Адыгея, аул счастья, улица Косовская. Здесь живут репатрианты — из Турции, Израиля, Сирии, США, бывшей Югославии.
Отрывок из книги Анатолия Цирульникова «Черкесские сады, или плач под лезгинку. Роман-исследование»*
Вместе с нашим провожатым по Адыгее, заместителем министра образования Махмудом Каратабаном и его детьми — пятилетней Аиссе, семилетним Кантемиром и десятилетней Мадинат — проезжаем поселок «Пролетарский» и приезжаем в Мафэхабль — счастливый аул, «аул счастья».
Единственный аул в Майкопском районе, остальные — поселки.
Здесь живут репатрианты из разных стран мира.
Ребята играют на улице. Эти дети родились уже здесь.
На благотворительные средства в ауле построили прекрасные дома, двухэтажные, для многодетных семей. Они живут на улице Косовской, в ауле счастья. Он возник в 1998 году (люди сами выбрали место). В ауле счастья нет ни одного забора, а дома, показывает Махмуд, новые репатрианты построили себе сами. Да, еще асфальт положили в этом году.
«Здесь вы найдете всю карту мира — и Америку, и Турцию, и Сирию, и Израиль… — рассказывает Махмуд. — В Израиле, на Голанских высотах было четыре черкесских аула. Во время шестидневной войны два исчезли, остались Кфар-Кама и Рейхания…»
При Ельцине приняли решение вывезти косовских адыгов в Россию.
Несколько лет назад поселку присвоили статус аула, расширили площадь, проводят воду и электричество. Не без боя, конечно. Пока люди не вышли на митинги, воды не было.
— А где репатрианты работают?
— В медицине, в образовании, в торговле…
«Причина в том, что это — родина»
Репатрианты из Турции — чистые, аккуратные люди, видно по всему, благополучная, обеспеченная семья. Садрытын Тэбэр, по-адыгски Утыш, сказал, что в Турции им не разрешали брать адыгские имена и фамилии, а теперь — пожалуйста. Его детей зовут Олджан Тэбэр, по-адыгски Чурмут, Шамиль (ему 33 года), Ясин (29), Эрдинч (36). И у них свои семьи, дети, самому маленькому полтора года…
Отец — из пятого поколения, которое родилось в Турции. Там на свет появились и дедушка, и прадедушка. А первого переселенца звали Исхак…
«Что-то от них осталось?» — спрашиваю. «Ничего не осталось», — переводит ответ отца представитель уже шестого поколения.
В Турции они жили в городе Измир, на побережье. Напротив Греция, Эгейское море. Папа из пятого поколения в Турции на стройке работал…
— Как получилось, что сюда приехали?
— Сначала у меня брат приехал, потом мы.
— Нет, — уточняю я, — как вышло, что вернулись?
Отец отвечает, а сын переводит: «Так как дядя с семьей и дети были уже здесь, и пенсия наступила, — мы с женой решили переехать. Но там, в Турции, дома остались за нами. Каких-то проблем не было, из-за которых надо было переезжать».
Я пытаюсь понять мотивы, которые заставляют людей сняться с места в ущерб собственному благополучию, вопреки здравому смыслу… Эти обеспеченные в Турции люди приехали в несчастную бедную страну и говорят, что в Адыгее все прекрасно. Почему?
«Причина в том, — переводит сын слова отца, — что это родина. Главное — это… И они всегда там были не в стабильном положении, им в Турции всегда указывали: идите туда, откуда пришли. А здесь это дедов земля. И если им посмеют сказать что-то, они ответят… А там, кто такие?»
Паспорта у них уже есть. И собственность в России в разных местах тоже. И если не случится ничего такого, что их заставит назад уехать, они не уедут.
Единственное, родного аула, где жил их прадед, уже нет, — он затоплен по указанию первого секретаря Краснодарского крайкома партии Медунова. Тот пообещал Брежневу на XXIV съезде КПСС (1971 год): «Дадим стране один миллион тонн кубанского риса!» Обещание осталось пустым звуком, но краснодарское водохранилище затопило десятки старинных поселений и аулов. Среди них Чичикай — родной аул прадеда репатрианта из Турции. И их фамилий в этих местах в Адыгее больше нет…
«А адыгский язык в Турции сохранился?» — спрашиваю. Они отвечают: «Было 75 адыгских аулов. Людей, которых в ХIХ веке в русско-кавказскую войну истребили и изгнали из родных мест, — заселяли в места дикие, от Черного моря до Израиля. Такой цивилизации не было, как сегодня. Чем дольше не приходило радио, TВ, тем дольше сохранялся язык.
Странная ситуация, думаю я, зная историю с языком из личного опыта (старшая дочь долго жила в Израиле, говорила по-русски редко, теперь моя маленькая внучка в Италии не говорит ни по-русски, ни на иврите).
— Странная ситуация, — говорю я адыгам из Турции, — обычно, когда люди эмигрируют, уходит язык.
— В Турции, — отвечает отец семейства, — существует такое отношение, личностное, — уважение человека. Доверяют во всем всегда. И навстречу все идут, зная, что ты адыг, черкес…
Тут, в счастливом ауле, на крохотном пятачке их исторической родины, — похоже, тоже.
«А куда-нибудь ездили по России?» — спрашиваю репатриантов. Сыновья отвечают: «Ставрополь, Сочи, Анапа, Геленджик, Краснодар — по году, по три работали. Петербург, Москва…»
— И какое отношение?
— В Республике Адыгея — отличное, — отвечают, а когда выезжаем в другие города — другое. Люди не уважают друг друга. Когда говорим: «Мы — адыгейцы, они на нас не смотрят».
— А вы знали об этом до приезда?
— Дядя рассказывал. Ну, мы уже привыкли. Научились по-русски…
— Все сложности, — говорит отец, — надо воспринимать как вынужденные, их надо преодолеть. Осложнения с документами, с ОВИРом… Эта система. Мы привыкли, что в Турции она гораздо легче, но сейчас, говорят, и в России улучшается…
«У вас редкий случай, — говорю репатриантам. — Сейчас все едут не сюда, а отсюда». Отец отвечает: «Мы это видели в Турции, из ста человек двое-трое — русские. Легче в Турцию в отпуск, чем в Сочи, культура приятная, сервис. А здесь поехали в Дагомыс — ужас». — «И обслуживание, и берег в Сочи, Дагомысе, Лазаревском, Геленджике не чистый, — поясняет один из сыновей. А в Турции — Эгейское море…» — «Тут, — замечает другой брат, — канализация выходит прямо в море, дети заболеть могут».
— Где будете работать?
— Сейчас работы нет… Брат в Волгограде строит, у него фирма, строительный комбинат. В самой республике ничего нет…
Пришла мама семейства.
— Вы не разочарованы, что приехали?
— Нет. Это наша родина, как мы можем быть разочарованы. Там — не наша родина.
Ее муж замечает: «У нас там собственность и земля. И проще в плане жизненных вопросов». Жена стоит на своем: «При всех сложностях мы все равно довольны». «Место было прекрасное, возле моря, — продолжает муж вспоминать то место, откуда они приехали. — Большой и красивый четырехмиллионный город…»
Чувствуется, что ему жалко прошлого. А жена — о настоящем…
Репатрианты в ауле общаются с односельчанами. Америка, Турция, Израиль, Сирия, бывшая Югославия… — все тут, в одном ауле счастья.
Только судьбы разные.
Гонимые войнами
Во время нашего разговора пришел старый человек в кальсонах, беженец из Сирии. Зовут Мухамед Имин Шора. Ему 84 года. Рассказывает с помощью соседа-переводчика: добирался в Россию через Иорданию. Жена умерла здесь, в Адыгее, здесь и похоронили.
— А когда приехали?
— Четыре года назад… Да, из-за войны.
— Это гражданская война?
— Непонятно, что за драка. — Дерутся соседи. Я не понимаю причины.
«Благополучный отец», репатриант из Турции излагает версию, что все исходит от Европы с Америкой, они между собой разбираются, а неповинные люди страдают. Одних поддерживает Америка, других — Россия, третьих — Саудовская Аравия, и из-за этих междоусобиц два миллиона человек в Турции находятся, полтора миллиона — в Иордании, столько же — в Ливане… «Это всё люди, которых кормить нечем, они страдают, за ними не смотрят, не поддерживают. А сейчас стало еще хуже, все двинулись в Европу, на лодках, половина гибнет в пути. До трех тысяч человек погибли в воде в этом году. В десятиместную лодку забиваются до 30 человек, и тонут…» — говорит он. И я вспоминаю, я видел эти лодки в Италии.
«В Сирии, — продолжил он, — война сколько лет идет, и с каждым годом все хуже и хуже, никакого просвета. Разрушают все...»
— Где вы в Сирии жили? —спрашиваю человека в кальсонах.
— В ауле, — переводит слова «сирийца» сосед из Турции, — в пятнадцати километрах от Дамаска аул.
— Чисто адыгейский?
— Да.
— Когда первые беженцы оказались в этом ауле?
— Во время шестидневной войны (война между Израилем, с одной стороны, и Египтом, Сирией, Иорданией, Ираком и Алжиром, с другой, продолжалась с 5 по 10 июня 1967 года. — Ред.).
— Вы жили тогда в Израиле?
— Да. Из домов повыгоняли.
— А кто выгнал?
— Израиль.
— А сколько лет там жили люди, в этом селении?
— Много… Сразу после русско-кавказской войны.
— А почему Израиль выгнал?
— Потому что адыги числились сирийцами. Они были официально гражданами Сирии. Это была сирийская земля. Когда израильтяне отвоевали ее у Сирии, они всех, кто там жил, убрали. Поквартально израильская армия двигалась, выгоняли из домов. Даже пачку сигарет взять не давали, в пижаме выгоняли: «Идите в Дамаск».
— Не разбирали, кто сирийцы, кто адыги?
— Нет, арабы ли, адыги — не выясняли.
— А жили вы рядом с Голанскими высотами?
— Населенный пункт назывался Хышнеа. Прямо на Голанских высотах.
— А чем вы занимались в Сирии, когда туда перебрались?
— Физическим трудом. У нас было сельское хозяйство, земля, сады. Трехэтажный дом в Сирии остался. И у сыновей отдельные трехэтажные дома. Закрыли двери и ушли.
— Дом остался нетронутым?
— Он не знает, в каком состоянии дом сейчас, — переводит слова беженца из Сирии переводчик из Турции.
— Сколько у вас детей? Спрашиваю старого «сирийца».
— Девять. Восемь мальчиков и одна девочка.
— Самой младшей сколько?
— Тридцать шесть лет.
Его дети первыми прибыли в Адыгею. Старший сын приехал, потом младший, он стал учиться в университете.
— А не знаете, кто первым сюда приехал после русско-кавказской войны? — спросил я, не предполагая, что он может знать. Оказалось, ошибся.
— Осман, — назвал он имя этого человека, жившего полтора столетия назад.
— От него что-то осталось?
— Нет.
— Но вы все-таки к детям бежали? Обращаюсь к беженцу из Сирии. А те, у кого никого тут нет, в каком они состоянии?
— У тех совсем плохи дела. Они иногда приходят в гости, их видно. Но плохо с едой, одеждой, деньгами, документами…
— От себя скажу, — добавляет Махмуд, который в цепочке перевода третий (старик в кальсонах говорит по-кабардински, его переводят на адыгейский, а Махмуд для меня — на русский). — Никто для них не делает исключение. Просят справку: возьмите оттуда, где война идет. А приносит справку, — говорят, устарела.
— Как же они живут, за счет чего?
— Помогают друг другу. Из Турции, Иордании, Сирии, Израиля… Тут в Майкопе более двух тысяч человек делают какую-то работу, дешево. Дают пожить в каких-то аулах. Построили 23 дома в Панахесе, возле Краснодара. Это не государство, люди строили, бесплатно. Кто-то покупал материал, кто-то находил мастеров, строители из Турции приезжали.
— Сохранилась память, культура, традиции, танцы?
— Потому что вместе жили, ни с кем не общались, вот и сохранили, — говорит сын хозяина семейства из Турции… Когда Османская империя вела войны, и черкесы воевали, о них турки говорили, — это герой-народ, — и стали уважать адыга. В Йемене воевали, на Балканах воевали…
Родственники — по всему миру
Мы вышли из дома на улице Косовской, пошли по аулу счастья в сторону мечети. На улице Республики, уже на выезде из аула играли дети. «Интересное поколение, — сказал Махмуд, — у них родственники разбросаны по всему миру». А эти дети родились уже здесь — первоклассники Ашимос и Сара, Самир из 2-го «б», Сальма из 3-го, Халимэ и Сати из 4-го…
Я присел на корточки и стал расспрашивать.
— Нравится здесь?
— Очень.
— А учиться?
— Нравится, — отвечали младшеклассники, которым везде, во всем мире учиться еще нравится.
*Отрывок из рукописи новой книги постоянного автора "Новой газеты" Анатолия Цирульникова «Черкесские сады, или плач под лезгинку. Роман-исследование». Журнальный вариант книги будет опубликован в «Дружбе народов».
Анатолий Цирульников
ученый, академик РАО, доктор педагогических наук, профессор
Комментарии 0