Первый признак рассвета
Из цикла рассказов "Старые и новые предания Кавказа от Кадыра Натхо". Перевод с английского и минимальная литературная обработка – Хуако Фатимет (fatimah@maykop.ru)
Чудо за чудом постоянно свершается в горах Кавказе. Парма Тхауз (“первый древний бог”) или Прометей уже принес огонь с небес и отдал его людям. Человечество использовало этот огонь буквально во всем: для приготовления пищи; для плавления меди, латуни, железа; для придания формы посуде, инструментам, оружию. Сидя у камина, человек начинал мечтать, думать и рассуждать. Таким образом, среди людей стремительно нарастала скорость просвещения. Человечество оценило дар Пармы Тхауза и принялось превозносить и восхвалять его. Это вынудило всех других богов испытывать зависть, и они сговорились против него.
Дза Еовс (“строитель оружия”) или Зевс организовал значительную часть иностранных солдат, проводил войну против Тиат-Тиана (“отец-мать” или “наследственный бог”) или Титана, нанес врагам поражение и приковал их главу Парму Тхауза к скале Кавказской горы Казбек, под склонами которой Иныж Псыхо (“река чудовища”) спокойно журчала, шумела и пенилась, пробиваясь сквозь узкое ущелье.
Каждый раз, когда надоедливый гриф прилетал клюнуть Парму Тхауза, он (скованный Прометей в греческой легенде) неистовствовал громовым голосом, призывая Нартов (легендарные герои Кавказа) подняться и сразиться за права человечества. Разбуженные, Нарты сначала исполнили непременную военную церемонию, танцуя босиком по полу, усыпанному огромными остроконечными ногтями, и только затем поспешили наверх, к вершине горы, иногда падая вниз, в ущелья и долины; в другое время, охотясь, противостоя, сражаясь и порой убивая человекопожирающих чудовищ, циклопов, монстров, драконов и всех других злых духов.
Времена сумятицы и столкновений все продолжались. Из-за того, что Парма Тхауз был скован, возникли полубоги (меньшие боги). Черкесы принялись искать себе новых богов. Хыпагуаща стала Девой Моря и Псыхогуаща – Девой Реки. Мэзитха (“бог леса”) охватывал своей магией всех оленей на лугах для того, чтобы подоить их с помощью Девы Гор. Чемиликхо (“самец коровы”) леса был предан Тхагхалигу (“богу воспроизведения потомства”), и белый теленок приносился в жертву каждый год в его честь.
Другие черкесские племена всесердечно поверили в чудодейственную силу святых рощ. Люди дружно собирались в тени дубовых деревьев для произнесения своей Тхахоако (“молитвы Богу”) и устремляли свои заклинания в свод небес, обращаясь к высшему богу – Тхахо (“Великий Бог”).
Шапсугское племя противилось тому, чтобы находиться в покое. Молитв им было недостаточно. “Только с помощью восхождения можно однажды приблизиться к Тха (Богу)”, – восклицали они. “Лучше приблизиться к Тха, только так он сможет вас услышать”, – утверждали они и, чтобы показать пример, начинали взбираться на самые высокие деревья и самые труднодоступные вершины гор для того, чтобы обратиться к Нему с просьбой.
И наконец, племя шапсугов окончательно лишило себя покоя, в котором прежде находились все черкесы, для того, чтобы следовать своему собственному вероисповеданию и с тем, чтобы развивать свои эксцентричные обычаи.
Один из этих экзотических ритуалов заключался в том, чтобы неуклонно сбрасывать со святой скалы своих постаревших и немощных родителей. Мы убедимся в оригинальности этого ритуала и узнаем его исход в следующей истории.
***
Камби было тогда 35 лет, а его отцу Бадиноку почти сто. И вот, в конце концов, наступил день прощания.
Это было раннее утро. Роса все еще сверкала на траве. Группа шапсугских мужчин, наряженных в одежды из шкур, деловито помогала Камби расположиться под тенью большого дубового дерева рядом с его маленькой лачугой. Они приносили пищу из леса, воду из родника, наполняли огромный котел и разводили под ним огонь. Находившийся среди них, временно избранный священник, наряженный в белую шкуру-мантию, торопливо освящал жертвенных животных импровизированной молитвой и направлял к ним других мужчин. Его помощники убивали освященную дичь и черных баранов. Другая группа чистила и разделывала их. Третья группа резала мясо, мыла его и начинала готовить щипс пастэ (мамалыга и куриный соус); остальные на огне жарили баранину. Короче говоря, они помогали Камби готовить последний прощальный ужин для его старого отца, Бадинока.
После исполнения традиционных церемоний, Камби должен был вытащить своего отца и сбросить его со священной скалы одной из гор Кавказа.
Все соседи шапсугов, кто слышал об этом событии, поспешили к месту ритуального торжества и образовали другую группу, располагавшуюся напротив хижины Камби. Держась за руки с родными и друзьями Камби, танцуя медленными боковыми шагами вокруг заросшего сединой Бадинока и напевая хором, они восхваляли прекрасный нрав, много добрых дел и героических свершений старика. Бадинок, напротив, лучезарно улыбаясь, гордо смотрел на толпу и пританцовывал с ней на своих старых ногах настолько живо, насколько мог.
С течением времени, все больше и больше народу прибывало из различных окружающих соседних местностей. Некоторые женщины спешили помочь Камби. Другие присоединялись к танцующей толпе с целью ободрить старого Бадинока. Даже дети создали отдельный круг и принялись в танце подражать взрослым. Так, постепенно, тон общего хора все возрастал и усиливался, а темп танца все множился.
Прохладный бриз с Черного моря заставлял шелестеть зеленые листья, качал дубовые деревья, уносил дым на восток, волновал море травы и разноцветных цветов на лугу и на вершине горы и наполнял ноздри каждого из участников толпы соблазнительным запахом пищи. Солнце только что достигло своей полуденной отметки. Еда была уже создана, и ритуальные блюда были готовы к употреблению. Группа молодых людей расставила дюжину маленьких круглых трехногих столиков, накрыв их дичью, куриным соусом, жареным мясом, и разместила их вокруг воодушевленной группы.
“Слушайте, дети мои дорогие”, – сказал старый Бадинок. Он воздел кверху свои руки, остановил танец и заставил умолкнуть толпу. “Это будет мой последний, начиная с момента рождения, день среди вас. Теперь, давайте насладимся этим ритуальным ужином. Пойдемте”. Бадинок направился к столам.
Толпа последовала за ним и приступила к еде.
“Послушайте, послушайте, послушайте пожелания князя Дзепша”, –подскакал к веселящимся людям всадник. “Дзепш, предводитель всех шапсугов, говорит, что все жители его владений должны собраться в эту полночь на дворцовой площади, чтобы полюбоваться на первый признак рассвета. Человеку, который заметит его первым, Дзепш отдаст в жены свою дочь плюс половину своих владений”, – сообщил всадник и ускакал.
Когда Камби услышал эту новость, он в волнении схватил кожаную веревку, которую только что плел, и торопливо присоединился к группе за столом. Там он коротал свое время, с нетерпением ожидая конца церемонии.
Старый Бадинок понял волнение сына и быстро подсел к его столу. В первую очередь он повернулся к Камби. “Сейчас, мой дорогой сын, прими последний дар из рук своего отца”, – сказал он, протягивая своему сыну кусок мяса. Затем старый Бадинок вернулся к толпе. “Итак, дети мои, я подарил свой последний ужин вам”, – сказал он, расплываясь в улыбке. “С этого момента ешьте в мире и вместе танцуйте. Я больше ничего не скажу. Мое время вышло, и я должен идти. Те, кто хочет сказать мне последние слова, идите сюда один за другим и позвольте мне пожимать вам руки”.
Люди выстроились в линию и продвигались, обмениваясь рукопожатиями со стариком. Некоторые из них просто желали ему удачи, но большинство просило его передать их лучшие пожелания их родителям, которые были сброшены со святой скалы много лет назад. Бадинок лучезарно улыбался и уверял их в том, что он не посмеет упустить ничего из всего сказанного ими.
Наконец Бадинок окликнул Камби и поцеловал его в щеку. “Теперь я готов, сын мой. Мой отдых от испытаний в твоих руках”, – сказал он и лег на находившиеся на земле носилки, скрестив на груди свои руки.
Камби перевязал кожаной плетью запястья своего отца и двинулся, унося его прочь. Толпа следовала за ним, напевая хором и воздевая к небесам руки.
Все время до зенита, почти до захода солнца Камби находился в своем пути. Он приостановился, вытер свое лицо и продолжил нести своего отца по тропинке, которая вела к святой скале, минуя заросли и кустарники. За все это время он ни разу не увидел своего отца суетящимся или жалующимся. Наконец, святая скала показалась вдалеке, но вдруг внезапный толчок вырвал веревку из рук Камби. Он осмотрелся вокруг и увидел бывшего до того мрачным лежащего отца, теперь посмеивающимся, причем его голова оказалась прямо напротив пня.
“Ты потерял разум, отец?” – спросил Камби. “Неужели это время для смеха?”
“Это так смешно! Это так смешно, сын мой. Когда я волочил прочь твоего деда, его голова также оказалась напротив этого же самого пня! Теперь это моя очередь! Это, кстати, напомнило мне о том, что я должен рассказать тебе историю твоих предков”, – сказал Бадинок, приподнимая свою запыленную голову.
“У меня нет времени слушать тебя. Я должен попасть сегодня вечером во дворец”, – ответил Камби раздраженно и задумчиво.
“Я хотел сказать тебе кое-что и об этом!” – откликнулся старый Бадинок.
Камби потянул своего отца в сторону от пня, схватил обратно веревку и продолжил тащить его по направлению к скале.
“Я был упрямым, когда был молодым”, – продолжил старый Бадинок, при этом облако пыли поднялось вокруг его головы. “Мне нравится твое упрямство. Это мужское качество. Храни его, и каждый будет знать, что ты единственный в своем роде. Да, ты можешь сбросить меня сейчас со скалы так, как я сделал это с твоим дедом. Но, прежде чем ты сделаешь это, послушай осторожно мой совет. Когда ты пойдешь на это собрание ждать рассвета, ты увидишь каждого наблюдающим за востоком. Не присоединяйся к ним. Посмотри в противоположную сторону, на запад, в направлении неба. Когда ты увидишь облака, частично освещенные, объяви о том, что ты увидел первый признак рассвета”.
Эти слова раздражили Камби. “Есть ли у тебя какие-нибудь собственные, соответствующие ситуации ощущения, отец? Неужели ты не боишься того, что я собираюсь уже совсем скоро сбросить тебя со скалы?” – осведомился он, продолжая тащить своего отца.
“Почему я должен испытывать это, сын мой? Я наблюдал этот ритуал постоянно в течение ста лет. Это стезя всех шапсугов. Какое может быть у меня право стать исключением?”
Камби отпустил веревку, развязал руки своего отца и помог ему подняться.
“Что ты делаешь со мной, сынок? Что ты делаешь?” – спросил в волнении старый Бадинок. Его лицо было все исцарапано и покрыто кровью.
“Пеняй на мои обязанности, отец. Мы возвращаемся домой”, – ответил Камби, смотря на заходящее солнце. “Исключение. Исключение! Вот почему это случится, отец. Ты хочешь, чтобы мне досталась дочь Дзепша. Если это произойдет, я стану исключением. Почему ты не хочешь также стать исключением и жить дальше назло обычному возрасту?” – объяснял Камби, пока нес своего отца обратно.
“Не относи меня домой, сынок! Не делай этого. Не надо позорить нас и своих детей этим поступком! Напротив, я не хочу, чтобы ты оказался изгнанным из нашей семьи за нарушение традиций или был отвергнут за свою слабость. Ты слишком хорош для подобного наказания”, – Бадинок замолчал и задумался.
Камби не слушал его. Он принес своего отца обратно домой, не замечая наступления сумерек, спрятал его на чердаке, доставил туда немного воды для того, чтобы омыть ему лицо, также немного еды, и устремился прочь.
Поздно этой ночью Камби присоединился к своим шапсугским соплеменникам, собравшимся перед дворцом. Как предсказывал его отец, все люди дружно стояли лицом на восток. Он развернулся в строго обратном направлении и начал пристально наблюдать за облаками, плывущими высоко в западном небе. Прошло некоторое время, и он уже начал сомневаться в правоте отцовского совета. Наконец, спустя еще кое-какое время, он обнаружил сквозь сумрак раннего рассвета, полоску красного света на облаках. “Вот! Вот первый признак рассвета!”, – вслух воскликнул Камби, указывая на окрашенные облака.
Сначала никто не обратил на него внимания, но все небо быстро окрасилось и, вскоре, солнце показалось на востоке.
После этого Камби был принят Дзепшем.
“Молодой человек”, – сказал князь Дзепш, – “твое необычное решение позабавило меня. Как пришел ты к решению искать первый признак рассвета в западном направлении, в то время, как все остальные делали это в противоположной стороне?”.
Камби заколебался. Он хотел сознаться, что ему посоветовал это его отец, но побоялся, что может быть наказан за нарушение ритуального закона.
“О, я думаю, я смутил тебя своими вопросами”, – сказал князь и осторожно похлопал Камби по плечу. “К чему ведет то, что ты додумался до всего этого? Ты лишь доказал то, что будешь правителем в одной из моих областей. Ты заслужил то, чтобы стать моим зятем и получить половину всех владений”.
“О, нет, многоуважаемый князь! Я не могу принять на себя ответственность правителя. Эта мудрость не моя. Она принадлежит моему отцу Бадиноку, и именно ему должны быть адресованы все твои грандиозные награды!”, – воскликнул Камби. – “Все, что я действительно заслужил, так это наказание от Вашего Высочества. Я преступил закон и не сбросил, как полагается по ритуалу, моего отца со скалы”.
“И находится ли теперь твой отец дома?”
“Да, Ваше Высочество. Он на нашем чердаке”, – опустил Камби свои глаза.
“Быстро! Доставьте сюда старого Бадинока немедленно!” – приказал Дзепш своей свите.
Камби ощутил огромное облегчение из-за того, что наконец воцарилась истина.
Вскоре старый Бадинок появился перед своим правителем, Дзепшем.
Камби двинулся вперед, чтобы выразить почтение своему отцу, но князь остановил его.
Бадинок поприветствовал князя рукопожатием. “О, многоуважаемый князь Дзепш, правитель всех шапсугов, я здесь в ожидании некоторого наказания, которое я заслужил за нарушение закона наших предков. …но пощадите моего сына. Он невиновен”, – смело сказал он.
“Это ты тот, кто указал своему молодому сыну, куда именно надо смотреть, чтобы увидеть первый признак восхода?” – спросил князь Дзепш.
“Да, Ваше Высочество. Я сделал это, потому что знал, что он безгранично восхищен твоей дочерью. Я мог сказать ему больше о мудрости наших отцов и их правде жизни, но он не стал меня слушать”, – ответил старый Бадинок.
“Как ты это узнал?”
Старый Бадинок улыбнулся. “Ну, многопочитаемый правитель, мне кажется, что нарушение традиций было у нас в крови. Дед Камби передал мне в наследство качества, которые были получены им от его отца. Поэтому они вернулись к нашим потомкам. Это закон проживания больше одной жизни, больше одного опыта, мы зовем это знанием. Когда это знание направляет нас в верном курсе, мы называем это мудростью”, – ответил Бадинок.
“Хорошо сказано, хорошо сказано, старик”, – сказал Дзепш. Он подошел поближе. “Мои дорогие люди”, – провозгласил он, – “навсегда запомните этот момент. К этому моменту Тхахо (Великий Бог) послал нам наставление уважать наших седовласых старших для того, чтобы советоваться с ними по поводу наших ежедневных проблем. Поэтому, я, Дзепш, правитель всего шапсугского племени Черкесии, сегодня провозглашаю, что с нынешнего мгновения мы должны беречь наших стариков с великим почтением, прекратив сбрасывать их со скалы”.
“Нет! Мой многоуважаемый правитель. Это может стать великой ошибкой!” – возразил Бадинок. “Это может привести нас к нарушению опыта, накопленного нашим народом в течение длительного времени. С тех давних пор, как мы зовем наши горы Каф-Кауз (Кавказ) и землю Тчи-Гов (“сухая почва”), с тех пор, как наши люди поклоняются солнцу и провозглашают: “А-Дига” (О, Солнце), именно с тех пор черкесы имеют очевидные проблемы бессмертия. Знаете ли вы, что случилось с ними потом?” – спросил старый Бадинок возбужденно.
Взволнованная толпа бросала немые взгляды. При этом не последовало никакого ответа.
“Нет, мы не знаем”, – ответил князь Дзепш.
“Ну ладно, мой повелитель, внимательно выслушайте меня перед тем, как вы определитесь с ужасным наказанием. Как я уже сказал, все черкесы в те дни были бессмертны. Тем не менее, после того, как они проживали сто лет, их тела начинали развиваться в обратную сторону, в направлении младенческого возраста, постепенно обретая при этом качества ребенка и заставляя тела удовлетворять свои инфантильные нужды.
Князь Дзепш засмеялся, и вся толпа также хохотала. Камби гордился мудростью своего отца.
“Да, ты можешь насмешить моих детей. Правда всегда оказывается объектом насмешки”, – недовольно сказал Бадинок.
Дзепш покраснел, и его люди замолчали.
“Да, они развивались в направлении младенчества, но это занимало далеко не один день”, – продолжил Бадинок. “Этот процесс растягивался на сотни лет. Так, после того, как черкесы или адыги жили по триста или четыреста лет, им удавалось очень удачно играть с детьми трех или четырех лет. Позже, они уже могли играть и ползать как некоторые малыши. Потом, постепенно, они могли стать такими же маленькими и беспомощными, как некоторые младенцы, и продолжали развиваться к колыбели, где они хранились для потомков до тех пор, пока не оказывались размером с ребенка, находящегося в утробе матери. В этот, более поздний период, они прекращали принимать некоторую пищу или питье, но вновь приобретали всю мудрость, которой они овладели в течение всего жизненного пути. Поэтому они покидали колыбель, садились в тыкву, которая вывешивалась на стену дома, там, где они жили, наблюдая за жизнью их более молодых потомков до тех пор, пока их тела наконец не уменьшались до состояния невидимости и их души не улетали прочь в небеса”.
Бадинок остановился и осмотрел толпу.
“Продолжай, старый Бадинок. Это самая интересная история из всех, которые я когда-либо слышал”, – сказал князь Дзепш.
“Итак, эта разновидность жизни”, – продолжил Бадинок, – “требовала огромной заботы от детей, внуков и пра-, правнуков по отношению к их родителям и пра-, пра-, прародителям, в такой степени, что все их дома были наполнены колыбелями и их стены были увешаны тыквами различных размеров, в которых их предки, во времена своего бессмертия, усаживались, созерцая и обозревая друг друга, сравнивая свою жизнь с жизнью более молодых поколений, за которыми эти бессмертники наблюдали днем и ночью. Результат заключался в бесконечном и бесполезном кропотливом труде; в огромном неудобстве; в дефиците уединения; в нехватке жилья и еды.
“Все адыги чрезвычайно волновались по поводу этих проблем. Все они искали приемлемого решения и рассуждали так: некто или нечто всегда умирает! “Какая польза от сохранения бесполезного тела?” – спрашивали они. “Если их души никогда не умирают, мы можем благополучно сбрасывать их тела со скалы”, – говорили они. “Их тела могут успешно погибнуть там и их души взлетят в небеса”, – заключали они.
“Итак, много, очень много времени прошло, наши простые люди создали непреложный закон, по которому всех наших стариков мы должны сбрасывать со скалы. Это разрешило великую проблему бедности, неудобства и необязательного кропотливого труда. Зачем изменять это сейчас, мой многоуважаемый правитель Дзепш?” – спросил старый Бадинок.
“А почему бы и не поменять это, уважаемый Бадинок?” – сказал князь. “Мир все равно постоянно меняется. Снега тают, воды убывают. Можем ли мы помочь, но изменить наши обычаи и установки, когда все вокруг нас меняется? Хотя ты не согласен со мной, старый Бадинок, я восхищаюсь твоим умом и мудростью. Поэтому я дарю тебе титул Тхамата (Старейший), и назначаю тебя своим советником”, – сказал князь Дзепш.
“Я отказываюсь от того, чтобы принять это”, – отреагировал Бадинок. – “Самое лучшее, что ты можешь для меня сделать, так это сбросить меня со священной скалы. Именно туда я и хочу отправиться. И больше ничего!”
“Я повторяю, делайте так, как я говорю, и уважайте своих стариков”, – сказал Дзепш своим людям. “Позвольте им жить с вами так долго, как они смогут. Более того, я объявляю, что Камби, сын этого Тхаматы, который путем нарушения нашего традиционного закона принес нам эту мудрость, станет моим зятем и правителем половины моих владений”.
“Ошибка! Бессмыслица! Безумие!” – воскликнул старый Бадинок в волнении. Схватившись за свою грудь, он в изнеможении упал.
Князь Дзепш бросился к нему и обнаружил, что душа Тхаматы уже покинула его тело.
Камби обнял безжизненное тело своего отца и зарыдал.
“Мой дорогой зять, поздравляем тебя с началом твоего властвования, прекращающим бессмертие наших людей”, – сказал князь Дзепш печально.
ПРИМЕЧАНИЯ:
Парма Тхауз -это имя состоит из двух черкесских слов и означает на черкесском языке – “первый старый бог”. Прометеус – искаженная версия этого слова в греческом языке.
Дза Еовс - это имя состоит из двух черкесских слов и означает на этом языке “строитель оружия”. Зевс –искаженная версия этого слова на греческом.
Тиат-Тиана - имя также состоит из двух черкесских слов, означает “отец-мать” или “предки”. Титан – это искаженная версия этого слова в греческом.
Иныж Псыхо – на черкесском означает “река чудовища”. (Чудовище преподносится в кавказском фольклоре как персонаж зла)
Каф Кауз – черкесская версия слова “Кавказ” и означает она на черкесском языке – “пост проводника”. Это подразумевает, что в древние времена далеко идущие путешественники, когда несли домой с далеких земель травы для дикого скота и лошадей, использовали в качестве ориентира для возвращения домой снежную вершину Эльбруса, которая виднелась вдалеке и высоко над горизонтом.
А-Дига означает “О, солнце!”. Адыги – это имя, которым черкесы называли себя сами. Оно подразумевает, что на ранней стадии черкесы использовали поклонение солнцу и восклицали – А, Дига! И что из-за этого они получили их собственное имя Адига, означающее, скорее всего, – Почитатели солнца.
Из цикла рассказов "Старые и новые предания Кавказа от Кадыра Натхо". Перевод с английского и минимальная литературная обработка – Хуако Фатимет (fatimah@maykop.ru)
Дза Еовс (“строитель оружия”) или Зевс организовал значительную часть иностранных солдат, проводил войну против Тиат-Тиана (“отец-мать” или “наследственный бог”) или Титана, нанес врагам поражение и приковал их главу Парму Тхауза к скале Кавказской горы Казбек, под склонами которой Иныж Псыхо (“река чудовища”) спокойно журчала, шумела и пенилась, пробиваясь сквозь узкое ущелье.
Каждый раз, когда надоедливый гриф прилетал клюнуть Парму Тхауза, он (скованный Прометей в греческой легенде) неистовствовал громовым голосом, призывая Нартов (легендарные герои Кавказа) подняться и сразиться за права человечества. Разбуженные, Нарты сначала исполнили непременную военную церемонию, танцуя босиком по полу, усыпанному огромными остроконечными ногтями, и только затем поспешили наверх, к вершине горы, иногда падая вниз, в ущелья и долины; в другое время, охотясь, противостоя, сражаясь и порой убивая человекопожирающих чудовищ, циклопов, монстров, драконов и всех других злых духов.
Времена сумятицы и столкновений все продолжались. Из-за того, что Парма Тхауз был скован, возникли полубоги (меньшие боги). Черкесы принялись искать себе новых богов. Хыпагуаща стала Девой Моря и Псыхогуаща – Девой Реки. Мэзитха (“бог леса”) охватывал своей магией всех оленей на лугах для того, чтобы подоить их с помощью Девы Гор. Чемиликхо (“самец коровы”) леса был предан Тхагхалигу (“богу воспроизведения потомства”), и белый теленок приносился в жертву каждый год в его честь.
Другие черкесские племена всесердечно поверили в чудодейственную силу святых рощ. Люди дружно собирались в тени дубовых деревьев для произнесения своей Тхахоако (“молитвы Богу”) и устремляли свои заклинания в свод небес, обращаясь к высшему богу – Тхахо (“Великий Бог”).
Шапсугское племя противилось тому, чтобы находиться в покое. Молитв им было недостаточно. “Только с помощью восхождения можно однажды приблизиться к Тха (Богу)”, – восклицали они. “Лучше приблизиться к Тха, только так он сможет вас услышать”, – утверждали они и, чтобы показать пример, начинали взбираться на самые высокие деревья и самые труднодоступные вершины гор для того, чтобы обратиться к Нему с просьбой.
И наконец, племя шапсугов окончательно лишило себя покоя, в котором прежде находились все черкесы, для того, чтобы следовать своему собственному вероисповеданию и с тем, чтобы развивать свои эксцентричные обычаи.
Один из этих экзотических ритуалов заключался в том, чтобы неуклонно сбрасывать со святой скалы своих постаревших и немощных родителей. Мы убедимся в оригинальности этого ритуала и узнаем его исход в следующей истории.
***
Камби было тогда 35 лет, а его отцу Бадиноку почти сто. И вот, в конце концов, наступил день прощания.
Это было раннее утро. Роса все еще сверкала на траве. Группа шапсугских мужчин, наряженных в одежды из шкур, деловито помогала Камби расположиться под тенью большого дубового дерева рядом с его маленькой лачугой. Они приносили пищу из леса, воду из родника, наполняли огромный котел и разводили под ним огонь. Находившийся среди них, временно избранный священник, наряженный в белую шкуру-мантию, торопливо освящал жертвенных животных импровизированной молитвой и направлял к ним других мужчин. Его помощники убивали освященную дичь и черных баранов. Другая группа чистила и разделывала их. Третья группа резала мясо, мыла его и начинала готовить щипс пастэ (мамалыга и куриный соус); остальные на огне жарили баранину. Короче говоря, они помогали Камби готовить последний прощальный ужин для его старого отца, Бадинока.
После исполнения традиционных церемоний, Камби должен был вытащить своего отца и сбросить его со священной скалы одной из гор Кавказа.
Все соседи шапсугов, кто слышал об этом событии, поспешили к месту ритуального торжества и образовали другую группу, располагавшуюся напротив хижины Камби. Держась за руки с родными и друзьями Камби, танцуя медленными боковыми шагами вокруг заросшего сединой Бадинока и напевая хором, они восхваляли прекрасный нрав, много добрых дел и героических свершений старика. Бадинок, напротив, лучезарно улыбаясь, гордо смотрел на толпу и пританцовывал с ней на своих старых ногах настолько живо, насколько мог.
С течением времени, все больше и больше народу прибывало из различных окружающих соседних местностей. Некоторые женщины спешили помочь Камби. Другие присоединялись к танцующей толпе с целью ободрить старого Бадинока. Даже дети создали отдельный круг и принялись в танце подражать взрослым. Так, постепенно, тон общего хора все возрастал и усиливался, а темп танца все множился.
Прохладный бриз с Черного моря заставлял шелестеть зеленые листья, качал дубовые деревья, уносил дым на восток, волновал море травы и разноцветных цветов на лугу и на вершине горы и наполнял ноздри каждого из участников толпы соблазнительным запахом пищи. Солнце только что достигло своей полуденной отметки. Еда была уже создана, и ритуальные блюда были готовы к употреблению. Группа молодых людей расставила дюжину маленьких круглых трехногих столиков, накрыв их дичью, куриным соусом, жареным мясом, и разместила их вокруг воодушевленной группы.
“Слушайте, дети мои дорогие”, – сказал старый Бадинок. Он воздел кверху свои руки, остановил танец и заставил умолкнуть толпу. “Это будет мой последний, начиная с момента рождения, день среди вас. Теперь, давайте насладимся этим ритуальным ужином. Пойдемте”. Бадинок направился к столам.
Толпа последовала за ним и приступила к еде.
“Послушайте, послушайте, послушайте пожелания князя Дзепша”, –подскакал к веселящимся людям всадник. “Дзепш, предводитель всех шапсугов, говорит, что все жители его владений должны собраться в эту полночь на дворцовой площади, чтобы полюбоваться на первый признак рассвета. Человеку, который заметит его первым, Дзепш отдаст в жены свою дочь плюс половину своих владений”, – сообщил всадник и ускакал.
Когда Камби услышал эту новость, он в волнении схватил кожаную веревку, которую только что плел, и торопливо присоединился к группе за столом. Там он коротал свое время, с нетерпением ожидая конца церемонии.
Старый Бадинок понял волнение сына и быстро подсел к его столу. В первую очередь он повернулся к Камби. “Сейчас, мой дорогой сын, прими последний дар из рук своего отца”, – сказал он, протягивая своему сыну кусок мяса. Затем старый Бадинок вернулся к толпе. “Итак, дети мои, я подарил свой последний ужин вам”, – сказал он, расплываясь в улыбке. “С этого момента ешьте в мире и вместе танцуйте. Я больше ничего не скажу. Мое время вышло, и я должен идти. Те, кто хочет сказать мне последние слова, идите сюда один за другим и позвольте мне пожимать вам руки”.
Люди выстроились в линию и продвигались, обмениваясь рукопожатиями со стариком. Некоторые из них просто желали ему удачи, но большинство просило его передать их лучшие пожелания их родителям, которые были сброшены со святой скалы много лет назад. Бадинок лучезарно улыбался и уверял их в том, что он не посмеет упустить ничего из всего сказанного ими.
Наконец Бадинок окликнул Камби и поцеловал его в щеку. “Теперь я готов, сын мой. Мой отдых от испытаний в твоих руках”, – сказал он и лег на находившиеся на земле носилки, скрестив на груди свои руки.
Камби перевязал кожаной плетью запястья своего отца и двинулся, унося его прочь. Толпа следовала за ним, напевая хором и воздевая к небесам руки.
Все время до зенита, почти до захода солнца Камби находился в своем пути. Он приостановился, вытер свое лицо и продолжил нести своего отца по тропинке, которая вела к святой скале, минуя заросли и кустарники. За все это время он ни разу не увидел своего отца суетящимся или жалующимся. Наконец, святая скала показалась вдалеке, но вдруг внезапный толчок вырвал веревку из рук Камби. Он осмотрелся вокруг и увидел бывшего до того мрачным лежащего отца, теперь посмеивающимся, причем его голова оказалась прямо напротив пня.
“Ты потерял разум, отец?” – спросил Камби. “Неужели это время для смеха?”
“Это так смешно! Это так смешно, сын мой. Когда я волочил прочь твоего деда, его голова также оказалась напротив этого же самого пня! Теперь это моя очередь! Это, кстати, напомнило мне о том, что я должен рассказать тебе историю твоих предков”, – сказал Бадинок, приподнимая свою запыленную голову.
“У меня нет времени слушать тебя. Я должен попасть сегодня вечером во дворец”, – ответил Камби раздраженно и задумчиво.
“Я хотел сказать тебе кое-что и об этом!” – откликнулся старый Бадинок.
Камби потянул своего отца в сторону от пня, схватил обратно веревку и продолжил тащить его по направлению к скале.
“Я был упрямым, когда был молодым”, – продолжил старый Бадинок, при этом облако пыли поднялось вокруг его головы. “Мне нравится твое упрямство. Это мужское качество. Храни его, и каждый будет знать, что ты единственный в своем роде. Да, ты можешь сбросить меня сейчас со скалы так, как я сделал это с твоим дедом. Но, прежде чем ты сделаешь это, послушай осторожно мой совет. Когда ты пойдешь на это собрание ждать рассвета, ты увидишь каждого наблюдающим за востоком. Не присоединяйся к ним. Посмотри в противоположную сторону, на запад, в направлении неба. Когда ты увидишь облака, частично освещенные, объяви о том, что ты увидел первый признак рассвета”.
Эти слова раздражили Камби. “Есть ли у тебя какие-нибудь собственные, соответствующие ситуации ощущения, отец? Неужели ты не боишься того, что я собираюсь уже совсем скоро сбросить тебя со скалы?” – осведомился он, продолжая тащить своего отца.
“Почему я должен испытывать это, сын мой? Я наблюдал этот ритуал постоянно в течение ста лет. Это стезя всех шапсугов. Какое может быть у меня право стать исключением?”
Камби отпустил веревку, развязал руки своего отца и помог ему подняться.
“Что ты делаешь со мной, сынок? Что ты делаешь?” – спросил в волнении старый Бадинок. Его лицо было все исцарапано и покрыто кровью.
“Пеняй на мои обязанности, отец. Мы возвращаемся домой”, – ответил Камби, смотря на заходящее солнце. “Исключение. Исключение! Вот почему это случится, отец. Ты хочешь, чтобы мне досталась дочь Дзепша. Если это произойдет, я стану исключением. Почему ты не хочешь также стать исключением и жить дальше назло обычному возрасту?” – объяснял Камби, пока нес своего отца обратно.
“Не относи меня домой, сынок! Не делай этого. Не надо позорить нас и своих детей этим поступком! Напротив, я не хочу, чтобы ты оказался изгнанным из нашей семьи за нарушение традиций или был отвергнут за свою слабость. Ты слишком хорош для подобного наказания”, – Бадинок замолчал и задумался.
Камби не слушал его. Он принес своего отца обратно домой, не замечая наступления сумерек, спрятал его на чердаке, доставил туда немного воды для того, чтобы омыть ему лицо, также немного еды, и устремился прочь.
Поздно этой ночью Камби присоединился к своим шапсугским соплеменникам, собравшимся перед дворцом. Как предсказывал его отец, все люди дружно стояли лицом на восток. Он развернулся в строго обратном направлении и начал пристально наблюдать за облаками, плывущими высоко в западном небе. Прошло некоторое время, и он уже начал сомневаться в правоте отцовского совета. Наконец, спустя еще кое-какое время, он обнаружил сквозь сумрак раннего рассвета, полоску красного света на облаках. “Вот! Вот первый признак рассвета!”, – вслух воскликнул Камби, указывая на окрашенные облака.
Сначала никто не обратил на него внимания, но все небо быстро окрасилось и, вскоре, солнце показалось на востоке.
После этого Камби был принят Дзепшем.
“Молодой человек”, – сказал князь Дзепш, – “твое необычное решение позабавило меня. Как пришел ты к решению искать первый признак рассвета в западном направлении, в то время, как все остальные делали это в противоположной стороне?”.
Камби заколебался. Он хотел сознаться, что ему посоветовал это его отец, но побоялся, что может быть наказан за нарушение ритуального закона.
“О, я думаю, я смутил тебя своими вопросами”, – сказал князь и осторожно похлопал Камби по плечу. “К чему ведет то, что ты додумался до всего этого? Ты лишь доказал то, что будешь правителем в одной из моих областей. Ты заслужил то, чтобы стать моим зятем и получить половину всех владений”.
“О, нет, многоуважаемый князь! Я не могу принять на себя ответственность правителя. Эта мудрость не моя. Она принадлежит моему отцу Бадиноку, и именно ему должны быть адресованы все твои грандиозные награды!”, – воскликнул Камби. – “Все, что я действительно заслужил, так это наказание от Вашего Высочества. Я преступил закон и не сбросил, как полагается по ритуалу, моего отца со скалы”.
“И находится ли теперь твой отец дома?”
“Да, Ваше Высочество. Он на нашем чердаке”, – опустил Камби свои глаза.
“Быстро! Доставьте сюда старого Бадинока немедленно!” – приказал Дзепш своей свите.
Камби ощутил огромное облегчение из-за того, что наконец воцарилась истина.
Вскоре старый Бадинок появился перед своим правителем, Дзепшем.
Камби двинулся вперед, чтобы выразить почтение своему отцу, но князь остановил его.
Бадинок поприветствовал князя рукопожатием. “О, многоуважаемый князь Дзепш, правитель всех шапсугов, я здесь в ожидании некоторого наказания, которое я заслужил за нарушение закона наших предков. …но пощадите моего сына. Он невиновен”, – смело сказал он.
“Это ты тот, кто указал своему молодому сыну, куда именно надо смотреть, чтобы увидеть первый признак восхода?” – спросил князь Дзепш.
“Да, Ваше Высочество. Я сделал это, потому что знал, что он безгранично восхищен твоей дочерью. Я мог сказать ему больше о мудрости наших отцов и их правде жизни, но он не стал меня слушать”, – ответил старый Бадинок.
“Как ты это узнал?”
Старый Бадинок улыбнулся. “Ну, многопочитаемый правитель, мне кажется, что нарушение традиций было у нас в крови. Дед Камби передал мне в наследство качества, которые были получены им от его отца. Поэтому они вернулись к нашим потомкам. Это закон проживания больше одной жизни, больше одного опыта, мы зовем это знанием. Когда это знание направляет нас в верном курсе, мы называем это мудростью”, – ответил Бадинок.
“Хорошо сказано, хорошо сказано, старик”, – сказал Дзепш. Он подошел поближе. “Мои дорогие люди”, – провозгласил он, – “навсегда запомните этот момент. К этому моменту Тхахо (Великий Бог) послал нам наставление уважать наших седовласых старших для того, чтобы советоваться с ними по поводу наших ежедневных проблем. Поэтому, я, Дзепш, правитель всего шапсугского племени Черкесии, сегодня провозглашаю, что с нынешнего мгновения мы должны беречь наших стариков с великим почтением, прекратив сбрасывать их со скалы”.
“Нет! Мой многоуважаемый правитель. Это может стать великой ошибкой!” – возразил Бадинок. “Это может привести нас к нарушению опыта, накопленного нашим народом в течение длительного времени. С тех давних пор, как мы зовем наши горы Каф-Кауз (Кавказ) и землю Тчи-Гов (“сухая почва”), с тех пор, как наши люди поклоняются солнцу и провозглашают: “А-Дига” (О, Солнце), именно с тех пор черкесы имеют очевидные проблемы бессмертия. Знаете ли вы, что случилось с ними потом?” – спросил старый Бадинок возбужденно.
Взволнованная толпа бросала немые взгляды. При этом не последовало никакого ответа.
“Нет, мы не знаем”, – ответил князь Дзепш.
“Ну ладно, мой повелитель, внимательно выслушайте меня перед тем, как вы определитесь с ужасным наказанием. Как я уже сказал, все черкесы в те дни были бессмертны. Тем не менее, после того, как они проживали сто лет, их тела начинали развиваться в обратную сторону, в направлении младенческого возраста, постепенно обретая при этом качества ребенка и заставляя тела удовлетворять свои инфантильные нужды.
Князь Дзепш засмеялся, и вся толпа также хохотала. Камби гордился мудростью своего отца.
“Да, ты можешь насмешить моих детей. Правда всегда оказывается объектом насмешки”, – недовольно сказал Бадинок.
Дзепш покраснел, и его люди замолчали.
“Да, они развивались в направлении младенчества, но это занимало далеко не один день”, – продолжил Бадинок. “Этот процесс растягивался на сотни лет. Так, после того, как черкесы или адыги жили по триста или четыреста лет, им удавалось очень удачно играть с детьми трех или четырех лет. Позже, они уже могли играть и ползать как некоторые малыши. Потом, постепенно, они могли стать такими же маленькими и беспомощными, как некоторые младенцы, и продолжали развиваться к колыбели, где они хранились для потомков до тех пор, пока не оказывались размером с ребенка, находящегося в утробе матери. В этот, более поздний период, они прекращали принимать некоторую пищу или питье, но вновь приобретали всю мудрость, которой они овладели в течение всего жизненного пути. Поэтому они покидали колыбель, садились в тыкву, которая вывешивалась на стену дома, там, где они жили, наблюдая за жизнью их более молодых потомков до тех пор, пока их тела наконец не уменьшались до состояния невидимости и их души не улетали прочь в небеса”.
Бадинок остановился и осмотрел толпу.
“Продолжай, старый Бадинок. Это самая интересная история из всех, которые я когда-либо слышал”, – сказал князь Дзепш.
“Итак, эта разновидность жизни”, – продолжил Бадинок, – “требовала огромной заботы от детей, внуков и пра-, правнуков по отношению к их родителям и пра-, пра-, прародителям, в такой степени, что все их дома были наполнены колыбелями и их стены были увешаны тыквами различных размеров, в которых их предки, во времена своего бессмертия, усаживались, созерцая и обозревая друг друга, сравнивая свою жизнь с жизнью более молодых поколений, за которыми эти бессмертники наблюдали днем и ночью. Результат заключался в бесконечном и бесполезном кропотливом труде; в огромном неудобстве; в дефиците уединения; в нехватке жилья и еды.
“Все адыги чрезвычайно волновались по поводу этих проблем. Все они искали приемлемого решения и рассуждали так: некто или нечто всегда умирает! “Какая польза от сохранения бесполезного тела?” – спрашивали они. “Если их души никогда не умирают, мы можем благополучно сбрасывать их тела со скалы”, – говорили они. “Их тела могут успешно погибнуть там и их души взлетят в небеса”, – заключали они.
“Итак, много, очень много времени прошло, наши простые люди создали непреложный закон, по которому всех наших стариков мы должны сбрасывать со скалы. Это разрешило великую проблему бедности, неудобства и необязательного кропотливого труда. Зачем изменять это сейчас, мой многоуважаемый правитель Дзепш?” – спросил старый Бадинок.
“А почему бы и не поменять это, уважаемый Бадинок?” – сказал князь. “Мир все равно постоянно меняется. Снега тают, воды убывают. Можем ли мы помочь, но изменить наши обычаи и установки, когда все вокруг нас меняется? Хотя ты не согласен со мной, старый Бадинок, я восхищаюсь твоим умом и мудростью. Поэтому я дарю тебе титул Тхамата (Старейший), и назначаю тебя своим советником”, – сказал князь Дзепш.
“Я отказываюсь от того, чтобы принять это”, – отреагировал Бадинок. – “Самое лучшее, что ты можешь для меня сделать, так это сбросить меня со священной скалы. Именно туда я и хочу отправиться. И больше ничего!”
“Я повторяю, делайте так, как я говорю, и уважайте своих стариков”, – сказал Дзепш своим людям. “Позвольте им жить с вами так долго, как они смогут. Более того, я объявляю, что Камби, сын этого Тхаматы, который путем нарушения нашего традиционного закона принес нам эту мудрость, станет моим зятем и правителем половины моих владений”.
“Ошибка! Бессмыслица! Безумие!” – воскликнул старый Бадинок в волнении. Схватившись за свою грудь, он в изнеможении упал.
Князь Дзепш бросился к нему и обнаружил, что душа Тхаматы уже покинула его тело.
Камби обнял безжизненное тело своего отца и зарыдал.
“Мой дорогой зять, поздравляем тебя с началом твоего властвования, прекращающим бессмертие наших людей”, – сказал князь Дзепш печально.
ПРИМЕЧАНИЯ:
Парма Тхауз -это имя состоит из двух черкесских слов и означает на черкесском языке – “первый старый бог”. Прометеус – искаженная версия этого слова в греческом языке.
Дза Еовс - это имя состоит из двух черкесских слов и означает на этом языке “строитель оружия”. Зевс –искаженная версия этого слова на греческом.
Тиат-Тиана - имя также состоит из двух черкесских слов, означает “отец-мать” или “предки”. Титан – это искаженная версия этого слова в греческом.
Иныж Псыхо – на черкесском означает “река чудовища”. (Чудовище преподносится в кавказском фольклоре как персонаж зла)
Каф Кауз – черкесская версия слова “Кавказ” и означает она на черкесском языке – “пост проводника”. Это подразумевает, что в древние времена далеко идущие путешественники, когда несли домой с далеких земель травы для дикого скота и лошадей, использовали в качестве ориентира для возвращения домой снежную вершину Эльбруса, которая виднелась вдалеке и высоко над горизонтом.
А-Дига означает “О, солнце!”. Адыги – это имя, которым черкесы называли себя сами. Оно подразумевает, что на ранней стадии черкесы использовали поклонение солнцу и восклицали – А, Дига! И что из-за этого они получили их собственное имя Адига, означающее, скорее всего, – Почитатели солнца.
Из цикла рассказов "Старые и новые предания Кавказа от Кадыра Натхо". Перевод с английского и минимальная литературная обработка – Хуако Фатимет (fatimah@maykop.ru)
Комментарии 0