Кабардино-Балкария: этот смутный объект джихада
Прошедший 2010 год на Северном Кавказе был отмечен двумя разнонаправленными тенденциями: явным улучшением положения в Ингушетии, которое порой вполне могло именоваться испанским термином «герилья», то есть «маленькая война», и резким ростом количества нападений в соседней Кабардино-Балкарии, кульминацией которых стали резонансные убийства двух известных общественных деятелей. Но если про Юнус-Бека Евкурова можно сказать, что он смог переломить ситуацию, то с учётом произошедшего в прошлом году переназначения главой республики Канокова активизация нападений является его очередным испытанием на прочность (первым был мятеж в Нальчике через две недели после назначения президента КБР в октябре 2005 года), которое, увы, Арсен Баширович пока не выдерживает. Опыт аппаратных интриг, так способствовавший его предшественнику Кокову в достижении межкланового и межэтнического баланса, у Канокова практически отсутствует, а методы бизнес-управления, позиционировавшиеся как основное преимущество нового президента КБР в течение всего первого срока, оказались неэффективными в специфических условиях чрезвычайно мозаичной, социально и этнически неоднородной северокавказской республики.
Что касается ситуации в сфере безопасности, у матёрого номенклатурщика Кокова был цербер Шогенов, зачистивший республику, не гнушаясь порой и криминальных методов; при прочих недостатках, Хачим Алисагович (Шогенов) своё дело знал крепко и контроля над ситуацией никогда не терял. Заключительным аккордом деятельности министра стал разгром подполья после неудавшейся попытки восстания (по некоторым данным, спровоцированного) в Нальчике в октябре 2005 года, но, несмотря на такой очевидный успех, ему не удалось удержаться на должности: Каноков добился отставки одиозного своими методами главы МВД и назначения на это место своего старого знакомого Юрия Томчака.
Поначалу казалась, что ситуация в республике стабилизируется. Но, поняв бесперспективность религиозной фронды в отчётливо секуляристском обществе, каким является в подавляющем большинстве население КБР, подполье сделало ставку на гражданскую рознь, соединив джихадистские лозунги с социально мотивированными актами, направленными против представителей власти. Вроде эта тактика дала-таки плоды: во всяком случае, такое робингудство, если и не добавило мятежникам сторонников, то более-менее безразлично воспринималось в республике, измученной произволом. Однако, последовавшие друг за другом убийства муфтия Пшихачева и этнографа Ципинова, а также четверых несчастных гадалок («колдуний» по классификации идеологов «вилайата Кабарды, Балкарии и Карачая», КБК) вызвали резкую реакцию неприятия, попутно разбудив обычно инертное национальное самосознание кабардинцев, так как оба первых были известными национальными фигурами, а Ципинов к тому же – протагонистом этноцентрической идеологии как фактора мобилизации адыгской идентичности. И тут стало выясняться, что критическое большинство убитых за последние год–полтора боевиками «вилайата» – этнические кабардинцы.
Далее, вдумчивый наблюдатель (особенно если он – кабардинец по национальности) сразу отметит, что в названии «вилайата» гораздо более значимая в его глазах (как по народонаселению, так и политически) «Кабарда» сопоставляется с «Балкарией» и «Карачаем» и при этом оставлена в меньшинстве, а Черкесия вовсе игнорируется (видимо, за ненадобностью). Очевидно, такова конфигурация будущего Кавказа в замыслах конструкторов этих «вилайатов», и вряд ли это может понравиться упомянутому «наблюдателю».
Кроме того, много косвенных признаков указывает, что, свернув некогда чрезвычайно бурную деятельность в Карачаево-Черкесии, местные боевики переместили её в соседнюю КБР, сохранив однако базы в родных горных районах – тем более, что дома можно рассчитывать на скрытую поддержку властей, которые только рады снижению террористической активности у себя. Здесь происходит полная корреляция интересов подполья и правоохранительных структур, так как каждая из сторон может рапортовать начальству об успехах и при этом не сильно досаждать друг другу, что в условиях неизжитого родоплеменного уклада – существенный фактор; и такое вмешательство извне «во внутренние дела» на Кавказе воспринимается очень болезненно.
Таким образом, попытки «разбудить», по известному выражению Дудаева, «спящую красавицу Кавказа» (так генерал отозвался о Кабардино-Балкарии) могут иметь совсем не тот результат, на который рассчитывают «пробудители», то есть вызвать рост национального самосознания вопреки проповедуемому подпольем всемирному джихадистскому интернационалу.
Но и Канокову теперь опереться совсем не на кого (разве что на общественность, к которой, что тоже показательно, он и апеллировал в своём обращении после резонансных убийств). Ещё только впервые назначен президентом и азартно начав политическую карьеру (депутатство ради статуса можно не считать), Каноков первым делом разгромил адыгские организации, попутно рассорившись с балкарскими национальными движениями: видимо, так Арсен Баширович понимал или демонстрировал начальству «равноудалённость» от местных клановых и коррупционных связей, разрушение которых было заявлено среди основных условий его инвеституры. Новоназначенный в ноябре прошлого года вместо отправленного начальником УВД Омска министр МВД из Кемерова, похоже, очередной временщик, и по истечении положенного срока, отмеченный знаком «за службу на Кавказе», получит повышение или перевод в более спокойный регион, как его предшественник. И это – вполне типичный подход к решению кавказских проблем для Москвы, где Кавказ со «времён Очакова и покоренья Крыма» рассматривается номенклатурой только как трамплин для карьеры, ну и ещё, с точки зрения номенклатурной этнографии, как «гнездо разбойничьих племён».
Но пока так называемый «федеральный центр» никак не реагирует на зримое усугубление ситуации в Кабардино-Балкарии, тут происходит конструирование завтрашнего Кавказа. То есть Кавказа без России.
Мурат Темиров, директор Школы журналистики, специально для Caucasus Times, Прага.
Что касается ситуации в сфере безопасности, у матёрого номенклатурщика Кокова был цербер Шогенов, зачистивший республику, не гнушаясь порой и криминальных методов; при прочих недостатках, Хачим Алисагович (Шогенов) своё дело знал крепко и контроля над ситуацией никогда не терял. Заключительным аккордом деятельности министра стал разгром подполья после неудавшейся попытки восстания (по некоторым данным, спровоцированного) в Нальчике в октябре 2005 года, но, несмотря на такой очевидный успех, ему не удалось удержаться на должности: Каноков добился отставки одиозного своими методами главы МВД и назначения на это место своего старого знакомого Юрия Томчака.
Поначалу казалась, что ситуация в республике стабилизируется. Но, поняв бесперспективность религиозной фронды в отчётливо секуляристском обществе, каким является в подавляющем большинстве население КБР, подполье сделало ставку на гражданскую рознь, соединив джихадистские лозунги с социально мотивированными актами, направленными против представителей власти. Вроде эта тактика дала-таки плоды: во всяком случае, такое робингудство, если и не добавило мятежникам сторонников, то более-менее безразлично воспринималось в республике, измученной произволом. Однако, последовавшие друг за другом убийства муфтия Пшихачева и этнографа Ципинова, а также четверых несчастных гадалок («колдуний» по классификации идеологов «вилайата Кабарды, Балкарии и Карачая», КБК) вызвали резкую реакцию неприятия, попутно разбудив обычно инертное национальное самосознание кабардинцев, так как оба первых были известными национальными фигурами, а Ципинов к тому же – протагонистом этноцентрической идеологии как фактора мобилизации адыгской идентичности. И тут стало выясняться, что критическое большинство убитых за последние год–полтора боевиками «вилайата» – этнические кабардинцы.
Далее, вдумчивый наблюдатель (особенно если он – кабардинец по национальности) сразу отметит, что в названии «вилайата» гораздо более значимая в его глазах (как по народонаселению, так и политически) «Кабарда» сопоставляется с «Балкарией» и «Карачаем» и при этом оставлена в меньшинстве, а Черкесия вовсе игнорируется (видимо, за ненадобностью). Очевидно, такова конфигурация будущего Кавказа в замыслах конструкторов этих «вилайатов», и вряд ли это может понравиться упомянутому «наблюдателю».
Кроме того, много косвенных признаков указывает, что, свернув некогда чрезвычайно бурную деятельность в Карачаево-Черкесии, местные боевики переместили её в соседнюю КБР, сохранив однако базы в родных горных районах – тем более, что дома можно рассчитывать на скрытую поддержку властей, которые только рады снижению террористической активности у себя. Здесь происходит полная корреляция интересов подполья и правоохранительных структур, так как каждая из сторон может рапортовать начальству об успехах и при этом не сильно досаждать друг другу, что в условиях неизжитого родоплеменного уклада – существенный фактор; и такое вмешательство извне «во внутренние дела» на Кавказе воспринимается очень болезненно.
Таким образом, попытки «разбудить», по известному выражению Дудаева, «спящую красавицу Кавказа» (так генерал отозвался о Кабардино-Балкарии) могут иметь совсем не тот результат, на который рассчитывают «пробудители», то есть вызвать рост национального самосознания вопреки проповедуемому подпольем всемирному джихадистскому интернационалу.
Но и Канокову теперь опереться совсем не на кого (разве что на общественность, к которой, что тоже показательно, он и апеллировал в своём обращении после резонансных убийств). Ещё только впервые назначен президентом и азартно начав политическую карьеру (депутатство ради статуса можно не считать), Каноков первым делом разгромил адыгские организации, попутно рассорившись с балкарскими национальными движениями: видимо, так Арсен Баширович понимал или демонстрировал начальству «равноудалённость» от местных клановых и коррупционных связей, разрушение которых было заявлено среди основных условий его инвеституры. Новоназначенный в ноябре прошлого года вместо отправленного начальником УВД Омска министр МВД из Кемерова, похоже, очередной временщик, и по истечении положенного срока, отмеченный знаком «за службу на Кавказе», получит повышение или перевод в более спокойный регион, как его предшественник. И это – вполне типичный подход к решению кавказских проблем для Москвы, где Кавказ со «времён Очакова и покоренья Крыма» рассматривается номенклатурой только как трамплин для карьеры, ну и ещё, с точки зрения номенклатурной этнографии, как «гнездо разбойничьих племён».
Но пока так называемый «федеральный центр» никак не реагирует на зримое усугубление ситуации в Кабардино-Балкарии, тут происходит конструирование завтрашнего Кавказа. То есть Кавказа без России.
Мурат Темиров, директор Школы журналистики, специально для Caucasus Times, Прага.
Комментарии 0