореформенные годы в системе военно-народного управления действовал Съезд доверенных сельских обществ Кабарды и Горских обществ. Он собирался раз в год в декабре (с 1908 г. в октябре) и по согласованию с царской администрацией был компетентен решать разнообразные хозяйственные вопросы, устанавливать некоторые местные налоги и избирать депутатов Горского словесного суда, но не обладал ни законодательными, ни исполнительными полномочиями.
Ж. А. Калмыков проводит прямые параллели в деятельности Хасы и Съездов доверенных, утверждая об их преемственности, хотя и отмечает, что во второй половине XIX в. съезд доверенных претерпел существенные изменения. Главное из них - это “утрата им законодательных функций”. Близкой, но не достаточно четко выраженной точки зрения придерживается Г. X. Мамбетов. По его словам, хаса продолжала действовать и после образования Кабардинского округа (1860 г.), а “во второй половине XIX - начале XX в.в. после проведения административной реформы в Кабарде и Балкарии уже не созывались съезды князей и уорков, а также хаса, был создан институт “Съезд доверенных сельских обществ Кабарды и Балкарии”. Е. Г. Битова в статье 1998 г. пишет, что “в 60-х годах XIXв. на Северном Кавказе был создан такой общественно-политический орган управления как Съезд доверенных сельских обществ”. Здесь же отмечается: “некоторые исследователи считают, что исторически ему предшествовал общенародный орган, публичная власть, генетически связанная с архаической школой парламентской власти этих народов (например, у кабардинцев такой орган назывался хаса, у балкарцев - тёре)”. Однако уже в статье 2000 г. Е. Г. Битова не сомневается, что Съезд доверенных сельских обществ “воссоздавался” царской администрацией. Т. X. Кумыков связывает появление этого института с проведением на Северном Кавказе крестьянской и административно-судебной реформ. Он пишет, что их следствием стало “учреждение “Съезда доверенных” Кабарды и Балкарии как общественного органа местного управления, который выполнял функции законодательного собрания. Но по сути съезд был совещательным органом”.
Наиболее обстоятельно деятельность Съездов доверенных исследовал Ж.А. Калмыков. Но в его интерпретации данной проблемы есть существенные противоречия. Например, вначале он пишет, что “Съезд доверенных сельских обществ, как общественно-политический орган управления Кабардой и Горскими обществами, был создан в результате буржуазных реформ, проведенных в середине XIX в. на Северном Кавказе”. Однако ниже обосновывает тезис о преемственности Съезда Народным собраниям и предшествовавшей им Хасе. В качестве одного из главных аргументов Ж. А. Калмыков приводит слова Г. Баева, который в 1905 г. писал, что “народные сборы являются одним из самых старейших институтов, которые сохранились до сих пор у одних только кабардинцев”.
По данным В.Х. Кажарова, последнее упоминание о Хасе относится к 1826г. Деятельность этого института во второй четверти XIXв. не отражена в источниках. Есть только данные начала XX в., на которые ссылается Ж. А. Калмыков: в 1844 г. кабардинскому народу были возвращены Зольские пастбища по ходатайству “Народных сборов”. Однако никаких свидетельств о структуре и принципах функционирования “Народных сборов”, а также об их соотношении с традиционной Хасой не приводится ни Г. Баевым, ни Ж. А. Калмыковым. Тем не менее, последний пишет: “Когда в 60-х г.г. ХIХв. Кабарда и Балкария были окончательно включены в общероссийскую систему административного управления, “Народные сборы” получили новое название - “Съезды доверенных сельских обществ Большой и Малой Кабарды и пяти горских обществ”. При этом не дается ссылок на какой-либо документ, свидетельствующий о переименовании “Народных сборов” или о начале функционирования Съезда доверенных.
Примечательно, что все авторы, утверждавшие преемственность Хасы и Съезда доверенных сельских обществ, не давали даже самого общего сравнительного анализа этих институтов. А между тем, ни по принципам формирования (Съезд составлялся из 1-3-х доверенных, избиравшихся в каждом сельском обществе), ни по структуре (часто включал равное представительство от привилегированных сословий и крестьян, причем, как от кабардинских, так и балкарских сельских обществ), ни по регламенту деятельности (работал строго раз в год, санкционировался местной администрацией и согласовывал с ней повестку дня и принимаемые решения), Съезд не имел ничего общего с Хасой.
Даже беглого взгляда на порядок деятельности Съезда достаточно для того, чтобы понять, что он был искусственным учреждением, обеспечивавшим ограниченное представительство коренного населения в решении ряда вопросов местной жизни. Съезды имели больше общего не с традиционной феодальной Хасой, а с земскими институтами, которые были учреждены реформой 1864 г. в центральных областях России.
Хотя система земских институтов не распространялась на Северный Кавказ, Съезды доверенных сельских обществ выполняли во многом схожие с ними задачи. Согласно Положению о губернских и земских учреждениях, на них возлагалось “заведование капиталами, имуществом и деньгами земства; содержание земских зданий и путей сообщения; меры по обеспечению “народного продовольствия”, мероприятия по благотворительности, взаимное земское страхование имущества; попечение о развитии местной торговли и промышленности; санитарные меры, участие в хозяйственных отношениях в области здравоохранения и образования”. Весь этот круг вопросов ежегодно рассматривался съездом доверенных, о чем подробно пишет Ж. А. Калмыков. Кроме того, доверенные сельских обществ обсуждали и представляли на утверждение окружной администрации перечень местных денежных повинностей, которые в налоговой отчетности назывались не иначе как “земские”.
Вместе с тем, важно отметить, что на обсуждение Съезда неоднократно выносились вопросы, не входившие в компетенцию центральнороссийских земств. Например, о правилах эксплуатации пастбищных и лесных угодий, находившихся в совместном пользовании сельских обществ и частных владельцев Кабарды и Горских обществ.
Если говорить о России в целом, то “земская реформа вводила начала всесословного, выборного представительства в масштабах уезда и губернии. И хотя дворянство играло в земстве ведущую роль... крестьянство впервые получило место во всесословных учреждениях. Компетенция земства была ограничена местными хозяйственными заботами (о медицине, статистике, ветеринарии, начальном образовании)... не имело оно и реальной исполнительной власти”.
В результатах земской реформы в России можно найти немало общего с новшествами, которые внес Съезд доверенных в общественный быт Кабарды. Съезд являлся структурным элементом царской администрации, ориентированным прежде всего на реализацию ее управленческих функций в Кабарде и Горских обществах, не всегда совпадающих с действительными нуждами местного населения.
В Кабарде сложилась административно-политическая система, которую в государственном праве России конца XIX - начала XX в.в. было принято называть “государственной”. Съезд являлся элементом этой системы, соответствуя ее основным принципам:
1) для царской администрации он являлся проводником её особых интересов и стремлений, по существу, выполняя государственные задачи;
2) состав Съезда избирался сельскими обществами, а деятельность доверенных контролировалась общественным мнением;
3) в пореформенной Кабарде пши и уорки не были признаны российскими дворянами, но в деятельности Съезда доверенных играли ведущую роль и, как установила И. Бабич, часто преобладали в его составе.
4) самостоятельно принимая постановления, Съезд не мог реализовать их без экспертизы и утверждения государственных органов;
5) доверенные обладали определенной свободой деятельности, но в пределах полномочий, предоставленных исполнительным органам Съезда - Кабардинскому казначейству (Кабардинской общественной сумме), Хозяйственной комиссии (с 1912 г. заведовала общественным землепользованием), Кабардинскому лесничеству и другим комиссиям, занимавшихся частными вопросами.
С учреждением Съезда в социальную практику кабардинцев были внесены новые принципы административно-политической субординации, всесословного представительства и выборного коллегиального управления. Процедура обсуждения и принятия решений посредством тайного голосования отличалась от политической культуры феодальной Хасы. По основным параметрам Съезд доверенных действовал в рамках общероссийской политической культуры земского (во взаимодействии с крестьянским) самоуправления. Интересно, что аналогов этому не было не только в традиционной политической культуре кабардинцев, но и в пореформенной политической культуре других народов Северного Кавказа. Можно предположить, что учреждая такой институт, царская администрация все же учитывала уникальный опыт деятельности традиционных сословно-представительных собраний кабардинцев.
Тем нее менее трудно найти не только формальные, но и практические признаки, по которым допустимо утверждать преемственность Хасы и Съезда доверенных сельских обществ. Если она и была, то являлась скорее имитацией, которая представляла некоторую видимость действия прежних политических традиций, облегчавших поэтапную унификацию административного уклада Кабарды с общероссийскими порядками. Однако в социально-политических условиях пореформенного периода они уже не могли быть применены в прежнем виде.
Влияние Съезда на общественный быт традиционного кабардинского общества было неоднозначно. С одной стороны, передача Съезду полномочий по обсуждению царских нововведений позволяло путем экспертизы и последующей корректировки принять достаточно адаптированное к местным условиям решение по различным сторонам общественного быта. С другой стороны, отсутствие широких полномочий по реализации принимаемых решений (по существу, являвшихся скорее рекомендациями царской администрации), давление окружных и областных властей при реализации некоторых принципиальных вопросов делали его беспомощным в противостоянии самым неразумным постановлениям. Нередко съезд был вынужден утверждать их вопреки здравому смыслу. Ярким примером этого стало решение об изменении традиционных распорядков пользования пастбищными угодьями. Далеко не случайно, что принятое Съездом по настоянию царской администрации решение о переходе на “общинный порядок” пользования привело к дезорганизации пастбищного землепользования и способствовало дальнейшему кризису кабардинского коневодства. Определенной чужеродностью Съезда в традиционных общественных отношениях и противоречивостью его влияния можно объяснить и то, что до конца XIX в. он не проявлял необходимой самостоятельности даже в рамках своих прерогатив.
В начале XX в. характер деятельности Съезда изменяется. Он уже не только исполняет распорядительные функции, но и выступает с рядом инициатив по улучшению общественного быта, увеличению автономности местного населения, рационализации земских расходов в Нальчикском округе, расширению прерогатив сельских судов, перераспределению местных повинностей, пересмотру правил пастбищного землепользования для возрождения коневодства. Последний вопрос стал первым самостоятельным шагом Съезда, продиктованным жизненным опытом и здравым смыслом рачительных хозяев, которые учитывали не только традиционные взгляды на эту отрасль, но и современные требования, предъявлявшиеся развивающимися товарно-денежными отношениями на Северном Кавказе. В требованиях Съезда о восстановлении дифференцированного пользования пастбищами сказалось стремление к сохранению традиционной культуры коневодства, разрушаемой нововведениями пореформенных лет.
Самым ярким проявлением возрастающей сознательности доверенных стала попытка расширения прав самого Съезда, которые не удовлетворяли потребности местного населения. В 1907 г. отставной генерал М.-Г. Шипшев выдвинул инициативу по расширению прав Съезда доверенных и обратился к местной администрации с заявлением, в котором предложил предоставить доверенным большую самостоятельность в определении регламента их деятельности.
Но стремление расширить права единственного доступного кабардинцам представительного органа не нашло поддержки со стороны областной власти. На заявление была наложена резолюция: “На съезд доверенных, существующий в Кабарде для избрания депутатов Горского словесного суда и решения некоторых чисто экономических вопросов, нельзя смотреть как на официальное сословное собрание или представительное учреждение, которое вырабатывало бы порядок ведения своих дел”. Из предложений Шипшева было удовлетворено только одно: месяц сбора Съезда доверенных переносился с декабря на октябрь.
Это обстоятельство лишний раз доказывает, что Съезд доверенных следует рассматривать не как преемника традиционных сословно-представительных собраний, а как новообразование колониальной администрации. Он сочетал в своей деятельности элементы земского самоуправления и традиции представительства, лишенные прежнего смысла. Такое сочетание административно-политических традиций и новаций было призвано создать видимость участия местного населения в решении некоторых вопросов внутреннего развития.
По существу, Съезд стал одним из институтов, посредством которого осуществлялась адаптация традиционной политической культуры кабардинцев к политической системе Российской империи. Анализ совокупности исторических источников, относящихся к данной проблеме, позволяет сделать вывод, что эффективность взаимодействия была в тот период еще минимальной.
Ж. А. Калмыков проводит прямые параллели в деятельности Хасы и Съездов доверенных, утверждая об их преемственности, хотя и отмечает, что во второй половине XIX в. съезд доверенных претерпел существенные изменения. Главное из них - это “утрата им законодательных функций”. Близкой, но не достаточно четко выраженной точки зрения придерживается Г. X. Мамбетов. По его словам, хаса продолжала действовать и после образования Кабардинского округа (1860 г.), а “во второй половине XIX - начале XX в.в. после проведения административной реформы в Кабарде и Балкарии уже не созывались съезды князей и уорков, а также хаса, был создан институт “Съезд доверенных сельских обществ Кабарды и Балкарии”. Е. Г. Битова в статье 1998 г. пишет, что “в 60-х годах XIXв. на Северном Кавказе был создан такой общественно-политический орган управления как Съезд доверенных сельских обществ”. Здесь же отмечается: “некоторые исследователи считают, что исторически ему предшествовал общенародный орган, публичная власть, генетически связанная с архаической школой парламентской власти этих народов (например, у кабардинцев такой орган назывался хаса, у балкарцев - тёре)”. Однако уже в статье 2000 г. Е. Г. Битова не сомневается, что Съезд доверенных сельских обществ “воссоздавался” царской администрацией. Т. X. Кумыков связывает появление этого института с проведением на Северном Кавказе крестьянской и административно-судебной реформ. Он пишет, что их следствием стало “учреждение “Съезда доверенных” Кабарды и Балкарии как общественного органа местного управления, который выполнял функции законодательного собрания. Но по сути съезд был совещательным органом”.
Наиболее обстоятельно деятельность Съездов доверенных исследовал Ж.А. Калмыков. Но в его интерпретации данной проблемы есть существенные противоречия. Например, вначале он пишет, что “Съезд доверенных сельских обществ, как общественно-политический орган управления Кабардой и Горскими обществами, был создан в результате буржуазных реформ, проведенных в середине XIX в. на Северном Кавказе”. Однако ниже обосновывает тезис о преемственности Съезда Народным собраниям и предшествовавшей им Хасе. В качестве одного из главных аргументов Ж. А. Калмыков приводит слова Г. Баева, который в 1905 г. писал, что “народные сборы являются одним из самых старейших институтов, которые сохранились до сих пор у одних только кабардинцев”.
По данным В.Х. Кажарова, последнее упоминание о Хасе относится к 1826г. Деятельность этого института во второй четверти XIXв. не отражена в источниках. Есть только данные начала XX в., на которые ссылается Ж. А. Калмыков: в 1844 г. кабардинскому народу были возвращены Зольские пастбища по ходатайству “Народных сборов”. Однако никаких свидетельств о структуре и принципах функционирования “Народных сборов”, а также об их соотношении с традиционной Хасой не приводится ни Г. Баевым, ни Ж. А. Калмыковым. Тем не менее, последний пишет: “Когда в 60-х г.г. ХIХв. Кабарда и Балкария были окончательно включены в общероссийскую систему административного управления, “Народные сборы” получили новое название - “Съезды доверенных сельских обществ Большой и Малой Кабарды и пяти горских обществ”. При этом не дается ссылок на какой-либо документ, свидетельствующий о переименовании “Народных сборов” или о начале функционирования Съезда доверенных.
Примечательно, что все авторы, утверждавшие преемственность Хасы и Съезда доверенных сельских обществ, не давали даже самого общего сравнительного анализа этих институтов. А между тем, ни по принципам формирования (Съезд составлялся из 1-3-х доверенных, избиравшихся в каждом сельском обществе), ни по структуре (часто включал равное представительство от привилегированных сословий и крестьян, причем, как от кабардинских, так и балкарских сельских обществ), ни по регламенту деятельности (работал строго раз в год, санкционировался местной администрацией и согласовывал с ней повестку дня и принимаемые решения), Съезд не имел ничего общего с Хасой.
Даже беглого взгляда на порядок деятельности Съезда достаточно для того, чтобы понять, что он был искусственным учреждением, обеспечивавшим ограниченное представительство коренного населения в решении ряда вопросов местной жизни. Съезды имели больше общего не с традиционной феодальной Хасой, а с земскими институтами, которые были учреждены реформой 1864 г. в центральных областях России.
Хотя система земских институтов не распространялась на Северный Кавказ, Съезды доверенных сельских обществ выполняли во многом схожие с ними задачи. Согласно Положению о губернских и земских учреждениях, на них возлагалось “заведование капиталами, имуществом и деньгами земства; содержание земских зданий и путей сообщения; меры по обеспечению “народного продовольствия”, мероприятия по благотворительности, взаимное земское страхование имущества; попечение о развитии местной торговли и промышленности; санитарные меры, участие в хозяйственных отношениях в области здравоохранения и образования”. Весь этот круг вопросов ежегодно рассматривался съездом доверенных, о чем подробно пишет Ж. А. Калмыков. Кроме того, доверенные сельских обществ обсуждали и представляли на утверждение окружной администрации перечень местных денежных повинностей, которые в налоговой отчетности назывались не иначе как “земские”.
Вместе с тем, важно отметить, что на обсуждение Съезда неоднократно выносились вопросы, не входившие в компетенцию центральнороссийских земств. Например, о правилах эксплуатации пастбищных и лесных угодий, находившихся в совместном пользовании сельских обществ и частных владельцев Кабарды и Горских обществ.
Если говорить о России в целом, то “земская реформа вводила начала всесословного, выборного представительства в масштабах уезда и губернии. И хотя дворянство играло в земстве ведущую роль... крестьянство впервые получило место во всесословных учреждениях. Компетенция земства была ограничена местными хозяйственными заботами (о медицине, статистике, ветеринарии, начальном образовании)... не имело оно и реальной исполнительной власти”.
В результатах земской реформы в России можно найти немало общего с новшествами, которые внес Съезд доверенных в общественный быт Кабарды. Съезд являлся структурным элементом царской администрации, ориентированным прежде всего на реализацию ее управленческих функций в Кабарде и Горских обществах, не всегда совпадающих с действительными нуждами местного населения.
В Кабарде сложилась административно-политическая система, которую в государственном праве России конца XIX - начала XX в.в. было принято называть “государственной”. Съезд являлся элементом этой системы, соответствуя ее основным принципам:
1) для царской администрации он являлся проводником её особых интересов и стремлений, по существу, выполняя государственные задачи;
2) состав Съезда избирался сельскими обществами, а деятельность доверенных контролировалась общественным мнением;
3) в пореформенной Кабарде пши и уорки не были признаны российскими дворянами, но в деятельности Съезда доверенных играли ведущую роль и, как установила И. Бабич, часто преобладали в его составе.
4) самостоятельно принимая постановления, Съезд не мог реализовать их без экспертизы и утверждения государственных органов;
5) доверенные обладали определенной свободой деятельности, но в пределах полномочий, предоставленных исполнительным органам Съезда - Кабардинскому казначейству (Кабардинской общественной сумме), Хозяйственной комиссии (с 1912 г. заведовала общественным землепользованием), Кабардинскому лесничеству и другим комиссиям, занимавшихся частными вопросами.
С учреждением Съезда в социальную практику кабардинцев были внесены новые принципы административно-политической субординации, всесословного представительства и выборного коллегиального управления. Процедура обсуждения и принятия решений посредством тайного голосования отличалась от политической культуры феодальной Хасы. По основным параметрам Съезд доверенных действовал в рамках общероссийской политической культуры земского (во взаимодействии с крестьянским) самоуправления. Интересно, что аналогов этому не было не только в традиционной политической культуре кабардинцев, но и в пореформенной политической культуре других народов Северного Кавказа. Можно предположить, что учреждая такой институт, царская администрация все же учитывала уникальный опыт деятельности традиционных сословно-представительных собраний кабардинцев.
Тем нее менее трудно найти не только формальные, но и практические признаки, по которым допустимо утверждать преемственность Хасы и Съезда доверенных сельских обществ. Если она и была, то являлась скорее имитацией, которая представляла некоторую видимость действия прежних политических традиций, облегчавших поэтапную унификацию административного уклада Кабарды с общероссийскими порядками. Однако в социально-политических условиях пореформенного периода они уже не могли быть применены в прежнем виде.
Влияние Съезда на общественный быт традиционного кабардинского общества было неоднозначно. С одной стороны, передача Съезду полномочий по обсуждению царских нововведений позволяло путем экспертизы и последующей корректировки принять достаточно адаптированное к местным условиям решение по различным сторонам общественного быта. С другой стороны, отсутствие широких полномочий по реализации принимаемых решений (по существу, являвшихся скорее рекомендациями царской администрации), давление окружных и областных властей при реализации некоторых принципиальных вопросов делали его беспомощным в противостоянии самым неразумным постановлениям. Нередко съезд был вынужден утверждать их вопреки здравому смыслу. Ярким примером этого стало решение об изменении традиционных распорядков пользования пастбищными угодьями. Далеко не случайно, что принятое Съездом по настоянию царской администрации решение о переходе на “общинный порядок” пользования привело к дезорганизации пастбищного землепользования и способствовало дальнейшему кризису кабардинского коневодства. Определенной чужеродностью Съезда в традиционных общественных отношениях и противоречивостью его влияния можно объяснить и то, что до конца XIX в. он не проявлял необходимой самостоятельности даже в рамках своих прерогатив.
В начале XX в. характер деятельности Съезда изменяется. Он уже не только исполняет распорядительные функции, но и выступает с рядом инициатив по улучшению общественного быта, увеличению автономности местного населения, рационализации земских расходов в Нальчикском округе, расширению прерогатив сельских судов, перераспределению местных повинностей, пересмотру правил пастбищного землепользования для возрождения коневодства. Последний вопрос стал первым самостоятельным шагом Съезда, продиктованным жизненным опытом и здравым смыслом рачительных хозяев, которые учитывали не только традиционные взгляды на эту отрасль, но и современные требования, предъявлявшиеся развивающимися товарно-денежными отношениями на Северном Кавказе. В требованиях Съезда о восстановлении дифференцированного пользования пастбищами сказалось стремление к сохранению традиционной культуры коневодства, разрушаемой нововведениями пореформенных лет.
Самым ярким проявлением возрастающей сознательности доверенных стала попытка расширения прав самого Съезда, которые не удовлетворяли потребности местного населения. В 1907 г. отставной генерал М.-Г. Шипшев выдвинул инициативу по расширению прав Съезда доверенных и обратился к местной администрации с заявлением, в котором предложил предоставить доверенным большую самостоятельность в определении регламента их деятельности.
Но стремление расширить права единственного доступного кабардинцам представительного органа не нашло поддержки со стороны областной власти. На заявление была наложена резолюция: “На съезд доверенных, существующий в Кабарде для избрания депутатов Горского словесного суда и решения некоторых чисто экономических вопросов, нельзя смотреть как на официальное сословное собрание или представительное учреждение, которое вырабатывало бы порядок ведения своих дел”. Из предложений Шипшева было удовлетворено только одно: месяц сбора Съезда доверенных переносился с декабря на октябрь.
Это обстоятельство лишний раз доказывает, что Съезд доверенных следует рассматривать не как преемника традиционных сословно-представительных собраний, а как новообразование колониальной администрации. Он сочетал в своей деятельности элементы земского самоуправления и традиции представительства, лишенные прежнего смысла. Такое сочетание административно-политических традиций и новаций было призвано создать видимость участия местного населения в решении некоторых вопросов внутреннего развития.
По существу, Съезд стал одним из институтов, посредством которого осуществлялась адаптация традиционной политической культуры кабардинцев к политической системе Российской империи. Анализ совокупности исторических источников, относящихся к данной проблеме, позволяет сделать вывод, что эффективность взаимодействия была в тот период еще минимальной.
Комментарии 0