Михаил Шемякин: «А пошли вы… господа хорошие – я свое диссидентство доказал…»
«А друг мой – гений всех времен, безумец и повеса» – это о нем когда-то спел Владимир Высоцкий. Михаил Шемякин – легендарный русско-американский художник и скульптор – дал эксклюзивное интервью «Голосу Америки»
Сергей Москалев: Как получилось, что вы стали художником-постановщиком военно-музыкального фестиваля «Спасская башня» в Москве?
Михаил Шемякин: Я уже года три принимаю участие в фестивале. Начиналось все с того, что меня попросили придумать символ фестиваля. Я предложил своего «щелкунчика», он и стал символом «Спасской башни». А памятные статуэтки и тарелки с моими рисунками по заказу фестиваля выполняет фарфоровый завод Ломоносова – их дарят участникам. Например, для Мирей Матье – статуэтка, оркестрантам преподносят тарелки – их обычно заказывают полторы-две тысячи, а статуэток – 30-40.
С.М.: То есть это штучные авторские экземпляры?
М.Ш.: Да. Статуэтка довольно дорогая вещь – несколько десятков тысяч евро. Их вручают почетным гостям фестиваля, режиссеру, ведущим…
С.М.: В этом году тема фестиваля – 200-летие Бородинской битвы…
М.Ш.: Да, в этом году мне предложили разработать саму концепцию фестиваля, стать художником-постановщиком. Тема – 1812 год. Это довольно сложно. Но я согласился, увидев в этом еще и некую традицию нашего рода.
С.М.: То есть?
М.Ш.: В 1930-е годы мой отец устраивал фестиваль северокавказской джигитовки и сам принимал в нем участие, выигрывал первые призы. И спустя десятилетия, правда, чуть несколько в ином качестве, но опять же с всадниками, с лошадьми на этой же площади работает его сын. Для меня это был мистический знак, который я расшифровал и исполнил.
С.М.: В чем ключевые моменты вашего участия в этом проекте?
М.Ш.: Задача главного художника была – создать исторический кадр. Придуманы были динамические инсталляции: «Русский бал», «Колесо войны»… Работал я с талантливым режиссером абхазского «разлива»… Ну вот, опять забыл фамилию… Я его по дружбе называю Роман Меланхолия… Вспомнил, он – Роман Мархолия – типичная абхазская фамилия.
С.М.: 200-летие Бородинской битвы, нападение наполеоновской армии на Россию, затем разгром французов русскими. Согласитесь, в рамках фестиваля, в котором участвуют и французы, – тема деликатная. Как все преподнести?
М.Ш.: О победе русских над Наполеоном все и так знают, и в очередной раз упирать на разгром французов мы не хотели. На площадь ближе к концу выезжает запряженная четверкой белых лошадей «Колесница мира». Но диктор на первом представлении объявил: «Колесница победы». Мы сидели на трибуне с генералом Хлебниковым – основателем фестиваля и комендантом Кремля – он, конечно, схватился за голову. Прокол.
С.М.: Какие образы еще были «вставлены» в рамку кадра?
М.Ш.: Все строилось на теме романа Льва Толстого «Война и мир». Был придуман символ войны – я просто процитировал митрополита московского, который в своем обращении того времени назвал конницу Наполеона конницей антихриста. И вот несутся всадники тьмы, всадники смерти. Этакий вот ход придуман – и французов вроде не обидели, поскольку всадники не облачены в мундиры наполеоновских гренадеров, но как обозначил их митрополит, так и «прорисовали».
С.М.: Та эпоха – еще и время мистических идей: масонство было чрезвычайно популярно в обществе. Пьер Безухов – один из ваших героев – масон… Вас не пытали на предмет использования в образном ряде представления тайных масонских знаков?
М.Ш.: Никаких тайных знаков, никаких символов! Конники в черных костюмах, языки пламени… Не дай Бог, учитывая, что церковь насаждает сегодня… Не думаю, что кто-то поощрил бы меня на использование масонских символов… Нет, на Красной площади главное – парад военных оркестров, и вводить масонские символы было бы неуместно, это же не театральная мистерия…
С.М.: Все-таки, как ни крути, а идея этого действа на главной площади страны – сквозная идея – имперская – и на одном из либеральных каналов в новостной сводке даже прозвучало: «Официоз на Красной площади»… Ваше мнение?
М.Ш.: Если говорить о прессе, которая скопилась у меня, то все плохое, что писалось обо мне вообще – это на моем родном языке – русском. Чего только нет… Я меньше всего думаю, что кто-то упрекнет меня в официозе. Кто? Когда мне говорят: почему ты сидишь с Путиным, ты же диссидент, я отвечаю: а пошли вы… господа хорошие. Я свое диссидентство доказал, а те, кто вякает на меня – те в основном паршивые людишки или дети паршивых людишек. Музыканты, которые травили музыкантов, поэты, которые травили поэтов… Бродского… КГБ было их инструментом. Кто спас и оградил меня от Союза советских художников и от советской интеллигенции, которая настаивала, чтобы меня всю жизнь держали в сумасшедшем доме? К-Г-Б! В органах госбезопасности в далеком 71-м мне сказали: «Ваши коллеги вам не дадут быть на свободе, мы вынуждены вас снова посадить или в психбольницу или в лагерь, откуда навряд ли вы когда-нибудь выберитесь. Поэтому предлагаем вам в течение ближайших дней "бесшумно" покинуть страну и постараться выжить на Западе».
С.М.: Да, но зато теперь картина несколько сюрреалистическая, вот хотя бы на этом фестивале: всемирно известный художник-диссидент Шемякин – изгнанник из пределов Отечества, ныне гражданин США, житель Франции, с женой-американкой – в окружении российских генералов и полковников?
М.Ш.: Ну, здесь вы, милейший господин Москалев, чуточку лукавите! Уж вам ли не знать, где сюрреализм плещется и льется через край! Государственные чиновники кружатся в хороводе с ворами в законе и мошенниками всех мастей, лакеи от искусства поют всему этому дифирамбы, снимают о ворье киноэпопеи, безграмотные тети, а зачастую и безголосые, поют песни собственного сочинения с припевом: «А вокруг – тишина, взятая за основу»! И толпы слушателей в экстазе подпевают и рукоплещут подобной белиберде… Первое лицо государства вручает государственную премию за оскорбительный для многих миллионов людей, живущих за чертой бедности, плакат, на котором красной икрой на фоне черной написано: «Жизнь удалась!», министр культуры награждает премией за «инновацию» группу мелких хулиганов от «искусства», нарисовавших мужской половой орган на Литейном мосту в Петербурге. Не отстает в «сюре» и РПЦ, объявив крестовый поход против нескольких шкодливых девчонок, попрыгавших и пооравших несколько минут в церкви, желая привлечь внимание к себе – довольно мерзким хулиганским поступком. И вот уже судьи, закрывающие глаза на преступное воровство в чудовищных размерах, коррупцию на всех уровнях и многие кровавые преступления, торжественно выносят суровый приговор провинившимся мелким хулиганкам и отправляют их на годы за решетку. А господин Зюганов на площадях Москвы зовет людей опять в светлое коммунистическое будущее, где, следуя гуманному учению Владимира Ильича Ленина, надо истреблять попов, рушить церкви, сажать в тюрьмы и лагеря верующих. Вот здесь почему-то святейший престол Русской православной церкви смиренно молчит, считая, что четыре мелкие хулиганки представляют для РПЦ и ее паствы гораздо большую угрозу и опасность.
С.М.: Ну, согласитесь, Михаил, у Зюганова же есть право «звать»… «Есть такая партия» и другие партии есть… В России же демократия суверенная…
М.Ш.: Сегодня говорить, что мы боремся там за демократию, за какое-то свободное искусство – это все чушь. До демократии россиянам очень далеко по простой причине: генетически – многовековое рабство, и если они говорят о демократии, то чаще всего путают демократию с вседозволенностью. Демократия ведь тоже требует определенных ограничений. Я очень мало жил в России, с 1971 года живу на Западе, я наблюдал и сравнивал, что такое демократия западно-европейского общества, что такое демократия Америки и что такое недавно народившаяся демократия в нашей стране. А вы говорите, что сюрреализм в том, что диссидент Михаил Шемякин сидит с генералами на фестивале военных оркестров!
С.М.: Молчу, молчу…
М.Ш.: Позвольте, господин журналист, напомнить о том, о чем я постоянно повторяю в многочисленных своих интервью на тему диссидентства. Диссидентами в мое время именовали людей, занимающихся протестными действиями против существующего коммунистического строя и несправедливости, царящей в стране. Диссидентами можно назвать Владимира Буковского, отсидевшего в лагерях и тюрьмах СССР, Юрия Галанского, умершего в тюремной больнице, Анатолия Марченко... Можно вспомнить Вадима Делоне, Наталью Горбаневскую, протестовавших против ввода советских танков в Прагу и получивших сроки. Было много и других борцов и страдальцев за свободу и демократию. Я же был неугоден советской власти за инакомыслие. Мы обозначались в списках КГБ как инакомыслящие. Или же нас – «левых» художников – было принято называть нонконформистами.
С.М.: Спасибо, это важное уточнение…
М.Ш.: И вот инакомыслящий сидит на Красной площади с генералами, которых он считает своими друзьями. Один из них – чудеснейшей и чистейшей души человек – Сергей Дмитриевич Хлебников, организатор и фанат музыкальных фестивалей «Спасская башня». Второй замечательный музыкант, композитор и дирижер – Валерий Халилов, воспитавший сотни военных музыкантов и прививший им любовь к музыке. Рядом с ними их друзья – полковники и офицеры, влюбленные в музыку духовых оркестров. Я – сын советского боевого офицера, чем и горжусь, я дружу и работаю с военными, которые создали и руководят интереснейшим музыкальным интернациональным фестивалем, привлекающим десятки, вернее, сотни тысяч любителей музыки. Я сижу с ними на фестивале, где являюсь в этом году главным художником. Мы волнуемся, переживаем и радуемся. Где же здесь странный сюрреализм? И что здесь странного? Уместнее было бы, если Шемякин сидел в окружении олигархов, грабящих Россию? Или в окружении воров в законе, которые тоже «правят балом»? Я рос в окружении генералов и полковников. Я сын военного.
С.М.: Расскажите о своем отце…
М.Ш.: Пожалуй, никто из маршалов не имеет шесть орденов Красного знамени, только мой отец – воспитанник маршала Жукова. В гражданскую войну два раза спасал Жукова от смерти, Жуков в то время был не маршалом, а комбригом. Вся моя семья по отцовской линии – это воины, по материнской – морские офицеры царской армии, воспитанники Кронштадта.
С.М.: И все же – что вы могли бы ответить с присущей вам прямотой тем, кто намекает, что, мол, Шемякин сегодня встроился в вертикаль власти?
М.Ш.: Если бы я встроился в вертикаль власти, я бы, наверное, не имел таких финансовых проблем, которые у меня есть на сегодняшний день – это раз. И потом, Шемякин никуда не встраивается. Спрашивают, почему я вообще поддерживаю Путина? А я отвечаю: «Что вы можете предложить на сегодняшний день? Охламонов?» Альтернативы Путину сегодня нет. А у протестующих против него нет пока никакой внятной программы. Пожалуй, что-то разумное проскальзывает в программах Прохорова. Вывести Россию из того состояния, в котором она находилась и сегодня находится – очень сложно. 70 лет уродования человеческой личности, и за какие-то 10-20 лет требовать, чтобы люди изменились? Это невозможно. Мы генетически все испорчены. Все ужасное, нечеловеческое, что творится на постсоветском пространстве – это наследие коммунистического строя. Нужно вытравить из себя раба, прекратить лгать, воровать, грабить. И научиться исполнять и уважать закон. И тогда можно будет говорить о спасении и возрождении российского народа. И потом, возвращаясь к вопросу: должен вам сказать, что я очень мало обращаю внимания на то, что обо мне говорят и что обо мне пишут.
С.М.: Да, но все же другие обращают – фамилия очень известная…
М.Ш.: Ни имя свое, ни честь своей фамилии я никогда не ронял.
С.М.: Михаил, а почему вы стали добавлять к своей фамилии Шемякин вторую – Карданов?
М.Ш.: Ну, это потому, что моя родня уже начинает немного обижаться. (Отец Шемякина – Михаил Петрович Шемякин – происходил из древнего кабардинского рода Кардановых, рано осиротел и фамилию Шемякин получил от своего отчима, офицера Белой гвардии Шемякина. Приемный отец скоро сгинул на полях Гражданской войны, а юный Михаил Шемякин-старший стал красноармейским сыном полка, в 13 лет получил один из первых орденов Красного знамени. Мать художника Юлия Николаевна – из дворянского рода Предтеченских, актриса – С.М.). Когда я приезжаю к себе на Кавказ, то обычно растяжка с приветствием пишется на трех языках: русском, кабардинском и балкарском, мол, земля приветствует своего сына, люди рода приветствуют своего героя, и всегда фамилию пишут Карданов-Шемякин… А когда я не упоминаю вторую фамилию – возникают обиды. Поэтому я настоял, чтобы на Красной площади на каждом представлении в рамках этого фестиваля звучало имя моего рода, и я этому только рад, этим горжусь. Хотя сегодня очень немодно быть лицом кавказской национальности, я не придерживаюсь моды.
С.М.: Помнится, наверное, лет 10 назад, мы беседовали у вас в поместье в Клавераке, в долине Гудзона… Вы тогда обронили: «Кавказ отойдет от России… возможно…». Почему вы так считали, и почему этого не случилось?
М.Ш.: А я и сейчас так считаю... Отделение и разделение может быть мгновенное, как пример – когда нажрались русские мужики и развалили Союз, за что их нужно было наутро поставить к стенке… А бывает долгое разделение, тянется, тянется… Вот как с Кавказом. Если правительство будет так же безалаберно себя вести – это произойдет. Хлопонин – неприемлемая личность для кавказских дел. Возможно, он очень хороший бизнесмен, он один из олигархов, но, вы понимаете, он никакого отношения к Кавказу не имеет, и мы – кавказские люди – относимся к нему с легким подозрением. Он не знает, что такое психология людей гор. И это ведет к большой серьезной катастрофе. Я думаю, если на Кавказе так будет продолжаться – не будет работы, надежды, – молодежь будет уходить в горы, и Кавказ Россия потеряет, это не за горами…
С.М.: Но на сегодня все же более или менее улеглось в Чечне, правда, неспокойно в Дагестане… И вот открылась еще одна острая тема – Кабардино-Балкария – родина ваших предков – кавказские войны России, те, давние, 150 лет назад. Сейчас одни считают, что тогда был геноцид черкесов, другие в происходившем видят только войну, такой, какой она была в те годы – обоюдно жестокая. Ваш взгляд?
М.Ш.: Та война была зачастую настолько жестокая и настолько несправедливая, что она – где-то – имеет полное право быть приравнена к геноциду. Это мое мнение… На сегодняшний день замечательный скульптор Арсен Гушапша сделал проект памятника, если он не будет установлен, то будет нанесен урон дружеским отношениям россиян и кавказцев.
С.М.: Что это за монумент?
М.Ш.: Монумент той войне, той трагедии. В Турции должна стоять женщина с детьми – такой как бы обломок скалы, а на месте, откуда отправлялись на вечное, добровольное изгнание черкесы, должен стоять всадник на коне. Тоже, опять же, как обломок скалы. А внутри должен быть музей, посвященный тому печальному исходу. Ведем переговоры. Все поддерживают… и русская интеллигенция тоже…
С.М.: Но и у вас, насколько я знаю, есть проекты по Кавказу?
М.Ш.: В моей работе с Кавказом я постоянно предлагаю проекты для того, чтобы начать образовывать нашу молодежь, вытаскивать ее на мировую арену. Для этого мною приобретено большое помещение во Франции – 2000 квадратных метров недалеко от Тура, где мы хотим создать центр северо-кавказского искусства. Для меня очень важно, чтобы на сегодняшний день слово «Кавказ», слово «кавказец» не ассоциировалось со словами «террор» и «терроризм».
С.М.: Помимо безработицы и деградации социальной жизни – какие другие причины вы видите в «расцвете» терроризма на Кавказе?
М.Ш.: Много молодежи уезжает в арабские страны, где проходит идеологическую подготовку. Происходит искажение традиции – они возвращаются другими. И вот сегодня уже идет охота на мулл, на духовных лиц, которые призывают к мирному Корану. Но в Коране, если вы знакомы, есть много сур, и в них призывы к борьбе, к войне с неверными. Возвратившись с арабского востока, наши ребята начинают исповедовать уже воинственный ислам, ваххабиты начинают действовать. Поэтому, когда мы встречались последний раз с Путиным в Брюсселе, у нас был двухчасовой разговор тет-а-тет, касающийся Кавказа, я как раз объяснял эти моменты, что вот, если не начнем срочно работать с молодежью, то Кавказ будет потерян. Ну, может, не сегодня, не завтра… Но…
С.М.: Часть черкесов, которые тогда, в 19 веке, остались в России, были, говоря современным языком, инкорпорированы в структуры империи: некоторые становились учителями, учеными, офицерами, даже генералами. Другие – те, что ушли с родной земли, власть России так и не приняли. И сегодня среди самих черкесов нет общей точки зрения по этому вопросу?
М.Ш.: Всегда такое будет, нужно создавать большинство, и это большинство должно показывать и доказывать, что Северному Кавказу выгоднее входить в состав России. Первыми вошли в состав России кабардинцы и князь Кардан, который послал своих сыновей, если вы читали Карамзина, к Ивану Грозному – один из сыновей остался у русского царя, второй вернулся для того, чтобы оформлять вхождение Кабарды в состав Московского государства. В этом году будет отмечаться 450… или сколько там лет? – со дня вхождения Кабарды в состав России. Мы были первые, кто понял, что лучше войти в состав России. Но если Россия сегодня не может удержать, значит… Да она не хочет удержать… Никому дела нет… Вы что, не видите, в стране бардак... Люди заняты только одним – воровством. Воровать, воровать… Есть и те, кто размышляет, что можно еще выжать из войны, которая в общем-то продолжается на Кавказе? Кому война – кому мать родна. Она выгодна определенным с Кавказа и из России. И все это знают…
С.М.: Сейчас у вас в Москве открылась выставка. Несколько слов об этой экспозиции?
М.Ш.: Это довольно серьезная выставка, к политике никакого отношения не имеет – «Рисунки в стиле Дзен». Спонтанная техника, которая не терпит остановки руки. Я работаю или бамбуковой палочкой, как это полагается, а многие работы выполнены просто лезвием масекина – это уже такой высокий пилотаж – китайская тушь и лезвие масекина. Выставка, конечно, не всем будет понятна и не всем интересна – нет ни ярких цветов, ни карнавальных образов, это довольно жесткие графические листы, но профессионалам или людям, предрасположенным тонко чувствовать ритм, пятна, тональность – это будет очень интересно. Это реализация теории и опыта «метафизического воспоминания».
© Голос Америки
При перепечатке ah, в связи с сведением двух частей материала в одну статью, авторские заголовки первой и второй части были заменены на единый новый.
Михаил Шемякин: Я уже года три принимаю участие в фестивале. Начиналось все с того, что меня попросили придумать символ фестиваля. Я предложил своего «щелкунчика», он и стал символом «Спасской башни». А памятные статуэтки и тарелки с моими рисунками по заказу фестиваля выполняет фарфоровый завод Ломоносова – их дарят участникам. Например, для Мирей Матье – статуэтка, оркестрантам преподносят тарелки – их обычно заказывают полторы-две тысячи, а статуэток – 30-40.
С.М.: То есть это штучные авторские экземпляры?
М.Ш.: Да. Статуэтка довольно дорогая вещь – несколько десятков тысяч евро. Их вручают почетным гостям фестиваля, режиссеру, ведущим…
С.М.: В этом году тема фестиваля – 200-летие Бородинской битвы…
М.Ш.: Да, в этом году мне предложили разработать саму концепцию фестиваля, стать художником-постановщиком. Тема – 1812 год. Это довольно сложно. Но я согласился, увидев в этом еще и некую традицию нашего рода.
С.М.: То есть?
М.Ш.: В 1930-е годы мой отец устраивал фестиваль северокавказской джигитовки и сам принимал в нем участие, выигрывал первые призы. И спустя десятилетия, правда, чуть несколько в ином качестве, но опять же с всадниками, с лошадьми на этой же площади работает его сын. Для меня это был мистический знак, который я расшифровал и исполнил.
С.М.: В чем ключевые моменты вашего участия в этом проекте?
М.Ш.: Задача главного художника была – создать исторический кадр. Придуманы были динамические инсталляции: «Русский бал», «Колесо войны»… Работал я с талантливым режиссером абхазского «разлива»… Ну вот, опять забыл фамилию… Я его по дружбе называю Роман Меланхолия… Вспомнил, он – Роман Мархолия – типичная абхазская фамилия.
С.М.: 200-летие Бородинской битвы, нападение наполеоновской армии на Россию, затем разгром французов русскими. Согласитесь, в рамках фестиваля, в котором участвуют и французы, – тема деликатная. Как все преподнести?
М.Ш.: О победе русских над Наполеоном все и так знают, и в очередной раз упирать на разгром французов мы не хотели. На площадь ближе к концу выезжает запряженная четверкой белых лошадей «Колесница мира». Но диктор на первом представлении объявил: «Колесница победы». Мы сидели на трибуне с генералом Хлебниковым – основателем фестиваля и комендантом Кремля – он, конечно, схватился за голову. Прокол.
С.М.: Какие образы еще были «вставлены» в рамку кадра?
М.Ш.: Все строилось на теме романа Льва Толстого «Война и мир». Был придуман символ войны – я просто процитировал митрополита московского, который в своем обращении того времени назвал конницу Наполеона конницей антихриста. И вот несутся всадники тьмы, всадники смерти. Этакий вот ход придуман – и французов вроде не обидели, поскольку всадники не облачены в мундиры наполеоновских гренадеров, но как обозначил их митрополит, так и «прорисовали».
С.М.: Та эпоха – еще и время мистических идей: масонство было чрезвычайно популярно в обществе. Пьер Безухов – один из ваших героев – масон… Вас не пытали на предмет использования в образном ряде представления тайных масонских знаков?
М.Ш.: Никаких тайных знаков, никаких символов! Конники в черных костюмах, языки пламени… Не дай Бог, учитывая, что церковь насаждает сегодня… Не думаю, что кто-то поощрил бы меня на использование масонских символов… Нет, на Красной площади главное – парад военных оркестров, и вводить масонские символы было бы неуместно, это же не театральная мистерия…
С.М.: Все-таки, как ни крути, а идея этого действа на главной площади страны – сквозная идея – имперская – и на одном из либеральных каналов в новостной сводке даже прозвучало: «Официоз на Красной площади»… Ваше мнение?
М.Ш.: Если говорить о прессе, которая скопилась у меня, то все плохое, что писалось обо мне вообще – это на моем родном языке – русском. Чего только нет… Я меньше всего думаю, что кто-то упрекнет меня в официозе. Кто? Когда мне говорят: почему ты сидишь с Путиным, ты же диссидент, я отвечаю: а пошли вы… господа хорошие. Я свое диссидентство доказал, а те, кто вякает на меня – те в основном паршивые людишки или дети паршивых людишек. Музыканты, которые травили музыкантов, поэты, которые травили поэтов… Бродского… КГБ было их инструментом. Кто спас и оградил меня от Союза советских художников и от советской интеллигенции, которая настаивала, чтобы меня всю жизнь держали в сумасшедшем доме? К-Г-Б! В органах госбезопасности в далеком 71-м мне сказали: «Ваши коллеги вам не дадут быть на свободе, мы вынуждены вас снова посадить или в психбольницу или в лагерь, откуда навряд ли вы когда-нибудь выберитесь. Поэтому предлагаем вам в течение ближайших дней "бесшумно" покинуть страну и постараться выжить на Западе».
С.М.: Да, но зато теперь картина несколько сюрреалистическая, вот хотя бы на этом фестивале: всемирно известный художник-диссидент Шемякин – изгнанник из пределов Отечества, ныне гражданин США, житель Франции, с женой-американкой – в окружении российских генералов и полковников?
М.Ш.: Ну, здесь вы, милейший господин Москалев, чуточку лукавите! Уж вам ли не знать, где сюрреализм плещется и льется через край! Государственные чиновники кружатся в хороводе с ворами в законе и мошенниками всех мастей, лакеи от искусства поют всему этому дифирамбы, снимают о ворье киноэпопеи, безграмотные тети, а зачастую и безголосые, поют песни собственного сочинения с припевом: «А вокруг – тишина, взятая за основу»! И толпы слушателей в экстазе подпевают и рукоплещут подобной белиберде… Первое лицо государства вручает государственную премию за оскорбительный для многих миллионов людей, живущих за чертой бедности, плакат, на котором красной икрой на фоне черной написано: «Жизнь удалась!», министр культуры награждает премией за «инновацию» группу мелких хулиганов от «искусства», нарисовавших мужской половой орган на Литейном мосту в Петербурге. Не отстает в «сюре» и РПЦ, объявив крестовый поход против нескольких шкодливых девчонок, попрыгавших и пооравших несколько минут в церкви, желая привлечь внимание к себе – довольно мерзким хулиганским поступком. И вот уже судьи, закрывающие глаза на преступное воровство в чудовищных размерах, коррупцию на всех уровнях и многие кровавые преступления, торжественно выносят суровый приговор провинившимся мелким хулиганкам и отправляют их на годы за решетку. А господин Зюганов на площадях Москвы зовет людей опять в светлое коммунистическое будущее, где, следуя гуманному учению Владимира Ильича Ленина, надо истреблять попов, рушить церкви, сажать в тюрьмы и лагеря верующих. Вот здесь почему-то святейший престол Русской православной церкви смиренно молчит, считая, что четыре мелкие хулиганки представляют для РПЦ и ее паствы гораздо большую угрозу и опасность.
С.М.: Ну, согласитесь, Михаил, у Зюганова же есть право «звать»… «Есть такая партия» и другие партии есть… В России же демократия суверенная…
М.Ш.: Сегодня говорить, что мы боремся там за демократию, за какое-то свободное искусство – это все чушь. До демократии россиянам очень далеко по простой причине: генетически – многовековое рабство, и если они говорят о демократии, то чаще всего путают демократию с вседозволенностью. Демократия ведь тоже требует определенных ограничений. Я очень мало жил в России, с 1971 года живу на Западе, я наблюдал и сравнивал, что такое демократия западно-европейского общества, что такое демократия Америки и что такое недавно народившаяся демократия в нашей стране. А вы говорите, что сюрреализм в том, что диссидент Михаил Шемякин сидит с генералами на фестивале военных оркестров!
С.М.: Молчу, молчу…
М.Ш.: Позвольте, господин журналист, напомнить о том, о чем я постоянно повторяю в многочисленных своих интервью на тему диссидентства. Диссидентами в мое время именовали людей, занимающихся протестными действиями против существующего коммунистического строя и несправедливости, царящей в стране. Диссидентами можно назвать Владимира Буковского, отсидевшего в лагерях и тюрьмах СССР, Юрия Галанского, умершего в тюремной больнице, Анатолия Марченко... Можно вспомнить Вадима Делоне, Наталью Горбаневскую, протестовавших против ввода советских танков в Прагу и получивших сроки. Было много и других борцов и страдальцев за свободу и демократию. Я же был неугоден советской власти за инакомыслие. Мы обозначались в списках КГБ как инакомыслящие. Или же нас – «левых» художников – было принято называть нонконформистами.
С.М.: Спасибо, это важное уточнение…
М.Ш.: И вот инакомыслящий сидит на Красной площади с генералами, которых он считает своими друзьями. Один из них – чудеснейшей и чистейшей души человек – Сергей Дмитриевич Хлебников, организатор и фанат музыкальных фестивалей «Спасская башня». Второй замечательный музыкант, композитор и дирижер – Валерий Халилов, воспитавший сотни военных музыкантов и прививший им любовь к музыке. Рядом с ними их друзья – полковники и офицеры, влюбленные в музыку духовых оркестров. Я – сын советского боевого офицера, чем и горжусь, я дружу и работаю с военными, которые создали и руководят интереснейшим музыкальным интернациональным фестивалем, привлекающим десятки, вернее, сотни тысяч любителей музыки. Я сижу с ними на фестивале, где являюсь в этом году главным художником. Мы волнуемся, переживаем и радуемся. Где же здесь странный сюрреализм? И что здесь странного? Уместнее было бы, если Шемякин сидел в окружении олигархов, грабящих Россию? Или в окружении воров в законе, которые тоже «правят балом»? Я рос в окружении генералов и полковников. Я сын военного.
С.М.: Расскажите о своем отце…
М.Ш.: Пожалуй, никто из маршалов не имеет шесть орденов Красного знамени, только мой отец – воспитанник маршала Жукова. В гражданскую войну два раза спасал Жукова от смерти, Жуков в то время был не маршалом, а комбригом. Вся моя семья по отцовской линии – это воины, по материнской – морские офицеры царской армии, воспитанники Кронштадта.
С.М.: И все же – что вы могли бы ответить с присущей вам прямотой тем, кто намекает, что, мол, Шемякин сегодня встроился в вертикаль власти?
М.Ш.: Если бы я встроился в вертикаль власти, я бы, наверное, не имел таких финансовых проблем, которые у меня есть на сегодняшний день – это раз. И потом, Шемякин никуда не встраивается. Спрашивают, почему я вообще поддерживаю Путина? А я отвечаю: «Что вы можете предложить на сегодняшний день? Охламонов?» Альтернативы Путину сегодня нет. А у протестующих против него нет пока никакой внятной программы. Пожалуй, что-то разумное проскальзывает в программах Прохорова. Вывести Россию из того состояния, в котором она находилась и сегодня находится – очень сложно. 70 лет уродования человеческой личности, и за какие-то 10-20 лет требовать, чтобы люди изменились? Это невозможно. Мы генетически все испорчены. Все ужасное, нечеловеческое, что творится на постсоветском пространстве – это наследие коммунистического строя. Нужно вытравить из себя раба, прекратить лгать, воровать, грабить. И научиться исполнять и уважать закон. И тогда можно будет говорить о спасении и возрождении российского народа. И потом, возвращаясь к вопросу: должен вам сказать, что я очень мало обращаю внимания на то, что обо мне говорят и что обо мне пишут.
С.М.: Да, но все же другие обращают – фамилия очень известная…
М.Ш.: Ни имя свое, ни честь своей фамилии я никогда не ронял.
«Когда мы встречались последний раз с Путиным в Брюсселе, у нас был двухчасовой разговор тет-а-тет, касающийся Кавказа, я как раз объяснял эти моменты…» Своим видением проблем Кавказа в эксклюзивном интервью «Голосу Америки» делится легендарный русско-американский художник и скульптор Михаил Шемякин-Карданов.
С.М.: Михаил, а почему вы стали добавлять к своей фамилии Шемякин вторую – Карданов?
М.Ш.: Ну, это потому, что моя родня уже начинает немного обижаться. (Отец Шемякина – Михаил Петрович Шемякин – происходил из древнего кабардинского рода Кардановых, рано осиротел и фамилию Шемякин получил от своего отчима, офицера Белой гвардии Шемякина. Приемный отец скоро сгинул на полях Гражданской войны, а юный Михаил Шемякин-старший стал красноармейским сыном полка, в 13 лет получил один из первых орденов Красного знамени. Мать художника Юлия Николаевна – из дворянского рода Предтеченских, актриса – С.М.). Когда я приезжаю к себе на Кавказ, то обычно растяжка с приветствием пишется на трех языках: русском, кабардинском и балкарском, мол, земля приветствует своего сына, люди рода приветствуют своего героя, и всегда фамилию пишут Карданов-Шемякин… А когда я не упоминаю вторую фамилию – возникают обиды. Поэтому я настоял, чтобы на Красной площади на каждом представлении в рамках этого фестиваля звучало имя моего рода, и я этому только рад, этим горжусь. Хотя сегодня очень немодно быть лицом кавказской национальности, я не придерживаюсь моды.
С.М.: Помнится, наверное, лет 10 назад, мы беседовали у вас в поместье в Клавераке, в долине Гудзона… Вы тогда обронили: «Кавказ отойдет от России… возможно…». Почему вы так считали, и почему этого не случилось?
М.Ш.: А я и сейчас так считаю... Отделение и разделение может быть мгновенное, как пример – когда нажрались русские мужики и развалили Союз, за что их нужно было наутро поставить к стенке… А бывает долгое разделение, тянется, тянется… Вот как с Кавказом. Если правительство будет так же безалаберно себя вести – это произойдет. Хлопонин – неприемлемая личность для кавказских дел. Возможно, он очень хороший бизнесмен, он один из олигархов, но, вы понимаете, он никакого отношения к Кавказу не имеет, и мы – кавказские люди – относимся к нему с легким подозрением. Он не знает, что такое психология людей гор. И это ведет к большой серьезной катастрофе. Я думаю, если на Кавказе так будет продолжаться – не будет работы, надежды, – молодежь будет уходить в горы, и Кавказ Россия потеряет, это не за горами…
С.М.: Но на сегодня все же более или менее улеглось в Чечне, правда, неспокойно в Дагестане… И вот открылась еще одна острая тема – Кабардино-Балкария – родина ваших предков – кавказские войны России, те, давние, 150 лет назад. Сейчас одни считают, что тогда был геноцид черкесов, другие в происходившем видят только войну, такой, какой она была в те годы – обоюдно жестокая. Ваш взгляд?
М.Ш.: Та война была зачастую настолько жестокая и настолько несправедливая, что она – где-то – имеет полное право быть приравнена к геноциду. Это мое мнение… На сегодняшний день замечательный скульптор Арсен Гушапша сделал проект памятника, если он не будет установлен, то будет нанесен урон дружеским отношениям россиян и кавказцев.
С.М.: Что это за монумент?
М.Ш.: Монумент той войне, той трагедии. В Турции должна стоять женщина с детьми – такой как бы обломок скалы, а на месте, откуда отправлялись на вечное, добровольное изгнание черкесы, должен стоять всадник на коне. Тоже, опять же, как обломок скалы. А внутри должен быть музей, посвященный тому печальному исходу. Ведем переговоры. Все поддерживают… и русская интеллигенция тоже…
С.М.: Но и у вас, насколько я знаю, есть проекты по Кавказу?
М.Ш.: В моей работе с Кавказом я постоянно предлагаю проекты для того, чтобы начать образовывать нашу молодежь, вытаскивать ее на мировую арену. Для этого мною приобретено большое помещение во Франции – 2000 квадратных метров недалеко от Тура, где мы хотим создать центр северо-кавказского искусства. Для меня очень важно, чтобы на сегодняшний день слово «Кавказ», слово «кавказец» не ассоциировалось со словами «террор» и «терроризм».
С.М.: Помимо безработицы и деградации социальной жизни – какие другие причины вы видите в «расцвете» терроризма на Кавказе?
М.Ш.: Много молодежи уезжает в арабские страны, где проходит идеологическую подготовку. Происходит искажение традиции – они возвращаются другими. И вот сегодня уже идет охота на мулл, на духовных лиц, которые призывают к мирному Корану. Но в Коране, если вы знакомы, есть много сур, и в них призывы к борьбе, к войне с неверными. Возвратившись с арабского востока, наши ребята начинают исповедовать уже воинственный ислам, ваххабиты начинают действовать. Поэтому, когда мы встречались последний раз с Путиным в Брюсселе, у нас был двухчасовой разговор тет-а-тет, касающийся Кавказа, я как раз объяснял эти моменты, что вот, если не начнем срочно работать с молодежью, то Кавказ будет потерян. Ну, может, не сегодня, не завтра… Но…
С.М.: Часть черкесов, которые тогда, в 19 веке, остались в России, были, говоря современным языком, инкорпорированы в структуры империи: некоторые становились учителями, учеными, офицерами, даже генералами. Другие – те, что ушли с родной земли, власть России так и не приняли. И сегодня среди самих черкесов нет общей точки зрения по этому вопросу?
М.Ш.: Всегда такое будет, нужно создавать большинство, и это большинство должно показывать и доказывать, что Северному Кавказу выгоднее входить в состав России. Первыми вошли в состав России кабардинцы и князь Кардан, который послал своих сыновей, если вы читали Карамзина, к Ивану Грозному – один из сыновей остался у русского царя, второй вернулся для того, чтобы оформлять вхождение Кабарды в состав Московского государства. В этом году будет отмечаться 450… или сколько там лет? – со дня вхождения Кабарды в состав России. Мы были первые, кто понял, что лучше войти в состав России. Но если Россия сегодня не может удержать, значит… Да она не хочет удержать… Никому дела нет… Вы что, не видите, в стране бардак... Люди заняты только одним – воровством. Воровать, воровать… Есть и те, кто размышляет, что можно еще выжать из войны, которая в общем-то продолжается на Кавказе? Кому война – кому мать родна. Она выгодна определенным с Кавказа и из России. И все это знают…
С.М.: Сейчас у вас в Москве открылась выставка. Несколько слов об этой экспозиции?
М.Ш.: Это довольно серьезная выставка, к политике никакого отношения не имеет – «Рисунки в стиле Дзен». Спонтанная техника, которая не терпит остановки руки. Я работаю или бамбуковой палочкой, как это полагается, а многие работы выполнены просто лезвием масекина – это уже такой высокий пилотаж – китайская тушь и лезвие масекина. Выставка, конечно, не всем будет понятна и не всем интересна – нет ни ярких цветов, ни карнавальных образов, это довольно жесткие графические листы, но профессионалам или людям, предрасположенным тонко чувствовать ритм, пятна, тональность – это будет очень интересно. Это реализация теории и опыта «метафизического воспоминания».
© Голос Америки
При перепечатке ah, в связи с сведением двух частей материала в одну статью, авторские заголовки первой и второй части были заменены на единый новый.
Комментарии 0