Железный Волк жив...???

“Возвращение всадников” – лирическая повесть, повествование в которой ведется от лица главного героя – Сета Мозлокова, молодого ученого-археолога, приехавшего в родной аул на раскопки вместе со своим русским учителем – Вильямом Олениным. Но, как и во всякой лирической повести, развитие сюжета как такового протекает медленно и неторопливо. Как и всякий лирический герой, Сет размышляет, чувствует, переживает, но повесть наполнена не только мироощущением и мировоззрением главного героя. Основной лейтмотив произведения – это вновь боль, боль, причиняемая душам людским тем, что уже случилось, тем, что происходит сейчас и даже тем, что может произойти с нашей землей, с нашей историей, с нашей культурой, а главное – с нашими душами. И даже время, которое писатель выбрал для развития сюжета своей повести, само по себе причиняет боль сердцу каждого адыга – ведь это дни, когда земли, аулы, могилы наших предков были жестоко похоронены под равнодушной и безжалостной толщей воды Кубанского водохранилища. Волны украли у тысяч людей их прошлое, их корни, их историю, а вместе с тем – и часть душ многих и многих адыгов.

Как уже отмечалось выше, тема сохранения окружающего экопространства сегодня не нова для литературы. К ней не однажды обращались российские писатели: “Прощание с Матерой” В.Распутина, “Царь-рыба” В.Астафьева, “Белый пароход” Ч.Айтматова. Так, один из героев “Прощания с Матерой” В.Распутина произносит слова, которые целиком и полностью могли бы принадлежать и героям повести Ю.Чуяко “Возвращение всадников”: “Жизнь, на то она и жизнь, чтобы продолжаться, она все перенесет и примется везде, хоть и на голом камне, и в зыбкой трясине, а понадобится если, то и под водой, но зачем же без нужды испытывать ее таким образом и создавать для людей никому не нужные трудности, зачем, заботясь о маленьких удобствах, создавать большие неудобства? ...Не слишком ли дорогая цена?”.

Главный герой повести Юнуса Чуяко, Сет Мозлоков, находится в родном ауле как раз накануне затопления и видит своими глазами все, что творят безжалостные руки так называемых “строителей”, задача которых состоит в разрушении и уничтожении всего того, что создавалось веками, в надругательстве над могилами предков ныне живущих.

Автор вводит в повествование народное сказание о Железном Волке, который безжалостно поедал целые аулы, и становится ясно, что мудрая народная сказка актуальна спустя столетия, – он жив и сейчас, этот Железный Волк, не дающий никому пощады. И автор устами дедушки Хаджекыза предупреждает: “...этот страшный и безжалостный зверь постоянно следит за нами всеми!”. Хаджекыз понимает, что же все-таки самое страшное, в чем смысл старой сказки: “Что такое аул? Его можно построить заново. ...Но когда Железный Волк первым делом выест в человеке его сердце, ым? ...Тогда можно родного брата предать. ...И не только разрушить аулы, как это делал Железный Волк! Залить водой землю, где люди рождались и умирали... Где их качали в кизиловой люльке и где над их могилой висит полумесяц, – залить водой!” (С. 199).

Сказание о Железном Волке – не единственная народная сказка, помогающая писателю донести свои мысли, свои тревоги, свою боль до сердца читателя. Все повествование наполнено лучезарным светом народных преданий, притч, легенд, обычаев и сказаний. Фактически, повесть, как и весь роман, целиком состоит из произведений устного народного творчества, органично вплетенных в повествование. Художественная структура произведения напоминает прекрасное ожерелье из драгоценных камней, каждый из которых искрится и манит по-своему, и ни один из них не похож на другой.

Эту художественную особенность произведения подчеркивает известный русский писатель Валентин Распутин, высказавший свое мнение о романе Юнуса Чуяко в предисловии к нему: “Это одновременно и прерывистое, и мощное повествование, трагическое и радостное, печальное и счастливое, историческое и современное, локальное и масштабное; оно все соткано из легенд, сказок, песен, традиций, обычаев и устоев народа. Из поверий, сказаний, примет и “родимых пятен” его; язык романа – звуковой, интонационный, “слышимый”; герои – не столько герои, сколько являют себя, создают строй ликов, рисующих вечное и живое чело нации” (С. 6).

Но кроме адыгского фольклора, Юнус Чуяко счел необходимым использовать в своем произведении подлинный исторический документ: “Перед национальной катастрофой. Приезд царя Александра II к абадзехам”. Это документ огромной исторической важности, свидетельствующий о том, как гордые и непокорные черкесы отнеслись к предложению русского царя войти в состав России и сложить оружие. Мнения абадзехов разделились, и до сих пор неясно, кто был прав: стоило ли продолжать сражаться с бесчисленными царскими войсками, понимая, что борьба обречена на поражение, но, поддерживая себя и свой дух уверенностью в том, что испокон веков черкесы уважали свободное мужество и презирали покорную слабость? А может, ради сохранения уникального этноса, культуры, традиций, обычаев, которыми не переставал восхищаться весь цивилизованный мир, надо было заключить мир с царем, и в составе России попытаться сохранить свою самобытность?

На том памятном народном собрании старец Цейко сказал слова, которые сыграли решающую роль в судьбе адыгов: “Бросьте горсть соли в кадку воды и посмотрите, что случится с солью – она растает. Маленький народ, покоренный большим народом, должен раствориться в нем. С окончанием нашей свободы окончится и наша самобытность, иначе и быть не может” (С.28). Гордые и независимые абадзехи поддержали слова старика, и кровопролитная война продолжилась. Ее страшные итоги – это еще одна боль в сердце каждого черкеса. Миллионы погибли, другие несколько миллионов наших соотечественников оказались разбросанными по свету, и лишь горстка черкесов, жалкая горстка некогда могучего и великого народа, составлявшего целую империю, осталась на своей исторической родине в составе России. А что касается сохранения национальной самобытности, так разве это не в наших руках? Если бы черкесы в свое время пошли на мир с Россией, разве не больше было бы шансов у нескольких миллионов адыгов сохранить свою культуру, религию, историю, нежели это приходится делать нам, их потомкам, составляющим всего несколько сот тысяч? И своим повествованием, наполненным изумительной красоты творениями устного народного творчества, автор как бы говорит: вот то богатство, которое все еще есть у нас, мы обязаны сохранить его, уберечь от всеуничтожающей пасти Железного Волка.

Но писатель не дает однозначного ответа на множество сложных исторических и нравственных вопросов, затронутых в повести, и даже его герои не часто высказывают по этому поводу свое мнение. Просто Сет предоставляет на суд читателя этот документ и, постоянно вспоминая о нем, не делает никаких выводов. Однако невольно прослеживается параллель, которую Сет, а вместе с ним и автор, проводит между Железным волком, теми, кто приказал рушить аулы перед затоплением и теми, кто послал войска жечь черкесские дома во время Кавказской войны. Все они – олицетворение зла, люди, в душах которых не осталось ничего человеческого, люди, для которых гнусные амбиции превыше всего святого, люди без сердца – жертвы всепожирающего Железного Волка.

Наряду с другими нравственными проблемами, в повести поднимается тема адыгэ хабзэ – морального кодекса адыгов, существующего ровно столько, сколько живет на земле этот древний народ. С нравственным понятием “адыгагъэ” герои постоянно соотносят себя, свои поступки, а также действия окружающих их людей. И Сет, ярый поклонник типичного носителя адыгагъэ – своего дедушки Хаджекыза, все чаще и чаще ставит рядом с ним русского профессора Вильяма Оленина, удивляясь тому, насколько тонко этот человек, выросший и проживший вдали от адыгов и их культуры, чувствует душу черкесского народа, его внутреннюю и внешнюю красоту и насколько быстро он нашел общий язык с Хаджекызом.

Профессор Оленин часто сравнивает существующее в стране положение с богатым прошлым народов, и в его рассуждениях явственно слышится недовольство и даже презрение к тому, что сделано за семьдесят лет советской власти: “К обычаям! …К традициям народным. …К лучшему из того, что в них тысячелетиями было накоплено. В них – наше спасение! …Ну для чего мне, извини, этот куцый кодекс строителя коммунизма, если есть такое великое нравственное богатство. …Запомни это: я, историк, предсказываю это – спасение наше будет в возвращении к народной нравственности. …Лишь бы мы не успели ее забыть!” (С. 53-54).

Нравственно-национальную направленность прозы Юнуса Чуяко отмечают и современные адыгейские критики. Так, Ш.Ергук в своем исследовании пишет: “Национальное начало в характере героя – основное в повестях Ю.Чуяко, талантливого и оригинального писателя. Мысль о корнях, об изначальном определяет сущность характера героя, его страсти и пристрастия. Его поведение – неожиданно-импульсивное, заранее непродуманное, глубинно-глобальное, перспективное. Поэтому национально определенным и скорректированным становится характер его героя”.

Повесть богата описаниями сказочной красоты древней земли адыгов. Но каждый штрих в картине чудной природы словно наполнен другим внутренним содержанием – сознанием того, что скоро вся эта изумительная красота исчезнет с лица земли, что она обречена, и эта обреченность уже витает в воздухе, заполняя собой все вокруг: “Может, все они (насекомые, птицы – Ф.Х.) тоже ощущали беду, которая надвигалась на них всех? …Может, тоже куда-то старались перелететь, перебраться?” (С. 185). И даже некогда могучие и великие деревья – дубы-“черкесы” уже почти сдались. Безжалостная рука человека изуродовала и их, причиняя тем самым невыносимую боль сердцам тех людей, детство и воспоминания которых навсегда связаны с этими красавцами. И еще многое другое, безумно дорогое сердцу любого адыга, было уничтожено теми, чьи сердца съел Железный Волк.

Таким образом, повесть Ю.Чуяко “Сказание о Железном волке”, вызвавшая бурный отклик критики, наряду с удачными жанрово-художественными решениями и нововведениями содержит еще целый ряд морально-этических и нравственно-психологических установок, имеющих в подобном авторском подходе не только эстетическое, но и социальное, и даже общественно-политическое значение.

Хуако Фатимет