Кавказская Атлантида

До начала 1860-х годов адыги-чркесы (наиболее крупные племена: шапсуги, абадзехи, натухайцы, темиргоевцы, бжедуги, убыхи) населяли обширное пространство от Черноморского побережья до Прикубанья. Восточнее проживали адыги-кабардинцы. Как и об античной Атлантиде, о «Великой Черкесии» существует немало мифов, но есть и несомненная данность – пространство обитания адыгских народов было пространством богатой и своеобразной культуры. Это был особый мир, производивший сильное впечатление на европейцев. Мир безжалостно – и как теперь стало очевидно – неоправданно разрушенный.

Трагедия такого масштаба заслуживает изучения внимательного и объективного, ибо уроки, которые можно извлечь из происшедшего, более чем актуальны. Не говоря уже о таком немаловажном понятии, как справедливость.

Крупный ученый – ботаник, агроном, этнограф – Иван Николаевич Клинген, в конце XIX века изучавший природу разгромленной Черкесии, оставил убийственные свидетельства: «Весь восточный берег Черного моря и большая часть Батумского округа представляет из себя обширную пустыню с населением более редким, чем Сибирь. Природа здесь роскошна, как нигде в Европе, а климат по мягкости подобен климату Ривьеры. Растительность, сохраняя свою южнорусскую физиономию в северо-западной части, постепенно утрачивает ее при передвижении на юг, а за Сочи мало-помалу принимает субтропический характер… Под нею скрывается плодородная почва, нередко тучный чернозем, который обеспечивает урожаи самых прихотливых сельскохозяйственных растений, а массы воды дают огромные ресурсы для применения надпочвенного, подпочвенного и даже воздушного орошения. Но до последнего времени население побережья не прибавлялось, а скорее регрессировало, и колонии прозябали, а не процветали; ничтожная производительность земли, всюду жалкая культура, уныние в сердцах, вечные вздохи о покинутой родине, бедность, болезни, невозможные дороги, отсутствие мостов, общий упадок и одичание – вот что режет глаз на каждом шагу… В продолжение более чем четверти века испытаны всевозможные меры заселения, немало денег и энергии ушло на бесплодные попытки, а все же дело не продвинулось.

В чем же здесь тайна?

И честный ответ: «Исчезли горцы, но вместе с ними исчезло их знание местных условий, их опытность, та народная мудрость, которая у беднейших народов составляет лучшее сокровище и которой не должен брезговать даже самый культурный европеец. Горцы прекрасно умели возделывать всякого рода орехи, хурму, яблоки, груши, винную ягоду и, несмотря на закон, угощали европейцев прекрасным вином. На юго-востоке занимались они хлопком, особый вид лебеды служил им для добывания селитры, а душистый мед тысячами пудов шел заграницу. Их защитные насаждения вдоль рек, живые изгороди, лесные опушки кругом полей, древесные группы для затенения, воздушные силосы из листьев и ветвей – все вызывает одобрение агрономов. Веками выработанная система гигиенического режима для предупреждения от лихорадки, особый выбор мест для жилища, пользование водой, распределение работ по времени года в зависимости от вертикального профиля местности – все возбуждает удивление среди гигиенистов. Их плуги и рала, их выносливые горские семена были замечательно приспособлены к местным условиям. Скотоводство велось в огромных размерах, и из молочных продуктов приготовлялся хороший и прочный сыр… Они ежегодно били до 500.000 баранов и продавали до 200.000 бурок. Масса тисового, пальмового и строевого леса грузилась на иностранные корабли. Еще в последней трети прошлого столетия (XVIII век. – Я.Г.) общий вывоз товаров из Черкесии простирался, по тогдашним деньгам (считая только таманский рынок и Каплу), до двух миллионов рублей. Из этого количества на долю одного восточного побережья около миллиона по нынешнему курсу».

Итоговый вывод Клинген выписал курсивом: «Удалив из страны черкесов в силу общих государственных соображений, мы взяли на себя тяжелый нравственный долг удовлетворить цивилизацию за утраченные силы и за погибшую культуру, которая копилась 3000 лет, а погибла в 30 лет под напором чудовищно-творческой силы природы, уже не сдерживаемой опытной и сильной рукой аборигена… Бессильны здесь огонь и меч, и не спасут беспочвенные проекты, потому что погибли навсегда старые традиции и почти без следа исчезла старая культура».

«Погибшая культура…», «Исчезла старая культура…».

Честный русский ученый нигде ни словом не говорит о «дикости» аборигенов, об этом любимом аргументе новых конквистадоров. Да и не только их. Демократ Добролюбов, сочувствуя горцам, писал, тем не менее, о необходимости «внушить диким племенам истинные начала образованности и гражданского быта». За несколько десятилетий до Добролюбова железный республиканец и несгибаемый государственник Пестель аргументировал поголовное изгнание горцев с Кавказа и заселение русскими крестьянами тем, что «полудикие народы» не могут рационально распоряжаться благами природы. Таков был уровень осведомленности и неспособности понять ценность другой культуры.

Сведения о цветущем состоянии края приходят в некоторое противоречие со свидетельствами русских военных. Так, например, адмирал Серебряков, игравший одну из ведущих ролей в войне на Черноморском побережье и в прилегающих горах, назвал черкесов «стадом нищих дикарей». (Правда, через некоторое время он изменил свое мнение).

Это объяснялось двумя причинами. Во-первых, особым шиком среди горских удальцов, в том числе имевших высокий социальный статус, было ношение драных черкесок при дорогом оружии. На русских офицеров, недостаточно знакомых с горским бытом и психологией, это производило странное впечатление. Во-вторых, и это главное, черкесы действительно постепенно нищали в результате карательных действий войск Кавказского корпуса. Это была сознательная стратегия, направленная на уничтожение посевов, угон скота, разрушение аулов, что приводило к массовому голоду и хозяйственному разорению…

Разумеется, цивилизация «Кавказской Атлантиды» не исчерпывалась процветанием сельского хозяйства во всех его видах, включая коневодство – черкесские кони чрезвычайно ценились, в частности, русскими офицерами.

В Черкесии были развиты изощренные ремесла – главным образом изготовление оружия высочайшего качества. Недаром Ермолов начал перевооружение войск Кавказского корпуса, заменяя традиционные сабли на горские шашки…

Военная культура Черкесии находилась на весьма высоком уровне, и наемники-черкесы играли значительную роль как в войнах между государствами Востока, так и во внутренних междоусобицах…

Для того чтобы понимать судьбу Черкесии, надо помимо всего прочего, представлять себе – как воспринимали горцев русские военные.

Генерал Григорий Иванович Филипсон, который впоследствии, как мы увидим, пытался предотвратить гибель «Кавказской Атлантиды», прослуживший на Кавказе много лет и хорошо его знавший, писал в своих мемуарах: «Воровство и разбой, как в древней Спарте, были у черкесов в чести; позорно было только быть пойманным в воровстве». Под воровством здесь, естественно, подразумеваются не кражи в аулах, а набеги в поисках добычи. Сопоставление со Спартой придает характеристике особый оттенок. Филипсон понимает особость мировидение другого народа, другой цивилизации, других нравственных мотивов…

Нравится нам это или не нравится – «набеговая система» была реальностью. Корни ее уходили глубоко в традиционный быт и психологию горского воина. Набег был важным элементом той картины мира, которая казалась горцу справедливой и органичной. Целью набега была отнюдь не только добыча – это был способ самореализации, испытания мужских качеств – храбрости, ловкости, хитрости. Известно, что юноша, не проявивший себя в набеге, отнюдь не был желанным женихом…

В ходу русских кавказцев была устойчивая формула «горское рыцарство»…

«Оно проявлялось во многом, хотя бы, например, в честном держании условий о перемирии, не говоря уже о прославленном их гостеприимстве» (Венюков – ред.)

Впервые идея выселения горцев Западного Кавказа была сформулирована еще в 1857 году начальником главного штаба Кавказского корпуса Дмитрием Алексеевичем Милютиным. Активный участник Великих реформ Александра II, он был человеком умеренно либеральных взглядов. Но политический либерализм в России прекрасно сочетался с имперской идеологией. «Необходимость переселить их (черкесов – ред.) на Дон, потому что в Ставропольской губернии нет свободных земель, что водворение их в тылу казачьего населения было бы неудобно и отклонило бы нас от главной цели, т.е. развития русского населения на северной покатости Кавказского хребта до решительного перевеса его над живущими там племенами азиатского происхождения. Не обращая там горцев в казаки, нужно строить из них на Дону особенные поселения вроде колоний. Мы должны тщательно скрывать эту мысль от правительства горцев, пока не наступит пора для исполнения ее».

Был ли возможен на каком-то этапе противоборства компромисс, который позволил бы сохранить Черкесию в ее ограниченном виде, компромисс, который заменил бы катастрофу закономерной эволюцией и постепенным сближением культур?

Теоретически такой вариант был реален. Нужна была лишь трезвая оценка ситуации обеими сторонами, то есть именно то, что нередко случается в острых конфликтах между народами и государствами.

Но окончательно судьба черкесов была решена осенью 1861, во время поездки Александра II по Кавказу.

Условия ультиматума, выдвинутые царским правительством, вынуждали черкесов отречься от «многовековых традиций, которые были психологическим стержнем их существования. Им предлагали отказаться от мироустройства, которое они сами, их отцы, деды и самые отдаленные предки считали единственно правильным. Им предлагали отречься от самих себя».

Так была упущена последняя возможность взаимоприемлемого компромисса. Черкесия была обречена.

Ростислав Фадеев, изначально утверждавший, что земли черкесов России нужны, «а в них самих нет надобности», с горечью признавал, что изгнание горцев было чревато «бесчисленными, бесчеловечными страданиями».

«Поразительное зрелище представилось глазам нашим по пути, - пишет И.Дроздов, - разбросанные трупы детей, женщин, стариков, растерзанные, полуобглоданные собаками, изможденные переселенцы, едва поднимающие ноги от слабости, падавшие от изнеможения и еще заживо делавшиеся добычею гончих собак… живым и здоровым некогда было думать об умирающих; им самим перспектива была не утешительнее; турецкие шкиперы из жадности наваливали, как груз, черкесов, нанимавших их кочермы до Малой Азии, и, как груз, выбрасывали лишних за борт при малейшем признаке болезни… Едва ли половина отправившихся в Турцию прибыла к месту. Такое бедствие и в таких размерах редко постигало Человечество».

По материалам публикации Якова Гордина «Черкесия – Кавказская Атлантида».

Я терпеть не могу пресловутой формулы: «История не знает сослагательного наклонения», - пишет Яков Гордин. – Любители этой формулы исключают само понятие ответственности за те или иные действия. Если в истории все жестко жестко детерминировано, то с кого спрос?

Приведенные в его публикации выдержки из работ историков и военных – современников Кавказской войны наглядно свидетельствует о факте геноцида черкесского народа. Мы - черкесы – граждане Российской Федерации, потомки тех, кто отстаивал идеалы свободы и независимости своей родины, обращаемся сегодня к Президенту и Парламенту Российской Федерации дать правовую оценку военным преступлениям царских войск и царского Правительства против черкесского народа в Кавказской войне.

Мусса ДАУРОВ,
писатель

Это оценка патриота России. Оценка, которую следует сравнить с отношением к этой странице истории черкесского отдельных представителей народа-соседа: «Геноцид, устроенный царизмом в 19 веке против адыгов, был божьим наказанием», - пишет карачаевский ученый У.З. Байрамуков в своей работе «Этимология некоторых топонимов и этнонимов народов Карачаево-Черкесии» (Карачаевск. КЧГПУ. 2000). Непонятно только, какая взаимосвязь между вопросами этимологии и геноцида черкесского народа?

© ОД "Адыгэ Хасэ" КЧР