Об идеологии 21 мая – Дня Памяти и Скорби черкесов
Помню в детстве, наверное, мне было тогда лет 5-6, я стал свидетелем того, как аульчане вызвали дождь. Это было возле аула Гатлукай, моя мать была оттуда родом, и я часто проводил там лето. Так вот, километрах в двух от этого аула рос мощнейший дуб, если сравнить его с деревьями той же породы в горпарке Краснодара, на которых написано, что им более 500 лет (их, кстати, тоже, получается, сажали адыги), то нашему дубу – Ислъам ичъыгэежъ – должно быть, было не меньше 2.500 лет.
У древнего дуба Ислама
Замечательное было дерево! Его пилили, тянули связками в несколько тракторов, взрывали, но все-таки искоренили строители Краснодарского водохранилища. Хотя, как тогда говорили, он надолго сорвал график строительства этого так называемого моря.
Но тогда, когда я был маленьким, он еще пребывал во всей своей красе. Хотя и оставалось ему немного – лет 12.
Дуб образовывал вокруг себя поляну, а дальше от него повсюду тянулся лес, исключая те участки, которые занимали аулы, их пастбища и делянки в лесу. В тот день я возвращался в аул с одной из таких делянок и нес, как мне представлялось, два огромных арбуза. Наверное, со мной был кто-либо из братьев, но я не помню этого, более того, мне и сейчас представляется, что я был один.
Остановился я под дубом, вероятнее всего, из-за скопления людей. Такое здесь бывало – жители не только Гатлукая, но и Вочепщия, Пчегатлукая, Шханчерихабля, Казазова, Лакшукая собирались под ним и проводили богослужения. Ведь мечети к тому времени в Адыгее были полностью уничтожены.
Здесь же тогда собрались аульчане и для того, чтобы вызвать дождь. Жара и засуха грозила, видимо, большой бедой – неурожаем.
Проводил обряд, наверное, Хамед, знаменитый на всю округу ефенди, который всячески скрывал свою причастность к таким деятельности. И аульчане, конечно, его очень ревностно оберегали, о чем я узнал значительно позже.
Но, что замечательно, дождь пошел сразу, лишь зарезали жертвенного бычка. И ливень был настолько сильным, что даже крона дуба Ислама не спасала. Тем не менее, я помню радостную суету женщин вокруг котлов здесь же под дубом.
Угостили ли меня там, под дубом, я не помню. Память переносит меня сразу почти к центру Гатлукая, где мой поход за арбузами закончился плачевно. Там, когда идешь с северной стороны на пути попадается пологий но довольно длинный спуск к мосту через реку Дыш, протекавшую через весь аул. Сейчас вместо нее, некогда действительно «золотой» - зловонные болотца. Было уже солнечно, но ноги вязли в грязи. И я на этом взгорке поскользнулся, арбузы долго катились, не разбиваясь, но в самом низу, у дороги все же раскололись.
Помню, я не просто плакал – рыдал над ними. Правда, несмотря на слезы, вынул из разбитых арбузов сердцевины – они считались особым лакомством – и съел их.
Почему я возвращался один, ведь и аульчане должны были идти по домам с церемонии. Сейчас я нахожу всему этому одно объяснение, видимо, детей на такие мероприятия не пускали, а наблюдал я за всем этим украдкой. А когда меня кто-либо обнаружил или просто вышло солнце, я отправился домой.
На исполкоме Хасэ
Все это я рассказываю потому, что хочу подчеркнуть значение слова, обращенного к Богу. И здесь неважно, каким был описанный мной выше ритуал – языческим или мусульманским. «Шъыгъо» сейчас переводят как «скорбь», но изначально это слово значит «траурная церемония», главное в которой обращение к Богу об успокоении душ погибших. Душ героев погибших в бою в той войне, грудных младенцев с их матерями, заколотых штыком – без разницы. Важно одно – целительное слово об успокоении их душ.
Я, как главный редактор Натпресс, как журналист и вообще несколько сторонний человек высказал нечто подобное на исполкоме «Адыгэ Хасэ» 4 мая. Вот перевод того, что я сказал:
«В последние годы День Траура у нас становится все праздничнее. Я уже давно не хожу в Филармонию на это мероприятие. Если спросите почему, то отвечу – это мероприятие начиналось не как «Джэгу» (игрища с танцами). То, что как-то на сцену этого Дня вышел ансамбль «Исламей» (играть траурные мелодии), я считаю, неправильным.
И сегодня молодые высказались в этом же духе, мол, нужно соорудить на пл. Ленина сцену, чтобы оттуда игрались траурные мелодии, песни плачи. Это тоже, на мой взгляд, неуместно.
Поэтому я призываю вас, подумайте, как провести этот День – в здании филармонии или на улице – но так, чтобы он не превращался в праздник.
Даже если людей в этот день печет солнце, на них льется дождь и выглядит это некрасиво – это день должет остаться Днем Траура».
На это глава «Адыгэ Хасэ» Адыгеи ответил:
«Здесь нужно точно расставить акценты – какой исторический факт мы отмечаем, какова его духовная составляющая. То, что 150 лет назад адыгов истребляли, то, что адыги как цыплята сносили это – такое это мероприятие? Мы проиграли в войне великой нации – войну, которая велось очень долго, и данное поражение говорит, кстати, о нашем величии тоже.
Ни один народ мира, ни одна коалиция не смогла сломить русского народа. Сравните тогдашнюю Черкесию и Россию. Любой специалист сделает вывод – война между ними невозможно из-за чудовищной разницы сил. И то, как сумели противостоять ей наши предки, не под силу ни одному народу мира.
Что мы должны в этот день делать – плакать и причитать? Нет! На мой взгляд, каждый сегодняшний наш шаг, каждый такой исторический факт должен служить укреплению нации.
Но есть и правда в предыдущей реплике, этот день нельзя превращать в праздник. Нужно просить братские республики, нужно запретить нашим ансамблям Адыгеи и за пределами республики давать в этот день концерты. А такие предложения, по поступающим к нам сведениям, у них есть.
Но нельзя забывать и следующее – нам есть чем гордиться, наш народ героический – и в вспомнить об этом 21 мая необходимо. И этот день должен стать днем твердости черкесского духа».
В качестве эпилога
Ни в чем не хочу опровергать слова Адама Богуса. Но остаюсь при своем: мы сами, наши дети и наши потомки, которых нужно воспитывать в духе адыгства – это важно. Но главное для этого дня – погибшие.
Осталось нас мало, погибло великое множество. Кто скажет, сколько нужно лет, чтобы с нашей помощью упокоились их души. В этом смысле, думаю, было бы правильно делать не только традиционные, но и выездные Дни Памяти и Скорби – в места наиболее массовой гибели черкесов. Например, в то же Сочи, на Красную Поляну. Ведь у нас на подобную целительность всего один день в году.
Примечание:
По легенде Древний дуб Ислама получил это имя относительно недавно. Во время Русско-Кавказской войны вынесли из одного боя двое друзей парня по имени Ислам. Они несли его на носилках и решили отдохнуть под дубом. Носилки прислонили к стволу, но когда решили тронуться дальше, Ислам отказался от того, чтобы его снова несли. Решил, что должен вернуться домой на собственных ногах. А носилки остались, и кто знает, сколько лет прошло, но, говорят, они вросли в ствол.
Мы в детстве очень тщательно осматривали ствол, но следов носилок не находили. Возможно, они и не врастали, а просто долго стояли, напоминая о случае с Исламом. Так и дуб начал называться его именем. А какое у него было имя раньше, наверное, уже никто не вспомнит.
Комментарии 0