Нальчик: Люди и политика. Субъективный взгляд на ситуацию.

Ну, вот, про Нальчик, наконец. Назовем это частью первой*

Скоро год, как я вернулась в Россию из Штатов, но по ощущениям кажется, что проволочились все пять лет. В линии событий моей жизни подряд оказались два ярких года с разными полюсами. Год в США сейчас уже я могу назвать лучшим, что у меня был до сих пор и вполне вероятно, что оказался он таковым из-за того, что я не ожидала от этого года стольких событий и впечатлений. Может, именно поэтому мне все еще хочется об этом рассказывать, вспоминать. Впервые в жизни в Штатах я ощутила себя на своем месте, среди людей, близких мне по отношению к жизни и людям, хотя всю жизнь полагала, что американцы очень далеки от моих идеалов (да-да, я идеалистка, но стараюсь скрываться). Единственным, что омрачало пребывание в США было отсутствие любимых людей (хоть их всего и трое, но ведь именно они составляют весь смысл жизни).

Впрочем, одиночество каким-то чудом там все равно не ощущалось и, пытаясь понять причины этого сейчас, в голове возникают образы солнечного пляжа в Санта Монике, веселых вечеров в бруклинской квартире Пита и Джефа зимой, звон автоматов в холле Белладжио, смех Лили посреди Беверли Хиллз и в номере отеля на Чероке авеню в Голливуде, пронизывающая жуть безлунной тьмы над обрывом Гранд Каньона и даже ночь на подоконнике в одном из терминалов JFK. Это был крайне насыщенный год, полный новых впечатлений, новых друзей и знакомств. Тех самых друзей, которые не теряются, даже не смотря на мою неисправимую рассеянность в переписках. Это потрясающая страна, безграничная своими красотами, бесконечная своими человеческими талантами и увлекающая своими надеждами. Я желаю каждому человеку, у которого есть хоть какой-либо интерес посетить ее хоть раз в жизни и успеть увидеть в ней нечто большее, выходящее за рамки тусовок Брайтона или россказней нашего тв.

Но сегодня мне хочется написать о другом городе и о другой стране. О тех местах, откуда я родом, где провела бОльшую часть жизни и куда со слезами вернулась в мае 2010 года (проплакала все 10 часов перелета через Атлантику, а потом еще сильнее ревела в самолете в течение двух часов полета из Москвы). Никогда не забуду, как, войдя в Домодедово и уже собираясь лететь домой, стоя на эскалаторе, вдруг увидела впереди себя со спины высокую девушку с идеальной осанкой и длинными до талии темными волосами. Она грациозно сошла со ступенек на очень высоких каблуках и неторопливо направилась к одному из выходов к самолету. Я не отрывала от нее взгляда и дело было вовсе не в привлекательности той, безусловно, красивой девушки, дело было не в ее какой-то трогательности… Дело было в том, что ее образ вдруг так отчетливо вытолкнул целый комок воспоминаний в голове. Я не могла оторваться от нее и неосознанно пошла следом, а внутри все сжалось от непонятной тревоги. От той девушки веяло таким знакомым и обреченным домом, что когда она подошла к тому же выходу, что нужен был и мне, я остановилась посреди зала и до меня впервые так отчетливо дошло, что я еду ОБРАТНО. Не уезжаю откуда-то, не приезжаю куда-то, а еду обратно.

У меня не получилось даже проконтролировать порыв эмоций, что со мной крайне редко случается. Я стояла посреди людей и понимала, что плачу, но не могла остановиться. Все вдруг вернулось к исходным данным, но я еще никогда ранее так ярко не осознавала перемены в себе и при этом понимала, что все станет гораздо сложнее, чем было. Вдруг так резко стало не хватать горелого regular в Starbucks, повсеместного ковролина, широких проходов, улыбчивых людей в джинсах и кроссовках и даже запаха кондиционеров. В каждой стране есть свой запах. В Лондоне это был запах сэндвичей, метро и косметики. В Мюнхене был запах мыла и чего-то теплого. А вот в Америке – запах кофе и кондиционеров. Но в тот день в Домодедово я отчетливо ощутила запах родины и впервые от мысли о возвращении домой у меня возникала такая бесконечная грусть.

В Нальчике находились только двое людей, которых мне не хватало в течение всего времени и это, конечно, мои родители. Тоска по ним временами принимала такие извращенные формы, что я требовала от них выйти на связь в Skype, а потом целый час не говорила ни слова, а просто плакала перед экраном из-за осознания разделяющего нас расстояния и невозможности встретиться ближайшее время. Я очень к ним привязана и наверняка это будет длиться всю жизнь, несмотря ни на что. Но более дома не было ничего, что мне хотелось бы увидеть. Ни разу за весь год я не вспомнила ни одну улицу, ни один скверик, ни одно здания. Я просто хотела видеть двух людей, в которых частичка моей жизни.

Примерно с этого начался второй самый яркий год моей жизни на сегодняшний день, но яркий он был, увы, не своими позитивными событиями, а горой проблем (и две из них крайне серьезны для меня на данный момент), навалившейся уже совсем взрослой жизни и многое другое, о чем я попробую время от времени рассказывать здесь, когда уже будет совсем невмоготу. Если бы не те две проявившиеся проблемы, я думаю, что мое пребывание в Штатах затянулось бы на куда более долгий срок. Но жизнь как обычно вносит свои коррективы и на что-то здесь жаловаться не получится, поскольку со временем понимаешь, что решения приходится принимать не согласно своим желаниям, а исходя из обстоятельств. Человек я по натуре не очень открытый, поэтому не буду комментировать некоторые совсем уж дела семейно-личные, но скажу так: очень жаль, что мне сейчас не восемнадцать лет и я не могу жить одним днем, принимая решения по зову сердца и… других чувств.)) Но наверняка это все не зря, поэтому вернусь к обсуждению Нальчика.

Довольно долго мне удалось прожить в Нальчике безвылазно (в смысле, поездки по Кавказу и на морЯ я не учитываю). Здесь прошло мое детство и юность, здесь сформировался мой характер, мое мировосприятие, здесь я получила образование, заводила друзей, влюблялась в шестнадцать лет, одновременно зачиталась Холденом Колфилдом и с головой увлеклась музыкой. Я выросла в очень консервативной семье, строго соблюдающей все обычаи и традиции, с большим количеством родни, что обычно является некоторой неожиданностью для людей, которым выпадает случай это пронаблюдать, потому как в реальном мире я со своими родителями создаю колоссальную дисгармонию бытия.))) До самого окончания университета этот факт рождал во мне только лишь один вывод о том, что я ужасная дочь, и я всячески пыталась подавить в себе всё несогласное. Практически все, что я делала в этой жизни до 2008 года, я совершала ради родителей и почти ничего из этого не было моим желанием. Тогда еще я не понимала, что мои взаимоотношения с родителями тождественны моим взаимоотношениям с местностью, в которой я проживаю.

Еще в 90-х Нальчик, я думаю, мало отличался от остальной части России. Это был самый обычный провинциальный городок, который отличался теряющимся статусом курортного центра. Я помню свое детство в Нальчике конца 80х, когда папа выводил меня на парад 1 и 9 мая. Рядом с музыкальным театром на проспекте Ленина тогда были красивые клумбы, на которых в большом количестве росли розы, и папа обычно садился на корточки, чтобы я могла присесть на его колено рядом с одной из больших клумб с розами и посмотреть проходящий мимо парад, который я, кстати, совершенно не помню. Хотя помню, радостное лицо отца во время шествия, помню гордость в его глазах, как бывшего военного. Но отчетливее всего помню сильный запах роз, стоявший на улицах города в майские дни. После парада он брал меня на руки, и мы с ним так шли по центральной улице города, заворачивая в парк. Я сидела высоко на его руках и, наверное, поэтому запомнила цветущие каштаны и тенистые клены по всему нашему пути. Помню, каким было бесконечным число лиц, встречавшихся на нашем пути. Все они здоровались, улыбались, многие пожимали руку моему отцу и все поздравляли друг друга с праздником.

Потом я пошла в школу. Это был 1990-й год и я опоздала в класс на свое первое занятие (с тех пор я редко куда приходила вовремя). А первой оценкой в моей жизни был трояк по… английскому за неправильно написанное на доске слово little. Ольга Дмитриевна плохо знала язык, но умело щелкала семечки на парах и спрашивала нас о содержании пропущенной ей серии Санта Барбары.)) Если откровенно, то английский в школе я знала неважно, но в итоге стала получать пятерки и на это были две причины: у меня было хорошее произношение, что позволяло мне читать лучше многих в классе и я всегда сидела на первой парте. Лет до тринадцати английский меня не интересовал в принципе, зато очень интересовали истории Людмилы Сергеевны, нашей первой классной руководительницы, которая нам рассказывала о военном времени, когда людям было нечего есть, но так как она была самой маленькой девочкой, военные разрешали ей маленькими ручками залазить в банку с вареньем и все оттуда вылизывать. Помню ее интонацию при этом, как сейчас.))

Но чего я не помню в своем детстве, так это историй о Ленине и Сталине. Каким-то образом коммунизм в Нальчике не присутствовал в таком виде, в каком он был во многих других городах страны. Например, в Нальчике не сажали за то, что кто-то слушал Beatles или Pink Floyd (другое дело, что найти этих исполнителей здесь еще надо было постараться). А еще в Нальчике не было практики стукачества. Вы могли слушать у себя Дип Пепл и организовывать концерты, но вряд ли ваши соседи пошли бы в милицию с жалобой. А если бы и пошли, то вряд ли милиция за это кого-то загребла.

Нальчик в советские времена был райским местом в стране. Здесь находились уникальные предприятия, но в соответствии со статусом курортного города (работавший на оборонку полупроводниковый завод, вольфрамо-молибденовое месторождение, тогда еще передовой электровакуумный завод и многие другие). Кабардино-Балкарский Государственный Университет в те времена был знаменит на всю страну физиками (кстати, Андре Гейм учился именно в нальчикской школе и поступал в Москву именно с помощью нальчикских преподавателей) и филологами, нынче, увы, уехавшими и ставшими академиками в Москве или уже ушедшими в иной мир. Здесь была прекрасная культурная база и детей с удовольствием обучали всему, что умели и знали. Помню, как к нам в школу в 90-х раз или даже два раза в год приезжал с выступлениями оркестр Бориса Темирканова, старшего брата знаменитого Юрия Темирканова. Нас отпускали с уроков и мы шли в актовый зал слушать классическую музыку. Вспоминаю это сейчас и не верится, что действительно были такие времена.

Но в конце 90-х вдруг случился какой-то переворот. Какой-то генетический шок. Как-то незаметно и в то же время резко наша жизнь стала меняться. Девятый класс разошелся, начались формирования новых классов и из школы ушли даже те мальчики, которые мне отдаленно нравились, не говоря уже о тех, в которых я была тайно влюблена.)) То ли мы повзрослели, то ли еще что, но стало ярко заметно, как изменилось общение между людьми. Это как вдруг очнуться ото сна и очутиться посреди шумной торговой площади, где вокруг проносились призывы купить, а мы стояли посреди всего этого и не понимали, зачем нам это может понадобиться. Жизнь предстала вся, как на ладони, а что с ней делать было совершенно непонятно.

Я была влюблена в родные края. Мне не хотелось уезжать никуда и никогда, я бы погружена в свою жизнь в Нальчике, жила светлыми воспоминаниями и ожидала светлого будущего после поступления в университет. Мир вокруг в моих глазах излучал столько перспектив и столько интереса, что жизнь становилось с каждым днем все желаннее. Привязанность к этим местам была такой сильной, что впервые, когда я еще подростком попала в Петербург на какие-то две недели, уже на третий день пребывания там мне стало невыносимо скучно и хотелось вернуться домой, о чем я два раза в день жаловалась папе и пятнадцать раз в сутки жаловалась маме. Люди казались нескладными, манеры речи мужчин казались смешными (особенно забавляли фразы об «остановочках» и «печенюшке»))) Запах в городе был чужим и, конечно, менее приятным, чем то, к чему я тогда привыкла. Смотрела я на все это чужое, казавшееся таким серым, ощущавшееся холодным и не понимала, как столько людей хотят там жить, а не переезжают куда-то поближе к нам, где растут абрикосы, айва, черешня, виноград и где воду можно пить из под крана.))

Но более всего, помню, меня в первый раз буквально шокировал бесконечный горизонт из моей комнаты в Петербурге. Я впервые в жизни выглядывала из окна и не видела снежных гор, а по утрам не слышала влажный запах травы. Мама в тот год показала мне театры, показала всевозможные туристические места города и пригородов. Помню, тогда я впервые увидела африканцев на Невском. Выглядели они точно, как парни из популярных в 90-х рэперских клипов, что меня крайне заинтересовало.)) А в очереди к Эрмитажу познакомилась с итальянской девочкой, которая стояла со своими родителями прямо за нами и почему-то вместе с чемоданами, с биркой Lufthansa. Девочка держала в руках путеводитель по городу и вдруг прямо посреди разговора начала разворачивать карту и одновременно прямо там садиться на асфальт. Я смотрела на нее непонимающими глазами и пыталась сообразить, почему она не брезгует сидеть на грязном асфальте, ведь это же очень прилично одетая девочка. Кто же знал в те времена, что лет через десять я буду лежать на полу LAX и радоваться жизни.))

Это было начало двухтысячных. В Нальчике начали зреть, казалось, утихшие национальные и совершенно новые для этих мест религиозные идеи.

Откровенно говоря, до 2001 года я не помню, чтобы в Нальчике были какие-то религиозные аномалии или даже обычные религиозные поползновения. В 90-х в какой-то момент поднялся довольно неприятный национальный вопрос (между кабардинцами и балкарцами) о проблеме разделения земель. Вопрос был инициирован определенной активной группой балкарского народа, уверявшего, что их права в республике ущемляются (между нами говоря, этого здесь не допускалось, хотя, наверное, если бы я жила в такой маленькой республике и понимала, что составляю лишь 10% от численности всего населения, а мой народ как бы даже фигурирует в названии региона, то наверняка тоже ощутила бы, что меня на всех местах куда меньше, чем тех, кого было численно больше – кабардинцев и русских). Поднятый вопрос на тот момент удалось уладить и до последних лет к нему получалось не возвращаться.

Лично мне в этом национальном выяснении отношении всегда не было ни до кого дела. В 90-х я была еще совсем ребенком, чтобы этим заинтересоваться, потом я узнала, что у нас есть балкарские родственники, а закончилось все тем, что я начала слушать Black Sabbath и выбор между Оззи и Дио меня уже волновал куда больше, нежели все эти бытовые разборки и национальные самоопределения. Увлечение музыкой отчасти разделяла со мной подруга Аня, жившая в нашем доме в соседнем подъезде. Аня была девушкой с математическим складом ума и густыми прямыми светлыми волосами ниже лопаток. Она курила с 13 лет и у нее был доберман. Первое было причиной, по которой мне мама говорила дружить с другими девочками, а последнее было причиной, по которой я с ней не переставала дружить. Но у Ани умерла мама, когда она была еще совсем ребенком и моя мама уже не могла просто запретить мне с ней дружить. Частенько она сама говорила мне позвать Аню к нам в гости, чтобы мы вместе пообедали. Забегая вперед, скажу, что, несмотря на все мамины опасения, курить я так и не начала, даже не задумывалась о том, чтобы начать, хотя частенько наблюдала за курящей Аней, пока мы выгуливали ее роскошного добермана.

Сейчас вспоминаю одноклассников и учителей в нашей школе и понимаю, до чего же у нас было смешанное общество. Моими лучшими подругами в школе были русская, еврейская и кабардинская девочки, а лучшим другом был русский мальчик. В университете моими лучшими подругами были две девушки: русская и балкарка. Сейчас мои близкие подруги уже совсем разных национальностей и даже разных гражданств. Как-то в нашем обществе в те годы это все было нормально. У нас в городе даже есть так называемая Еврейская колонка – место торговли импортным товаром в темные советские времена. Евреев здесь проживало немало и наши евреи были в этих местах крупными цеховиками, крутили бизнес постоянно, что, видимо, и послужило причиной наезда на них местного рэкета в лихие 90-е. А как только границы были уже совсем открыты, то практически все из них уехали в другие страны (в том числе и семья моей школьной подруги в самом конце 90-х).

В начале 2000-х вдруг отовсюду послышались разговоры о какой-то национальной идее. По телевизору начали снова рассказывать про уникальность и величие страны и стали культивировать религию. Вдруг президенты начали появляться в храмах, а всевозможные религиозные деятели в Кремле. На этой волне наш, казалось, совсем равнодушный к религии народ (в Нальчике не было ни одного здания мечети с куполом до тех пор) вдруг начал разъезжать по Сириям и Аравиям в поисках религиозных знаний, а в городе начали выстраивать исламские учебные заведения и мечети на скорую руку. В результате к 2004 году этих мечетей в Нальчике было уже по одной в каждом районе, а из посетителей большинство составляли молодые люди. Ни один из моих многочисленных родственников ни разу в своей жизни даже не был в мечети, а вот я там бывала. Вся религия в Нальчике до начала 2000-х начиналась во время свадебных обрядов и забывалась вплоть до иных обрядов, необходимых уже на похоронах. Между всем этим здесь жили обычные грешные люди с обычной манией величия. Но большая часть националистов 90-х ушла в религию, как вариант оппозиции затушившей их тогда власти (есть живые примеры))).

Со временем религиозные идеи обычно пускают корни и становится сложно отличить веру от религии и от безумия. Люди в республике в начале 2000-х резко поделились на два непримиримых лагеря: крайне религиозная часть населения и другая часть, категорически отрицающая какую-то ни было религиозность. К слову, первых до примерно 2005 года было значительно меньше вторых, но проблема была в том, что религиозные группы выступали в роли оппозиции власти, которой практически не существовало до них. Их лозунги и требования были крайне справедливыми: прекратить воровать и дать людям работу. Эти призывы привлекали неустроенную часть населения. Все остальные, кто был хоть как-то близок к существовавшей власти (через родственников или близких знакомых) и имел с этого дивиденды, разумеется, выступали категорически против подобных лозунгов, видя во всем этом оппозиционность и угрозу своему благополучию, пускай даже они сами не были коррумпированы.

В 90-х в республике по инерции существовали еще некоторые предприятия, поэтому большая часть людей была, что называется, пристроена, а когда у людей есть работа, у них не остается времени на «внеклассные занятия». Но проблема в том, что с 2000-х все началось разрушаться уже совсем, работа пропала. Жаловаться было некому, потому что нормальной оппозиции не существовало, а требовать улучшить качество жизни громко не получалось, все легальные способы протеста душили в зародыше. Когда у вас в государстве нет права на оппозицию, но есть право на воровство с барского стола, то, конечно, те, кто получил доступ к этому самому барскому столу, пользовались своей привилегией так, словно каждый день был последним в истории. Всем остальным оставалось либо молча терпеть и перебиваться тем, что время от времени попадается, либо бросаться на амбразуру. В итоге получилось, что та часть населения, оставшаяся не у дел, отправилась в глубокую оппозицию, а большинство (которые могли время от времени перебиваться чем-то) высказывали с каждым годом все бОльшее понимание идей радикализма. Желание справедливости отмщения в какой-то точке обязательно становится сильнее разума, и чем угроза жизни и благополучию кажется ближе, тем ближе эта точка кипения. Я убеждена, месть редко несет в себе что-то еще, кроме личных амбиций и потрепанного эга. Справедливость несет в себе только закон, а вот этого у нас уже нет давно.

Это та особенность нашего местного религиозного движения, о которой почему-то не говорят на широкую публику. Изначально это не была борьба с Россией и не была борьба за главенство Ислама. Это была идея, объединившая расколотую и подбитую оппозицию, позволившая ей вновь собраться, но уже в другом составе и под другим соусом, к которому, что называется, не придерешься и которая позже вошла в неприкаянные, брошенные на произвол массы и начала обретать дополнительные, глобальные черты. Только представьте, какой должен был произойти переворот в жизни и головах людей, что они за пятнадцать лет умудрились пройти путь от города, в котором редко вспоминали о религии и куда в конце 80-х приезжала Сюзи Кватро (1989), а в начале 90-х приезжал Ян Гиллан с двумя концертами (8 и 9 июля 1990 года). Как-то вдруг из многообещающего города с большим будущим мы превратились в территорию ни о чем.


Нальчик. Люди. Субъективный взгляд на ситуацию. Пусть будет второй частью

Жизнь частенько заплетается в тугой узел, который всегда очень больно распутывать и я, вырисовывая эти строки и образы, все же не питаю надежд на то, что наша жизнь в этой стране изменится. Говоря «наша», я подразумеваю вовсе не только жителей Северного Кавказа. Однако существует некое чувство Родины, способное создать блестящую иллюзию в голове любого человека. Вообще, у нас, конечно, у каждого есть свои иллюзии, что рождает в нашей голове некоторое мировоззрение. Например, я верю, что время решает многие проблемы и что война – это всегда зло. Другие верят, что мир непременно контрастен и понятен, как часы. Но есть среди нас люди, в которых все еще живо то удивительное чувство Родины, которое подпитывает их ежедневно, наполняет душу приятными мелочами, дикими мечтами, оголяет большое сердце и наполняет его Чувством. Больше всего на свете я завидую этим людям. Тем, кто может жить в этом обществе и не оказываться под влиянием окружающего, кто способен распространять вокруг себя счастье, не смотря ни на что, кто может находить радость в таких мелочах, как любимые запахи и воспоминания, кто не устает ходить на работу каждое утро пешком и кто каждой клеточкой своего естества верит и любит эту страну или тот город, где живет. Не смотря ни на что.

Я жила в таком же мире, я помню эти ощущения, помню все, до единого, начиная от радостного ощущения детства, пылкого волнения от первого поцелуя и нарастающую тревогу от предстоящего экзамена. Это все и есть ничтожные элементы паззла, складывающегося в приятную картинку и образующее большое чувства Родины, только в моем случае картинка в определенный момент перестала быть волнующей и распалась на составные части, которые мне уже давно не хочется собирать. Разлюбить обычно проще, нежели полюбить. Если вы кого-то или что-то любите, то цените это не потому, что полюбили, а потому, что вам не под силу это разлюбить.

Мой мир рухнул в 2005 году. Но к этому я еще вернусь.

Моя жизнь до середины 2000х никогда не была сложной. Я всегда была странной, но в целом люди вокруг обычно хорошо ко мне относились, потому я и росла довольно бесхитростной миленькой простушечкой. Я не могла распознавать интриги и строить козни, а на всех людей смотрела, как на добрых самаритян. Так бы я, наверное, и жила, если бы жизнь вдруг не влепила мне то, что я сейчас называю оплеухой отрезвления.

На улице был октябрь 2002 года. Помню, как в тот день стояла перед зеркалом и любовалась своим новым коротеньким шифоновым платьем, которое только что купила специально для празднования новоселья у двоюродной сестры и ее мужа. Она устраивала чуть ли не целый прием со всякими важными людьми нашего общества, а меня заранее предупредили, что со мной хочет познакомиться какой-то важный молодой человек. Точнее, какой-то важный сын какого-то важного человека, который должен специально для этого дела присутствовать на мероприятии. Все как у нас обычно и случается, и все это было крайне интригующе и волнительно. Нет, не сам молодой человек, не вся история со знакомством. Забегая вперед, скажу, что я до сих пор понятия не имею, как выглядел тот молодой человек, так как тот вечер сложился совершенно иначе, нежели я рисовала в своем воображении. Тогда мне только исполнилось 19 лет и хотелось нравиться всем парням без исключения, вне зависимости от того, нравятся ли они мне. Вот и в тот вечер я была взволнована не столько перспективой какого-то будущего, а предвкушением предстоящего общения с новым молодым человеком. Мы все ветреные в 19 лет, с этим ничего не поделать.))) С возрастом девушка, конечно, куда больше начинает ценить себя и уже тщательно выбирает людей, которым можно продемонстрировать лучшие стороны своего характера. Но в 19 лет ведь вся жизнь впереди и целого мира мало. Это одурманивающее чувство, делающее молодых людей эгоистичными и наглыми. В 19 лет во мне было куда больше уверенности, чем сейчас, когда сомнения терзают по поводу любого события в жизни.

Но я ухожу от темы. То был вечер октября 2002 года, когда я примеряла новое платье и мои мысли были очень далеко от каких бы то ни было политических либо иных события в стране. То был период, когда я увлекалась потоком сознания Фолкнера, мистицизмом во всем творчестве Блейка, начиная с его гравюр и живыми образами Лорки. В общем, были времена поиска нелегких путей, далеких от реальности и от общественного телевидения.)) Я крутилась в платье по комнате и не обратила бы никакого внимания на то, что показывают на экране телевизора, если бы не настойчиво повторяющаяся картинка. В какой-то момент она вдруг привлекла мое внимание и я включила звук у телевизора. На экране были кадры полуразрушенного зрительного зала и закадровый голос журналиста, произнесший слова «Теракт на Дубровке… Десятки жертв… Успех спецслужб…».

Сложно вспомнить точно все мысли в тот момент, кроме кома в горле от осознания произошедшей с людьми трагедии, но спустя десяток лет кое-что все еще очень живо всплывает в памяти – картинка с телеэкрана, на которой была изображена кисть убитого террориста, с которой рядом стояла опустошенная бутылка какого-то алкогольного напитка, а вокруг были разбросаны шприцы. Прямо там, рядом с этой рукой стояла та чертова бутылка с этикеткой алкогольного напитка и комментарием, что террористы кололись и бухали. В тот момент вдруг что-то словно щелкнуло в голове. Какой-то затвор, отворивший черный ход во двор, откуда открывался темный заросший сад родного дома. В голове, словно надоедливый дятел стучал один единственный вопрос: «Зачем?». Тогда еще не верилось, что может быть такая явная демонстративность на экране и мне откровенно было непонятно, зачем это кому-то понадобилось. Ведь до этого репортажа все в жизни было просто: террористы все плохие, спецназ – хороший, а мне 19 лет и в моем плеере уже два месяца звучали лишь два альбома одной группы – The Doors, так что реальность мне бы еще долго не грозила. Но мир вдруг разом вывернулся наизнанку и встал вверх тормашками. Никогда не забуду то ощущение шока.

Я верю, что каждый человек в этой жизни рано или поздно приходит к Богу. Каждый по-своему решает для себя этот вопрос, но мне сложно представить себе человека, который совершенно не верит в существование некоего создателя. Другой вопрос, что каждый сам выбирает для себя отношения с Богом, но путь к нему мы все в этой жизни так или иначе проходим. У меня этот путь был резким, нервозным, взрывным, отчаянным и совершенно необдуманным. И начался он именно в тот вечер, когда я сидела в совсем уже не волнующем меня новом платье в кресле и невидящими глазами смотрела на экран телевизора. Именно тот самый вопрос «зачем?» оказался определяющим в последующих событиях моей жизни. Это очень опасный, очень скользкий вопрос и не повезло тем, кому на этот вопрос никто не смог ответить. Мне не повезло. Хотя, наверное, с какой стороны посмотреть.

Еще несколько дней после того репортажа я не отрывалась от телеэкрана и тщетно пыталась найти ответы на волнующие вопросы. Я была совсем еще, по сути, ребенком, который столкнулся с чем-то совершенно неожиданным в жизни – Родина вдруг мне открыто врала. Я вовсе не симпатизировала террористам, вовсе не искала им оправданий, но в мое детское сознание впервые забралась мысль, что мир не так уж и прекрасен… и мне в этом мире жить. Это был вопрос не чьей-то судьбы, а моего будущего, вопрос исполнения моей мечты. «Зачем» - самый эгоистичный вопрос из всех, что может задать молодой человек в своей молодой жизни. Это вовсе не поиск справедливого мира, это именно эгоистичное напоминание, что ТЕБЯ держат за идиота и ТЕБЕ не дадут нормально жить.

А дальше все идет по накатанной дорожке, когда эгоизм подсознательно отрицается и маскируется под жажду справедливости. Только при этом я совершенно не учла, что справедливость всегда довольно субъективна (справедливо то, что я считаю справедливым, а не то, что считаешь справедливым ты). И ведь все бы было куда правильнее, куда здоровее, если бы не эта наша жажда всем нравиться и не показывать себя с плохой стороны, что вызвало необходимость отрицать свой эгоизм. Для всего этого есть еще другой термин – лицемерие. Я искала ответы на вопросы и не нашла, но вместо того, чтобы назвать проблему, которая заключалась ведь на самом деле вовсе не в том вранье, что мне вдруг показали на экране, а в моем индифферентном отношении к событиям вокруг меня до сих пор, я не нашла ничего лучшего, кроме как начать искать виноватых. А куда идти искать виноватых? Правильно. Вот здесь и начинаются обращения к Богу, как к образу всеобъемлющей праведности и справедливости. Ни один человек не проводил со мной никаких «воспитательных» бесед о Боге, это все была полностью моя инициатива и причина была вовсе не в том, что у меня не было работы или были проблемы в личной жизни. Было утрачено доверие к окружающей реальности и стало страшно жить.

И только после того, как я приняла решение, начались мои поиски людей, которые смогли бы ответить на более конкретные вопросы уже о религии. Таких людей в 2002-2003 году в Нальчике было не сложно найти.)) Люди эти были приветливы и доброжелательны, но самое главное – они не врали. Мы были на тот момент почти что семьей и я даже сейчас, спустя несколько лет могу уверенно сказать, что все мы искренне верили в добро и не было у нас мыслей о насилии. Для кого-то религия была способом протеста по отношению к существующей власти, а для кого-то – способом ухода от реальности. Но некоторые (например, я) умудрялись комбинировать оба явления. И все без исключения верили в то, что иными путями справедливость не может быть достигнута. Именно здесь Родина подвела еще раз. Когда кто-то рассказывает о единственной возможности и даже у самого сомневающегося сознания не возникает мысли о хотя бы еще одной, другой вероятности оказать влияние на события вокруг – это предательство от себя, от страны и общества, что не оставили надежды.

Казалось, почему бы не жить дальше, почему не игнорировать происходящее и просто думать о себе и о приятном снежке за окном? А не получается. Когда так прошибает, уже не получается уйти от реальности в себя. Уйти получится только к другим, уйти в другую толпу, в другое общество. Потому что человек, ощутивший предательство в самый неожиданный момент – загнан в угол, слаб и одинок. Ему нужна поддержка и компания единомышленников. А когда не слышно этой поддержки даже в говорливых СМИ, человек неожиданно часто даже для себя становится маргиналом. И не стройте иллюзий, что все популярные нынче сообщества, имеющие политическую подоплеку, появляются сами по себе без чьей бы то ни было поддержки.

Вся жизнь до этих событий вдруг кажется фарсом. Словно красивая девушка с загубленным здоровьем.

Но не стоит спешить с выводами. Эти люди, уходящие от реальности, уходящие в оппозицию и злые на страну, на общество – они в действительности ведь живые, очень живые и полны чувств. Они, как ни странно, любят и то общество, которое так ругают, и даже страну. Я знаю, я сама была там, сама проходила через это. Ненависть – очень сильно чувство, куда более сильное, нежели любовь. Человек всегда думает о том, что любит и что ненавидит, но разница в том, что объект ненависти беспокоит человека куда больше, нежели объект любви, приносящий гармонию. Это неправда, что любовь опьяняет. Люди, никогда не испытывавшие ненависть по-настоящему, путают ощущение счастья и помутнение рассудка.

И ничего так не вводит в заблуждение, как чувство веры в свою аскетическую справедливость.

Все мы, кто увлекся религией в начале 2000х у нас в Нальчике, были на удивление наивны. Эта наивность остается в нас до сих пор, мы называем ее верой и страшно гневаемся на всякого, кто подвергнет это сомнению. Мы не переносим никаких дискуссий и жаждем убедить всех в своей правоте.)) Потому что нас обманули больше, чем любого из вас, не крутившихся в те годы в тех кругах.

Тогда в Нальчике сложилось удивительное общество мусульман. Это вовсе не были экстремисты, не были радикалы, не были какие-то вояки против России. То были простые молодые люди, которые действительно, на самом деле, на моих глазах занимались самосовершенствованием и ни разу на моей памяти не использовали религию, как ширму. Я сейчас не о главарях, а о простых людях. Такой искренности я больше не видела, хотя наблюдаю до сих пор. Тогда ребята всё поднимали с нуля, всю религию поднимали из мизера и были очень аккуратны в своих попытках (я уж не знаю что творилось в середине 90х). В целом суть была в том, что надо стать примером для подражания, чтобы люди поняли и увидели истину, открыли глаза на реальность. Но люди не поняли. Не понимали и не собирались понимать. Вся эта религиозность молодежи приводила многих в бешенство.

Так уж получилось, что мы живем в стране, где ничто так не высмеивается, как индивидуальность. Свое мнение иметь нежелательно, а иногда даже запрещено. Надо не только быть в толпе, но надо еще и подражать толпе. Недостаточно просто быть в гармонии, надо именно быть как все. Речь не о сочетании черного и белого, речь именно о смешении всего в серую массу. Нельзя одеваться иначе, нельзя говорить по-другому, нельзя иметь другой цвет кожи и разрез глаз. Нельзя даже иначе молиться. В этой стране общество откровенно не понимает, почему на всех американских промо-картинках непременно мелькают люди разных рас и национальностей. Почему-то у нас считается, что это притянуто за уши, тогда как на деле – это реалии той чужой жизни, это реалии американского общества и всякий раз, помещая на банку с детским питанием рядом с голубоглазым малышом еще и ребенка с раскосыми глазами, рекламщики всего лишь дают картину своего реального общества-потребителя, а не пытаются быть щепетильными. Нам совершенно чуждо, что кто-то другой в этом мире может быть прав и что вообще центр глобуса не в евразийской части. Мы совсем не ощущаем многогранности мира, нас так не воспитали. Мы прожили жизнь с верой, что нет никого более великого, нет никого более праведного и никто не может оспаривать наши утверждения.

Именно эти наши особенности воспитания сыграли определяющую роль в эскалации конфликта конкретно в нашей республике. Когда новоявленных мусульман стали называть психами и неудачниками. Казалось, ну все уже, они появились, процесс пошел и их уже не запретить. Это все равно, что отрезать конечность. Но тогда общество предпочло отрезать, а не принимать и приспосабливать к себе. Снова сказалась наша полная самоуверенность в своей доблести и исключительной праведности. Помню, как однажды в 2003 – 2004 я шла по одной из улиц в Нальчике и увидела группу девушек в платках перед собой. Вдруг слышу женский голос рядом, обращавшийся ко мне, поскольку я платков в жизни не носила и, видимо, выглядела, как «своя». Дама лет пятидесяти называла шедших впереди девушек чуть ли не проститутками и говорила так, словно мне следовало активно с ней соглашаться. Я была до того удивлена, что остановилась и уставилась на женщину ничего не понимающим взглядом. В другой раз некая дама покрывала самыми последними словами девушку с покрытой головой, сидевшую в маршрутке прямо рядом с ней. Девушка, кстати, не ответила ей ни слова, а просто вышла на ближайшей остановке. У меня снова не нашлось слов. Я не могла понять, откуда столько ненависти к незнакомым людям?

Мы были до того больным обществом, что не терпели ничего, выбивавшееся из нашего мировоззрения. А ведь то были времена, когда молодые мусульмане пытались наладить отношения с тогда еще милицией и даже устраивали футбольные турниры с милиционерами. Тогда их еще можно было сделать частью этого общества.

Тогда не было и намека на войну. Это были вовсе не те люди, которые стали бы нагло требовать 2 миллиона евро дани с туристического бизнеса.

Но все же они были очень молодые. И у них не было хороших наставников. Мне, да и, думаю, многим из тогдашних людей, посещавших мечеть в В. Ауле, удалось пообщаться с некоторыми из т.н. лидеров мусульман. Один из них даже был моим соседом одно время.)) Мы доверяли им безоговорочно. Да и деваться было некуда. Ситуация преподносилась таким образом, что все, задающие лишние вопросы могут впасть в бред и будут в итоге объявлены еретиками. А с другой стороны, кому-то ведь надо было доверять, а все их идеи носили невинный и сугубо религиозный характер. Внешне. Не один раз Астемиров во всеуслышание заявлял, что они против насилия, против войны. Что они не понимают методов всяких Аль Каед и не принимают самоубийств.

Нам тогда и в голову не приходило, что здесь политики было куда больше, нежели религии. Это только спустя пару лет на ошарашенные вопросы был дан ответ: «Не всем можно было говорить правду». Удар под дых.

Помню, когда создавался сайт IslamDin (если кто-то не знал, создавала его молодая девушка с самыми благими намерениями), мы сидели за столом с Расулом (по-моему, 2004 год) и он задал мне вопрос, почему я настаиваю, что на том сайте необходим был форум. Я ответила тогда, что форум сделает ресурс популярным, потому как ничто так не привлекает людей, как живая дискуссия на актуальную тему. На что Расул сказал, что ему бы не хотелось, чтобы люди начали заваливать сайт бестолковыми вопросами на ваххабитскую и террористическую тему. Я сказала, что ему в любом случае не избежать этих вопросов и не привлечь к себе людей, не доказав им, что их идеи не имеют ничего общего с насилием, террором и радикалами. Идиотка. Спустя время незадолго до событий 2005 года в Нальчике, этот человек уехал.

На этот раз удар выбил меня из колеи. Совершенно выбил почву из под ног, у меня не было никаких эмоций, я даже не смогла расплакаться. Это все, вот совершенно все, что говорили и в чем убеждали нас те трое во главе всего движения – все было враньем. Все было игрой в политику. Даже не борьбой за власть, а именно игрой в политику.

Все эти молодые, агрессивные, но наивные люди стали пушечным мясом. Нет, им, может, даже и не толкали никаких идей особо, но их умело направляли куда просила машина. Воспользовались их религией и ни один человек у власти нашей республики не попробовал решить проблему. Все, к чему сводится политика наших властей – запреты. Наша власть больше ничего не умеет, они не образованы дальше этого, не думают выше себя, не действуют на будущее. Они все временщики, которые должны на период своего нахождения у власти создать себе комфортные условия, а дальше хоть шаром покати. И за власть они борются все теми же ничтожными методами. И плевать им на нас на всех так же, как и нам плевать на то, кто стоит у власти. Наши миры не пересекаются. Мы можем работать в министерствах, но наши с ними жизни, с теми, кто реально что-то может решать, находятся в разных измерениях. Но мы сами виноваты, что позволили такой ситуации сложиться.

Те парни были никому не нужны. Вот как обычно бывает у нас. Лишние люди. Никто не побоялся ими жертвовать. Кстати, как раз здесь сложно обвинить милиционеров в убийствах. Уж если человек в тебя стреляет, то у тебя нет иного выхода, кроме как стрелять в ответ.

Меня же убило окончательно то, какое было продемонстрировано отношение со стороны властей после случившегося. Это дикая животная сущность, но не человеческая. Государство с такими органами власти обречено на конфликты.

К милицейскому произволу в те времена добавились и новые открывающиеся грани оставшейся руководящей верхушки религиозного движения в республике. Та самая девушка, создавшая сайт IslamDin решительно его закрыла, как только там стали появляться призывы к войне, которых до этого не было никогда. За это девушке начали поступать угрозы и обвинения. Вот те великие вояки угрожали хрупкой девушке, закутанной в платки и прочее только лишь за то, что она решила поступить по совести. Она боялась. Плакала. Сильно переживала. Но не сдалась. В итоге она удалила почти всю информацию с сайта, сменила на него пароль и закрыла. Однако позже все это было каким-то образом переделано, поскольку адрес ей не принадлежал и сейчас вместо того первого вполне приятного глазу ресурса можно увидеть то, что появилось.


Нальчик. Люди и политика. Субъективный взгляд на ситуацию. Часть третья

После 13 октября 2005 года в Нальчике не было сделано никаких выводов. Тех молодых людей убили, их тела осквернили, их сущность переиначили и таким образом нашли единственных виноватых. Все вокруг вдруг стали такими умными, стали такими разбирающимися. Начались разговоры о том, какие были сволочи те, кто поднял оружие в 2005 году. Ни разу я не столкнулась, чтобы наше население, наше местное население в городе, попыталось хотя бы просто проанализировать случившееся. Мы так и не научились смотреть на себя со стороны, так и не захотели заняться очевидной проблемой. Не научились понимать, что в жизни могут быть разные оттенки цветов, кроме белого и черного.

По телевидению нам назвали количество убитых, количество арестованных и пообещали справедливый суд. Суд идет до сих пор. И все бы нормально, ведь поднявшие оружие против существующей власти, пошедшие на вооруженный конфликт с силовыми органами действительно являются преступниками с точки зрения законов этого государства. Таковы законы в любом государстве и это все сложно даже в своем тесном внутреннем мирке как-то оспаривать. Преступников надо судить. Но с теми, кого сейчас пытаются судить на процессе по делу о нападении на Нальчик в 2005 году поступили несколько иначе.

На той скамье подсудимых среди почти полусотни обвиняемых вы не найдете ни одного лидера, ни одного организатора. Там сидят пешки, там сидит мясо, которое удалось поймать. Вы не увидите показательных судов над главарями с обличением их вранья. Вам не продемонстрируют наглядно неотвратимость наказания и справедливость закона. Все, на что можно рассчитывать – показательная месть.

Нам всем так или иначе присуще желание отомстить. Это как дышать, как любить, как ненавидеть… Но странно, когда вдруг обнаруживаешь себя в государстве, от которого ждешь не исполнения закона, а мести. Этому государству не то чтобы не веришь, но даже не уважаешь. Это такая убогая организация общества, в которой миллионы людей не могут заставить закон работать. Поэтому я не сомневаюсь, что те обвиняемые с процесса по делу о нападении на Нальчик сядут все и получат максимум, в чем их обвиняют. Потому что кто-то должен отсидеть за случившееся. Это будет не Шогенов, бывший министр ВД. Это будет не Астемиров, которого случайно пристрелили на улице. Это будет даже не последняя наша звезда Джаппуев, который был убит не так давно. Нет, все эти люди должны быть символично ликвидированы, потому как они нанесли непоправимое личное оскорбление органам полиции.

Мы живем в государстве, где даже полиция считает себя выше закона и организовалась в крепкую группировку. Нет профессионалов закона, способных довести дело в суде до конца и выиграть процесс. Со всех сторон остались только боевики. Мы уже не понимаем закон, мы превратились в общество, которое уважает только силу и деньги, потому что еще ни разу нам не показали, что закон работает во всех направлениях. Как можно повсеместно верить в закон и следовать ему, если орган власти, уполномоченный следить за исполнением закона (полиция), преступает эту черту и даже не пытается завуалировать свои нарушения. И не смотря ни на что, мы жаждем быть частью цивилизованного мира.

Безнаказанность преступников на всех уровнях. Преследование неугодных. Поиск козлов отпущения. И если в Москве власть все еще опасается буйства толпы, то в Нальчике власть плевала на всё. Когда в конце 90х растаскивали Зеленый рынок под предлогом, что не позволят там продавать шмотье, торговавшие там женщины, для которых на тот момент это был единственный семейный доход, вышли протестовать. Наша доблестная милиция, а точнее даже ОМОН, в тот день на моих глазах таскали и избивали этих женщин. Это были не какие-то заезжие милиционеры из других уголков России. Нет, не тешьте себя мыслями о том, что «наши кабардинцы так в жизни не поступили бы с женщинами». Еще как поступили, еще как поступали и будут поступать. Потому что народ для них всего лишь мусор под ногами, препятствие, мешающие жить спокойно. Мне было тогда лет 16 и все это быстро забылось, но память – штука непростая и самовольная. Все вспомнилось, когда пришло время.

К нам сюда в конце 90х-начале 2000х не приезжали из других уголков России наводить порядки. Мы здесь сами варились в этом дерьме, сами доводили до абсурда складывающуюся сложную ситуацию. Сами унижали и убивали свой народ, вдалбливая дубиной одну единственную истину – прав тот, у кого в руках власть.

Злоба – вот главное чувства нашего с вами современного общества в этой стране. Мы злимся на всех в зависимости от ситуации: на другие страны, на другую религию, на другие национальности, на соседа с площадки, на знакомых. Мы – нация несостоявшихся амбиций и рухнувшей мечты, которая отчаянно царапается в поисках смысла жизни. У нас не получается просто жить, думать, не сбиваться в кучки, не принадлежать никаким движениям, не думать о мировом господстве. Мы боимся построить свою жизнь на своей собственной мечте, потому что слабы, потому что где-то в подсознании боимся лишиться огня из-за того, что мечта не осуществима. Самая маленькая мечта маленького человека – просто жить и не быть уничтоженным системой.

После событий 2005 года в Нальчике, сюда бодрым шагом пришла российская власть. До этого власти дела не было до происходящего здесь произвола. А потом вдруг мы стали небезразличны. Надо заметить, российская власть тогда вела себя здесь довольно осторожно, не желая спровоцировать конфликт. Но ничего не удалось. У нас в стране нет политиков, у нас в стране только силовики. После того, как нам сюда начали засылать российских министров внутренних дел, ситуация в корне изменилась.

Зачем перспективному полицейскому чину ехать в такую дыру, как Кавказ? Ясное дело – получить генеральские погоны. Жить в Нальчике, разъезжая в кортежах, отсиживаясь в комфортабельных кабинетах, чувствуя себя полноправным хозяином, так как не обязан даже подчиняться главе республики, а только напрямую Москве. И это считалось «горячей точкой».))) Люди не делали ровным счетом ничего, но в итоге получали генеральские погоны и сразу уезжали в другой уголок России. Таким образом проходили годы. Пять лет спустя в этой республике не было сделано никаких выводов и ни одна проблема не была решена.

Я вернулась из Штатов к лету 2010 года и сразу попала в водоворот. Кругом говорили о нападениях на милиционеров, об убийствах мирных граждан, проявлявших несогласие с идеями религиозных радикалов. Подруга, проживавшая в поселке Эльбрус (это в Приэльбрусье) уверяла, что там практически не осталось семей, которых бы не затронул конфликт, проходящий в республике. Что там чуть ли не еженедельно находили убитых молодых людей, которые называли себя мусульманами, совершали все молитвы, но были в итоге убиты по той причине, что отказывались поддерживать сформировавшееся подполье радикалов.

Одна из моих знакомых в 25 лет осталась вдовой с четырьмя детьми на руках. Она была самой настоящей ортодоксальной мусульманкой со всеми положенными атрибутами. Таким был и ее муж. Его убил собственный двоюродный брат по примерно тем же причинам несоответствия. Убил по решению некоего СУДА, организованного радикалами.

В городе было полно слухов. Убивали соседей, убивали незнакомых людей, но рассказывали только об убийствах полицейских.

В 2010 здесь была самая настоящая война, о которой молчали федеральные СМИ. И это уже были не те наивные верующие молодые люди двухтысячных, носившиеся со своей религией, как с хрупким карточным домиком. То были уже обозленные, жестокие, готовые умереть и готовые убивать люди. Наше потерянное поколение. Казалось, события 2005 году по идее должны были оттолкнуть народ, но, как ни парадоксально, ничего подобного не произошло. Религиозный максимализм вдруг превратился в модный тренд. О религии создавались группы в Одноклассниках, Вконтакте, о религии появлялись жаркие дискуссии на форумах. И если на форумах были хотя бы какие-то обсуждения, то в социальных сетях был просто набор кадров. Я не думаю, что это было спланировано. Не верю, что у тех людей было для такого плана достаточно ума.))) Мне все больше верится, что младшее поколение, наблюдавшее происходившее в начале 2000х, просто выросло. Они не успели вникнуть в результат. Человеку проще разрушить свою жизнь, чем избавиться от собственных убеждений, взращенных в нем с детства. Об этих молодых людях никто, как обычно, не вспомнил. Они росли сами по себе и впитывали мир уже с позиций, сложившегося мира с детства. С ними никто не разговаривал. Зато не забыли создавать «списки молящихся подростков» в школах.

Мы вырастили поколение циничной молодежи, не желающей посмотреть на мир или прислушаться к чужому мнению. Мы вырастили наши копии и почему-то удивляемся и не признаем их своими, когда смотрим со стороны.

Нальчик – яркий пример мирка, который за последние тридцать лет прошел все стадии, начиная от полного благополучия, провального настоящего и зыбкого будущего. Мы совершенно не умеем смотреть на себя со стороны, совершенно не хотим слышать какие бы то ни было обвинения в свой адрес. Национальный патриотизм из нас прёт, как кишки из раздавленной собаки. Для нас главный враг – человек, способный нам сказать, что мы неправильно живем, а не чиновник, кормящий нас обещаниями о светлом будущем к 2025 году. Мы обороняем нашу иллюзию бытия так ревностно, что уже потеряли себя в этой толпе из общей национальности и религий.

Сложно обвинять людей в том, что у них нет другой жизни.

Но сложно жить в этом всем и не выветрить все свои эмоции и чувства.

Почти весь 2010 год на территории Кабардино-Балкарии шла самая настоящая война. К тому моменту даже начались увольнения в силовых структурах. Вдруг больше не находилось желающих на должность какого-то прокурора или начальника какого-нибудь РОВД. В республике кроме всего жгли магазины, где продавали алкогольные напитки и шантажировали бизнесменов, требуя с них деньги в обмен на жизнь и бизнес.

Но никто ничего не пытался предпринять до зимы 2011 года, когда по дороге в Приэльбрусье была расстреляна машина с туристами из Москвы. До тех пор всем было плевать, что в республике ежемесячно убивали десятки людей, включая милиционеров.

Туристов было жаль всем. Помню, как звонили после этого случая знакомые и хотели обсудить случившееся, искренне не понимая причины такого поступка. В республике туристы всегда ценились выше любого мнения. Особенно московские туристы, которые неизменно приезжали с хорошими деньгами. Никто бы в своем уме не подумал убивать туристов, поэтому случившееся в обществе вызвало большое негодование. Люди были в гневе. На форумах местные писали извинения за произошедшее, но все это было уже неважно. Все это уже мишура и, как оказалось, все это было далее полностью проигнорировано.

Реакция остальной части российского общества была в общем предсказуема – виноват каждый житель КБР. По известным причинам ситуация описывалась так, словно в республике все были довольны произошедшим и все в этом участвовали. Нигде даже не было упомянуто, что самих жителей республики уже в течение целого года жестоко и расчетливо убивают и игнорируют. Никто не говорил о том, что сами жители живут в страхе уже целый год и не могут обратиться даже в милицию, которая почти разбежалась. Как-то вот забыли упомянуть, что по статистике еженедельно убивали несколько мирных людей (не считаю милиционеров и чиновников). Только за прошедший квартал у нас в КБР было девять терактов и были убиты более 30 человек. А ведь это уже времена, как их сейчас называют, ослабленного бандподполья. Здесь можно посмотреть практически всю хронику событий в республике с 2009 года.

Потом к нам начало заезжать российское начальство. Запомнилось собрание, организованное сразу после тех событий зимой 2011 во главе с полпредом РФ Хлопониным. Уважаемый полпред стоял ошарашенный среди всей нашей властной гопоты и задал вопрос: «Почему такой экстремизм религиозный, такая агрессия появляется именно на Кавказе, а не где-либо еще на территории России?». То есть человек даже не может понять, почему люди недовольны, почему рыпаются, не молчат в тряпочку и просто не глушат проблемы в водяре. Он даже не подумал о том, что люди все на свете разные, даже в одной семье они разные и разные люди по-разному себя проявляют в безвыходных ситуациях: кто-то берется за оружие, кто-то совершает харакири, кто-то выходит на протесты, кто-то прокалывает себе ноздри и зовется панком, а кто-то спивается. Все зависит от степени цивилизованности того общества, в котором происходят события. Если у вас есть возможность продемонстрировать свою позицию, выйдя на митинг – вы предпочтете этот способ. Если у вас такой возможности нет, вы в любом случае становитесь в оппозицию. И уже только уровень интеллекта, отчаяния и доверчивости сможет остановить. Никакие вразумительные беседы, убеждения не подтолкнут человека, дошедшего до ручки в своем нездоровом внутреннем мире, выйти к дискуссии и слушать чье-то мнение. Хлопонин приезжал задавать вопросы нашим ВЛАСТЯМ. Не нам, не другим людям, а ВЛАСТЯМ. Он спрашивал у кучки провалившихся в своей работе бездарей и посредственностей, в чем заключалась проблема в республике. Будто их это волнует. Будто они не спят ночами из-за событий в городе. Будто они предпринимали хоть что-то в течение пяти лет для решения этой ситуации.

Власти в этой стране уже даже не считают нужным общаться с людьми. Здесь не приходят в университеты к студентам, не приходят просто на открытое общение с жителями. Они спрашивают о проблемах населения людей, которые сами втолкнули людей в эту ситуацию.

Нальчик – не слишком большой, не слишком шумный, не слишком провинциальный, не очень яркий и совсем не враждебный. У нас всегда проживало множество людей разных, совершенно разных национальностей и вероисповеданий и ни разу не было конфликтов на почве их национальностей. В этом городе множество недостатков и у меня на него свои обиды, но, положа руку на сердце, Нальчик ничем не хуже любого другого города России. Раньше это был еще и чистый городок с уютными скверами, парками и неторопливыми людьми. Сейчас ритм взял свое, жизнь завертелась и поток людей начал меняться, начали меняться и некоторые ценности. Единственное, что делает проживание в Нальчике как минимум сложным – практически полное отсутствие работы и заработка. Но, опять же, это, как я понимаю, проблема большинства городов в России и здесь уже, как говорится, как повезет.

Я живу в республике, где доктор зарабатывает 15 тыс. руб., учитель 7 тыс. руб., айтишник в банке получает 20 тыс. руб., а глава республики во много раз преумножил свое состояние за время нахождения у поста.)) Раньше эта несправедливость меня бы сильно мучила. Сейчас лишь вызывает улыбку. Так ожидаемо, так предсказуемо. И так неизменно вот уже десяток лет.

Сейчас в ленте новостей то и дело мелькают репортажи об убитых боевиках, но как-то верится во все это с трудом. Вся территория Кабардино-Балкарии по своей площади находится на 78 месте среди 83 российских регионов, куда включены Москва и Петербург. Мы почти в четыре раза меньше Московской области. И кто-то хочет убедить всех, что вся ватага силовиков в России была не в состоянии уничтожить несколько десятков боевиков на территории республики? Что наши доблестные центры Т и Э, куда, я не сомневаюсь, отправляются сумасшедшие деньги из федерального бюджета, не могут поймать сотню террористов в республике, где все друг друга знают?

Видимо, там тоже кто-то решил, что не получится вечно бегать от задаваемых вопросов и полились, как рога изобилия новости об убийстве то одного, то другого боевика. То есть еще полгода назад милиционеры массово увольнялись, а сейчас им удалось перебить врагов? Кто в это поверит? Кто вообще поверит, что на территории такой мелкой республики эти самые боевики вот уже пять лет могли действовать, как им вздумается без чьего-то крышевания? Не буду гадать чьего именно.

Население устало от всего. От наглых местных взяточников на всех уровнях, от террористов, от бессовестных полицейских, от безнаказанной несправедливости, от беззакония, от отсутствия работ и зарплат, от отсутствия права выбора, от необходимости молчать и даже от необходимости как-то дальше среди этого всего выжить.

Еще года четыре назад я была бы категорически против отделения КБР от России. Все-таки были еще надежды, были еще силы. Но проживание в нормальном государстве резко и больно открывает глаза на теперь уже глобальную реальность. Кто-то может наплевать на чужую страну, как на красивую картинку из журнала и обратиться прямиком к своей жизни. Это самая здоровая позиция, конечно же. Но для меня эта все оказалось невозможным. Не могу забыть тот факт, что жизнь бывает совсем другой. Что это не вымысел, не сказка, не придуманная мечта. Это чья-то настоящая жизнь, а не больное воображение пристрастного сознания. Нет на свете ничего идеального, но есть места на нашей планете, где человеческая жизнь все еще многого стоит и правда в большинстве случаев оказывается важнее чьей-то воли.

В каждом обществе имеются свои неустойчивые элементы. Но, к сожалению, степень дегенеративности этих элементов напрямую зависит от условий жизни людей. Оптимист здесь скажет, что слава Богу, нет у нас каннибалов. Пессимист скажет, что и такие встречаются. Реалист, наверное, уже не найдет что сказать, а будет собирать вещички. (см. статью в Ведомостях) Потому что уже все равно и именно это чувство равнодушия, на мой взгляд, станет определяющим для будущего не только нашего города и нашей республики.

ps: Пока стряпала это, оказалось, что в республике сегодня убили зам. начальника центра по борьбе с экстремизмом.


13 мая - 12 июня 2011 г
©lucky_black

*Примечание aheku.net: Это не "аналитическая статья", а три объединенных поста из журнала указанного блоггера с сохранением стилистики. 

lucky_black