Черкесия
"Черкесия жива, но она не знает об этом"
Между Нальчиком и Владикавказом. 11 сентября 2012
- Он не понимает, что ты говоришь.
- Почему же он по-русски не говорит? Он что, дурак?
- Он француз.
Я в России. В прошлый раз, когда я приезжал сюда, я был парнем 18-19 лет, и даже не знал, что такое кириллица. С самого приезда в аэропорт и до конца путешествия я не понимал ни слова. Месяц полного непонимания — это было красивое юношеское приключение, но теперь мне хочется взять реванш. Начало хорошее: я на Кавказе, в самом непростом регионе самой большой страны мира. Ну что ж, здравствуй, страна.
Автобус прибыл в Нальчик ночью. Старый путешественник, чьё имя я забыл, как-то сказал: «В незнакомое место нужно приезжать ночью. Когда ты проснешься на следующий день, ты уже будешь частью нового мира».
Я встретился с Булатом, с которым несколько месяцев переписывался по электронной почте. Изначально мы связались, чтобы организовать интервью и показы моих фильмов в его родном Нальчике, а потом продолжили общение, и всё это перетекло в общий проект. Он будет сопровождать меня во время моего кавказского путешествия, которое продлится месяц. Булат, так же, как и я, впервые будет исследовать Кавказ. Наш первый проект называется просто «Черкесия». Это очень красивое название.
Страны с таким названием не существует со времён русско-черкесской войны 19-го века. Огромная территория, которая простиралась от Чёрного моря до Каспийского и на склонах Северного Кавказа, была разорена, а её жители были убиты или депортированы в Турцию, Сирию и Иорданию. Сегодня часто говорят о черкесском геноциде, и часть диаспоры собирается добиться его признания международным сообществом.
Сегодня черкесы живут между Чёрным морем и Центральным Кавказом, рассеянные по разным республикам, подконтрольным Москве.
Республики Кабардино-Балкария (Нальчик — её столица) и Карачаево-Черкесия были созданы, чтобы смешать равнинные народы старой Черкесии (кабарда, черкесы) с горными (карачаевцы, балкарцы). Очевидно, что само по себе это решение не способствовало установлению гармонии, и напряжённость в отношениях между народами, которая оставалась в тени во времена СССР, после его распада стала более интенсивной. Серьезных конфликтов пока не было, но дистанция между сообществами с каждым днем все больше, и это играет на руку политическим планам Кремля.
В центре всего этого, в нескольких километрах от гор, находится великолепный город Нальчик, похожий на огромный парк, окружённый несколькими зданиями для отдыха. Говорят, это самый красивый город Кавказа. Жизнь здесь течёт медленно и спокойно, а вот музыканты встречаются крайне редко. Тем интересней и сложней будет моя задача.
«А этот Винсент Мун ... он не педик?»
Это один из вопросов, которые были заданы Булату после показа фильма «An Island» про группу Efterklang. Его задали кавказские мужчины, после того как увидели, что в фильме много крупных планов с парнями из группы. Меня предупредили, что на Кавказе «ни в коем случае нельзя давать людям повод думать, что ты гей».
Ну, после всех путешествий к этому как-то привыкаешь: в Эфиопии, например, мои друзья очень серьёзно говорили мне, что «в нашей стране нет гомосексуализма».
Ну что ж, тогда поговорим о женщинах. Они прекрасны, у них уникальные фигуры, белая кожа, темные волосы, светлые глаза. «Кавказская раса» была названа так именно благодаря ним, и, по большому счету, это не совсем верно.
За мной везде следует милая Кира, она делает обо мне фильм. Она русская, не говорит по-черкесски. По-английски и по-французски — тоже. Мы общаемся с помощью жестов — не понимаем ничего и понимаем всё. Она ученица Сокурова в Нальчикском университете. Я подшучиваю над ней из-за того, что она постоянно восторгается им и совсем не слушает моих советов, но мы оба знаем, что дружба русского мастера куда больше рассказывает о жизни, чем любой фильм, который мы можем снять.
Уличный продавец. «Что он делает в Адыгее? Он заблудился?»
В Майкопе, что в Адыгее, мы посещаем Замудина Гучева. Замудин — духовный отец черкесской музыки, хранитель традиций, как это принято говорить. Мы должны больше ценить таких людей. Его жилище похоже на небольшой музей старинных инструментов, он уже много лет преподает музыку и играет со своей группой под названием Жъыу — так называется традиционная форма черкесской песни, в которой солирующий голос поддерживает хор поющих воинов. Гучев — удивительный персонаж, архетипичный дедушка с великолепными усами; он берёт меня за руку и проводит по городу и по горам. Нам удалось записать долгое живое выступление его ансамбля на фоне изумительного пейзажа. Так мне, наконец, открылся Кавказ.
Водитель такси: «Он тупой? Почему он по-русски не говорит?»
На красивых равнинах Кабардино-Балкарии мы записываем традиционные песни Зубера Еуаза среди необъятных зарослей дикой конопли, которые никого, кажется, не беспокоят, даже легендарных кабардинских лошадей, которые нас окружают. Зубер — один из молодых приверженцев старинной музыки, и иногда из-за этого у него бывают проблемы с полицией. Он пытается, насколько это возможно, защищать свою культуру и выходить за её пределы. Чувствуется, что черкесская культура только начала осознавать себя, и ей еще предстоит пройти долгий путь. Численность диаспоры стремительно увеличивается, но музыкальному миру черкесов всё же не хватает стойких лидеров.
Ночью мы долго говорим с Зубером о традициях, об охране культуры, о возможности мотивировать молодые поколения, которые часто связывают свои мечты только с Западом. Пьём махсыму — местную кукурузную водку, которую в Индонезии можно встретить под названием «балок». Эти темы (что такое традиция, как ее возродить сейчас, как вести долгие ночные алкогольные беседы) завораживают меня и мысли в голове бьют ключом.
«Что такое современная музыка? Какой-то парень лезет на стул и поет песню»
«Что значит быть частью традиции? Это значит жить близко к земле, уважать другого, делиться знаниями»
«В музеях не увидишь жизни настоящих людей — только элиты. Люди жили намного проще, и если бы мы знали, как, то мы смогли бы восстановить нашу культуру»
В конечном итоге в этой схватке побеждает махсыма.
Ещё мы посетили Эльбрус, самую высокую вершину Европы (5642 м), и близлежащую каменистую долину в поисках невероятной балкарской музыки.
Ужасная поп-музыка играет на улицах, в автобусе и даже на природе. Этно-поп похоронит все то хорошее, что принято называть традиционной музыкой.
Мы смотрели мои фильмы в переполненном кинозале, пока кто то не споткнулся о провода и проектор не погас.
Напрасно я старался выучить наизусть название черкесской скрипки, на которой основана вся местная старинная музыка. Шишапшина?
Черкесия жива, но она не знает об этом. Она ищет свою идентичность так долго, что уже не может её разглядеть. Причиной тому стало принудительное переселение.
Вместе с Булатом мы отдаём ей немного нашей энергии. Посмотрим, сможет ли она её передать.
Мы выезжаем в Осетию, совсем другой мир в двух часах езды на машине.
© http://xomusic.ru/vincentmoonrussia/2-circassia/
- Он не понимает, что ты говоришь.
- Почему же он по-русски не говорит? Он что, дурак?
- Он француз.
Я в России. В прошлый раз, когда я приезжал сюда, я был парнем 18-19 лет, и даже не знал, что такое кириллица. С самого приезда в аэропорт и до конца путешествия я не понимал ни слова. Месяц полного непонимания — это было красивое юношеское приключение, но теперь мне хочется взять реванш. Начало хорошее: я на Кавказе, в самом непростом регионе самой большой страны мира. Ну что ж, здравствуй, страна.
Автобус прибыл в Нальчик ночью. Старый путешественник, чьё имя я забыл, как-то сказал: «В незнакомое место нужно приезжать ночью. Когда ты проснешься на следующий день, ты уже будешь частью нового мира».
Я встретился с Булатом, с которым несколько месяцев переписывался по электронной почте. Изначально мы связались, чтобы организовать интервью и показы моих фильмов в его родном Нальчике, а потом продолжили общение, и всё это перетекло в общий проект. Он будет сопровождать меня во время моего кавказского путешествия, которое продлится месяц. Булат, так же, как и я, впервые будет исследовать Кавказ. Наш первый проект называется просто «Черкесия». Это очень красивое название.
Страны с таким названием не существует со времён русско-черкесской войны 19-го века. Огромная территория, которая простиралась от Чёрного моря до Каспийского и на склонах Северного Кавказа, была разорена, а её жители были убиты или депортированы в Турцию, Сирию и Иорданию. Сегодня часто говорят о черкесском геноциде, и часть диаспоры собирается добиться его признания международным сообществом.
Сегодня черкесы живут между Чёрным морем и Центральным Кавказом, рассеянные по разным республикам, подконтрольным Москве.
Республики Кабардино-Балкария (Нальчик — её столица) и Карачаево-Черкесия были созданы, чтобы смешать равнинные народы старой Черкесии (кабарда, черкесы) с горными (карачаевцы, балкарцы). Очевидно, что само по себе это решение не способствовало установлению гармонии, и напряжённость в отношениях между народами, которая оставалась в тени во времена СССР, после его распада стала более интенсивной. Серьезных конфликтов пока не было, но дистанция между сообществами с каждым днем все больше, и это играет на руку политическим планам Кремля.
В центре всего этого, в нескольких километрах от гор, находится великолепный город Нальчик, похожий на огромный парк, окружённый несколькими зданиями для отдыха. Говорят, это самый красивый город Кавказа. Жизнь здесь течёт медленно и спокойно, а вот музыканты встречаются крайне редко. Тем интересней и сложней будет моя задача.
«А этот Винсент Мун ... он не педик?»
Это один из вопросов, которые были заданы Булату после показа фильма «An Island» про группу Efterklang. Его задали кавказские мужчины, после того как увидели, что в фильме много крупных планов с парнями из группы. Меня предупредили, что на Кавказе «ни в коем случае нельзя давать людям повод думать, что ты гей».
Ну, после всех путешествий к этому как-то привыкаешь: в Эфиопии, например, мои друзья очень серьёзно говорили мне, что «в нашей стране нет гомосексуализма».
Ну что ж, тогда поговорим о женщинах. Они прекрасны, у них уникальные фигуры, белая кожа, темные волосы, светлые глаза. «Кавказская раса» была названа так именно благодаря ним, и, по большому счету, это не совсем верно.
За мной везде следует милая Кира, она делает обо мне фильм. Она русская, не говорит по-черкесски. По-английски и по-французски — тоже. Мы общаемся с помощью жестов — не понимаем ничего и понимаем всё. Она ученица Сокурова в Нальчикском университете. Я подшучиваю над ней из-за того, что она постоянно восторгается им и совсем не слушает моих советов, но мы оба знаем, что дружба русского мастера куда больше рассказывает о жизни, чем любой фильм, который мы можем снять.
Уличный продавец. «Что он делает в Адыгее? Он заблудился?»
В Майкопе, что в Адыгее, мы посещаем Замудина Гучева. Замудин — духовный отец черкесской музыки, хранитель традиций, как это принято говорить. Мы должны больше ценить таких людей. Его жилище похоже на небольшой музей старинных инструментов, он уже много лет преподает музыку и играет со своей группой под названием Жъыу — так называется традиционная форма черкесской песни, в которой солирующий голос поддерживает хор поющих воинов. Гучев — удивительный персонаж, архетипичный дедушка с великолепными усами; он берёт меня за руку и проводит по городу и по горам. Нам удалось записать долгое живое выступление его ансамбля на фоне изумительного пейзажа. Так мне, наконец, открылся Кавказ.
Водитель такси: «Он тупой? Почему он по-русски не говорит?»
На красивых равнинах Кабардино-Балкарии мы записываем традиционные песни Зубера Еуаза среди необъятных зарослей дикой конопли, которые никого, кажется, не беспокоят, даже легендарных кабардинских лошадей, которые нас окружают. Зубер — один из молодых приверженцев старинной музыки, и иногда из-за этого у него бывают проблемы с полицией. Он пытается, насколько это возможно, защищать свою культуру и выходить за её пределы. Чувствуется, что черкесская культура только начала осознавать себя, и ей еще предстоит пройти долгий путь. Численность диаспоры стремительно увеличивается, но музыкальному миру черкесов всё же не хватает стойких лидеров.
Ночью мы долго говорим с Зубером о традициях, об охране культуры, о возможности мотивировать молодые поколения, которые часто связывают свои мечты только с Западом. Пьём махсыму — местную кукурузную водку, которую в Индонезии можно встретить под названием «балок». Эти темы (что такое традиция, как ее возродить сейчас, как вести долгие ночные алкогольные беседы) завораживают меня и мысли в голове бьют ключом.
«Что такое современная музыка? Какой-то парень лезет на стул и поет песню»
«Что значит быть частью традиции? Это значит жить близко к земле, уважать другого, делиться знаниями»
«В музеях не увидишь жизни настоящих людей — только элиты. Люди жили намного проще, и если бы мы знали, как, то мы смогли бы восстановить нашу культуру»
В конечном итоге в этой схватке побеждает махсыма.
Ещё мы посетили Эльбрус, самую высокую вершину Европы (5642 м), и близлежащую каменистую долину в поисках невероятной балкарской музыки.
Ужасная поп-музыка играет на улицах, в автобусе и даже на природе. Этно-поп похоронит все то хорошее, что принято называть традиционной музыкой.
Мы смотрели мои фильмы в переполненном кинозале, пока кто то не споткнулся о провода и проектор не погас.
Напрасно я старался выучить наизусть название черкесской скрипки, на которой основана вся местная старинная музыка. Шишапшина?
Черкесия жива, но она не знает об этом. Она ищет свою идентичность так долго, что уже не может её разглядеть. Причиной тому стало принудительное переселение.
Вместе с Булатом мы отдаём ей немного нашей энергии. Посмотрим, сможет ли она её передать.
Мы выезжаем в Осетию, совсем другой мир в двух часах езды на машине.
© http://xomusic.ru/vincentmoonrussia/2-circassia/
Комментарии 0