Трансформация ментальных и ценностных установок кабардинцев в условиях «ускоренной урбанизации» (1960-1980 гг.)

Сохранение культуры и национальной идентичности малых народов в эпоху глобализации в полиэтничной, поликультурной среде возможно лишь при верном следовании ими своим традициям, при ограниченном синтезе новаций с базовыми ценностями. К сожалению, многие народы, не справляясь с потоком «нового», «инокультурного», подвергаются ассимиляции чаще, чем аккультурация.

Самобытность малых народов в полиэтничной среде всегда подвергаются трансформации, особенно в периоды форсированной модернизации и урбанизации.

Таким периодом истории России были 60 – 80-е гг. ХХ в., сопровождавшиеся внезапным ростом городов, вызванным процессом индустриализации. Безусловно, урбанизация способствовала осовремениванию и улучшению качества жизни людей, но при этом в условиях советской модели модернизации имела немалые деструктивные последствия, проявившиеся в трансформации морально – нравственных установок, пренебрежения к традиционному укладу жизни, потери национальной идентичности в ходе ассимиляции, что наложило отпечаток на культурно- исторический облик того или иного народа. Наиболее отчетливо эти явления проявились в национальных республиках северного Кавказа с традиционным сельским укладом жизни и отразились на культурно – нравственном облике их народов , в том числе и кабардинцев.

Традиционная культура и образ жизни кабардинцев подверглись существенной трансформации в ходе интеграции народа в российское социально – экономическое и культурное пространство, особенно в годы советской модернизации , апогей которой приходился на 60 – 80-е гг. прошлого столетия – период, сопровождавшийся ускоренными темпами индустриализации и урбанизации. Анализ этой проблемы в рамках локального общества представляется нам актуальным, а ее неизученность придает работе оригинальность и научную новизну.

В своих вспоминания о гражданской войне в Кабарде К.А. Чхеидзе Сделал наблюдение: «Надо заметить, что местом разложения кабардинской молодежи является города минераловодской группы, курорты» . По-видимому, уже в начале ХХ столетия обозначились тенденции "дурного" влияния города на традиционное общество. Но в то время это влияние было ограниченным, поверхностным. Село являлось самодостаточным в плане удовлетворения различных жизненных потребностей, что исключало излишние контакты с городом. Эпизодическое пребывание здесь не исключало риска податься соблазнам городской жизни. Однако модели поведения, свойственные городу, не могли быть перенесены в село, где традиция, религиозность и общественное мнение обязывали придерживаться определенных нравственных норм.

С момента утверждения советской власти началась многолетняя упорная борьба с «феодальными и религиозными пережитками», заключающееся в дискредитации традиционной культуры, в репрессиях против ее выразителей, в навязывании советской гражданской обрядности. Даже в последнее десятилетие советской эпохи она стояла на повестке дня.

Вот отчет одного из партийных активистов, составленный в 1983 г. по Чегемскому району республики: «В районе проводится работа по научно – атеистической пропаганде, подготовки кадров атеистов, борьбе с религиозными пережитками, внедрению в жизнь новых праздников, обрядов и ритуалов, …осуществляются мероприятия по повышению качества контроля за соблюдением законодательства о культе, проведен учет лиц, занимающихся похоронами и бракосочетанием. В 1982 Г. Прочитано 66 лекции на атеистические темы, в том числе перед молодежью – 43 лекции » .

Село, где религиозность и традиционность, выступавшие барьером для проникновения «вредных» новаций, оказались на подпольном положении, стало менее консервативным, но более восприимчивым к влиянию городской культуры и прежде всего к бытовым ее проявлениям, неприемлемым прежде. Если еще в 20-х годах прошлого столетия на родителей, чьи дочери учились в Ленинском учебном городке в Нальчике, смотрели с подозрением, а сами родители, узнав, что в общежитие при этом заведении подселили юношей, кидались немедленно забирать своих чад, то уже начиная с 60-х годов, на подобном явлении в студенческой жизни уже не заострили внимание.

Этому способствовало и исчезновение такого сдерживающего фактора, как языковой барьер. Сельчане становились грамотными и грамотными на русском языке. В 1959-м г. обучение на родном языке в начальных школах было отменено. Грамотность и знание русского языка дали возможность через средства массовой информации знакомиться с городской жизнью и более активно участвовать в ней, то есть в какой-то мере и «разлагаться». К тому же, если раньше для этого «кабардинской молодежи» приходилось добираться до района Минеральных Вод, то теперь город стал ближе, появился «свой» город. Республика урбанизировалась. Контакты села с городом стали более частыми, глубокими и регулярными. Основную массу контактеров составляли молодые люди в возрасте до тридцати лет. Это прежде всего трудовые маятниковые мигранты и учащиеся различных учебных заведений, сосредоточенных в Нальчике.

Такие группы населения относят к категории «скрытых горожан в сельской местности». Как отмечают исследователи, «они пребывают одновременно в двух социокультурных средах; в структуре их сознания совершается перестройка системы норм и ценностей, наблюдается процесс ресоциолизации в соответствии с требованиями поведения в городской среде» . Для них характерны особые сложности адаптационного периода в городе: «...Отсутствие семейного и соседского контроля порождают иллюзию свободы, что нередко оказывается причиной аморального и асоциального поведения... » .

Приведем два примера, относящихся к разным периодам и разным городам республики, дабы показать, что асоциальное поведение было устойчивым во времени и характерным для городской среды в целом. В городе Тырныаузе За одиннадцать месяцев 1967-г. по фактам пьянства, хулиганства и воровства народным судом были осуждены 94 человека, из них 82 привлечены к административной ответственности. В медвытрезвитель доставлены 712 человек, в том числе 37 членов КПСС и 19 комсомольцев . Только в одном из районов Нальчика за второе полугодие участковыми инспекторами выявлено 171 гражданин, ведущий «паразитический» образ жизни, поставлены на учет 2077 пьяниц, подвергнуты административной ответственности за мелкое хулиганство 547 человек . И это, конечно, только зафиксированные случаи, реальные цифры значительно выше.

В более скромных масштабах и проявлениях подобные факты наблюдались и в селькой местности. Сами сельчане, пополняя статистику нарушений моральных устоев в городе, являлись первыми, кто подрывал их на селе. Сегодня о селе уже не говорят как о противоположности города в нравственном отношении.

Урбанизационные процессы в республике обнажили проблему снижения роли традиции во всех сферах жизни общества и вообще утраты национальной идентичности. В. Х. Кажаров характеризовал 1960 – 1979 гг. истории кабардинцев как период «этноцида», который выражался в «продолжающемся разрушении их этнической культуры, ослабление этнического самосознания, форсированных темпах языковой ассимиляции, навязывание и принятие стандартов русской бытовой культуры под видом «передовой», «интернациональной», «социалистической», во  внушении комплекса пренебрежительных чувств к своему народу, его истории, духовному наследию и т.д». Все это осуществлялось через систему образования, средства массовой информации, кинематографию, искусство, литературу и т.д.» .

Не последнюю роль в этом играл и город. Городская среда эффективнее, чем различные компании по борьбе с религиозными и феодальными пережитками, отвращала людей от традиций. Первыми, кто поддавался языковые бытовой веселятся, были горожане - представителей коренных национальностей, причем большей степени это касалось кабардинцев, нежели балкарцев (достаточно обратить внимание на степень распространения заимствованных имен: первые в этом значительно опережают).

Кабардинцев в Нальчике к началу 1960-х гг. насчитывалось около 15 тысяч человек, т.е. 16 % от всего почти стотысячного населения столицы. Они не представляли собой компактно проживавшую, сплоченную, объединенную общим интересом, выпячивающую свою самобытность и ярко контрастирующую на общем фоне группу и не могли служить плацдармом в деле освоения города, придания ему национального колорита. Прибывающие в городе сельчане не встречали здесь родственную среду,  преобразованную, модернизированную, урбанизированную кабардинцами – горожанами, но не утратившего при этом связь с традицией. Поэтому, нарушая, допустим, традиционные моральные устои, они не опасались их морального осуждения, то есть не признавали за ними как городскими и поэтому уже «не совсем кабардинцами» права применить этот традиционный способ регуляции поведения.

С другой стороны, горожане - кабардинцы, постепенно превращаясь в привилегированную часть народа, окультуренную русской городской средой, стали служить для сельчан ориентиром, источником имитационного поведения. Перенимались новшества в проведении свадеб: торжественная регистрация во Дворце бракосочетаний, совместное рассаживание мужчин и женщин во время застолья, употребление последними алкогольных напитков, по душе пришелся семейный или в компании отдых летом на пляже в купальных костюмах,  проводы в армию стали праздником, сократился средний размер семьи и т.д. происходила диффузия городского образа жизни в сельскую местность, именуемая «косвенной урбанизацией». .

Если раньше кабардинцы делились на дворян и крестьян, между которыми была правовая и культурная дистанция, то теперь появились горожане и сельчане. Первые, подчеркивая свою «особенность», стали применять по отношению к последним получивший широкое распространение термин «нарт» как синоним отсталого, немодного, грубого. Использование именно этого термина, еще недавно вызывавшего в народе совсем противоположные ассоциации (героический Нартский эпос), говорит о плачевном состоянии, в котором оказалась традиционная культура.

Культурный разрыв между селом и городом становился все более отчетливым. Руководство республики пытаясь его преодолеть, 1981 г. издало постановление, призывавшие «улучшить воспитательную работу с людьми, работающими в городе Нальчике, но проживающими в пригородных районах» констатировавшее, что «общий уровень их кругозора, образования, культуры ниже среднего уровня городских жителей. Большинство из них не посещает театры, музеи, пассивны в общественной жизни. И это тогда, когда половина из них – люди в возрасте до 30 лет» .

Вчерашний сельчанин в городе сталкивался с определенными трудностями. Например, житель французской деревушки, перебираясь в город, оказывается среди таких же французов, как и он сам. Для скорейшей адаптации ему необходимо лишь уловить городские повадки и некоторые модные тенденции. Теперь посмотрим на кабардинца середины XX века. Меняя место жительства в родном селе на столицу своей республики ( опускаем все бюрократические и иные трудности переезда ), он попадал в «русский» город. Что бы приспособиться здесь, необходимо было не просто социализироваться в новых условиях, но еще и в какой-то мере денациализироваться. То есть сельчанину-кабардинцу навязывала или предлагала образ жизни не родная «кабардинская» городская среда, которая к тому времени еще не сложилась, а «русская», ориентация на которую предполагала, помимо приобретения сугубо городских привычек, также приобретение иноэтнических культурных черт и соответственно потерю своих.

Очутившись в городе, получив работу, влившись в коллектив, приобретая новых соседей, кабардинец начинает испытывать дискомфорт. Но это не просто дискомфорт «грубого сельчанина» перед «манерным горожанином». Здесь еще присутствует и неудобство за свое неидеальное знание русского языка, за свое труднопроизносимое непривычное для русского уха имя, за повадки, т.е. за свои национальные особенности. Это было следствием процессов формирования социалистической, советской нации, что предполагало отрыв от традиционного, самобытного, то есть не вписывающегося в заданные стандарты. И планка этих стандартов особенно высока была в иноязычном, инокультурном городе. Здесь кабардинец всегда оказывался в меньшинстве: на улице, в магазине, в детском саду, в школе, в трудовом коллективе. Он чувствовал некое смущение перед большинством.

Наиболее тесное взаимодействия с русской городской культурной средой, Образом жизни и вольное или невольное (конъюнктурное) Уподобления ему происходило в трудовом коллективе. Штатные списки рабочих и служащих Нальчикских заводов и фабрик говорят о подавляющем доминировании русских рабочих и служащих. Соответственно не значительный коренной элемент имел Все предпосылки для бытовой ассимиляции: восьмичасовой рабочий день, совместный «перекур», плановые собрания, участие в самодеятельности, дни рождения, выезды на природу и т. д.

В чем выражалась ассимиляция в условиях города? Распространенным явлением среди кабардинцев стали вторые «русские» имена, удобные в многонациональном русскоязычном коллективе и вообще, как считалось, больше подходящие для городской иноязычной среды, чем свои национальные, труднопроизносимая, где-то смешные и не модные. Тот, кого звали Лиуан, становился Леней, Гид - Гришей, Мухаммед - Мишей, Патараз - Петей, Маржан - Марией и т. д. Позднее и вовсе отказались от традиционных имен, что особенно было заметно в городе. В обиход вошли такие имена, как Анатолий, Вячеслав, Руслан, Валерий, Людмила, Светлана, Евгения Женя и другие экзотичная и даже негармонично подобный именно с отчитались свой часами – Вячеслав Мисостович или Светлана Хажъюсуфовна, но постепенно привыкали.

Такое явление, как  «массовое переименование», не наблюдалось среди восточных соседей кабардинцев - ингушей, чеченцев и дагестанских этносов. Но некоторые народы страны, к примеру, народы Крайнего Севера, пошли еще дальше - отказались не только от традиционных имен, но и от фамилий.

В 1960-1980-е гг. значительно возросло количество смешанных кабардино-русских и балкаро-русских браков. В подавляющем большинстве случаев это было характерно для городской местности. В недавнем прошлом такие браки не поощрялись и если и случались, то были большим событием. Теперь же стали более либеральными в этом вопросе - «лишь бы человек был хороший». Пропаганда смешанных браков была поставлена на широкую ногу. Газеты вели учет таких союзов, поэты и композиторы выполняли заказы на интернациональную тему (на слуху была песня про Ларису - русскую девушку, ставшую кабардинской невестой), в качестве положительного примера приводился известный кабардинский поэт и писатель А.Кешоков, женатый на русской женщине и разговаривающий со своими детьми на русском языке . Даже глава республики Т. Мальбахов с высокой трибуны признался: «Я занимаюсь статистикой, сколько таких смешанных браков в Кабардино-Балкарии. Уже счет на две тысячи, счет продолжается, и браки продолжаются. Так что счет, видимо, не остановится. Это свидетельство того, что кончились национальные и религиозные предрассудки. Надо всем этим пережиткам положить конец» .

Брак кабардинца с русской выступал одним из факторов повышения его социального статуса, являлся признаком лояльности системе и служил доказательством полного избавления от «национальных предрассудков», то есть ассимиляции. Такому кабардинцу уже можно было доверить пост.

Урбанизация республики сопровождалась процессом стирания различий в одежде и пище между городом и селом. Такие блюда, как котлеты, борщ, жаренный картофель, распространенные в городе среди русского населения, постепенно перекочевывали в село и уже некоторыми воспринимались как национальные. Становились общедоступной продукция пищевой промышленности - консервного, халвичного, молочного и других заводов. Городская кабардинская семья переходила на полуфабрикаты, что облегчало быт работающих женщин. Теперь можно было готовить быстро и просто, но при этом утрачивалось требующее большей усидчивости искусство приготовления национальных блюд. Последние можно было отведать только в селе, как это делал герой популярной и актуальной в республике в 60-е гг. песни об отчем доме. Он уже несколько лет как переехал из села в город и, будучи загружен на работе, редко может навестить родных, живущих в селе. Но, когда это получается, ему оказывают традиционный прием с танцами и национальной пищей:

«Iыхьлыхэри плъэгъунщи,

Зы джэгу дыкъыщыфэнщ,

Кхъуейжьапхъи едгъэщIынщи,

Махъсыми дыкъефэнщ» .

Традиционное для горожан из повседневного превращается в исключительное.

Если в прошлом кабардинцы являлись законодателями моды, то в рассматриваемое время они превратились в подражателей. Проявляя неумеренность и неразборчивость в копировании городского стиля одеваться, не оглядываясь при этом на традиционные представления о вкусе и благопристойности, они потеряли самобытность (в особенности женщины) во внешнем облике, а отличии, например, от соседей - ингушей или чеченцев. «Большую роль в ускоренном распространении городской одежды в сельской местности, - отмечал Г. Мамбетов, - сыграли миграционные процессы. Ежедневно на работу в Нальчик приезжают 8-10 тысяч сельских жителей, которые оказывают большое влияние на развитие материальной культуры сельского населения. Значительную роль в этом процессе играют и тысячи студентов, обучающихся в городе, а также многочисленная сельская интеллигенция, являющаяся одним из проводников новой культуры» .

Еще в первые годы советской власти новинки в одежде, особенно в женской, враждебно воспринимались сельским населением. В ходу было понятие «гяурская одежда». Оно касалось прежде всего женского пальто, усиленно навязываемого в горской среде в рамках специальной кампании. Женщин, посмевших надеть пальто, преследовали, как говорили в советской печати, «по навету духовенства и кулаков». Но духовенства и кулаков вскоре не стало - они подверглись репрессиям, а пальто осталось. Его еще с опаской носили в селах, но уже более свободно в городе. Отец одной из курсанток Ленинского учебного городка после долгой идеологической обработки попросил у Аллаха прощения и все-таки разрешил дочери носить пальто, но с условием, что она будет это делать только в городе . «То, что можно носить в городе - нельзя в селе» - это неписаное правило со временем теряло силу. И сельчане без всякого смущения копировали городской стиль в одежде, не всегда уместный в традиционной сельской национальной среде.

Говоря об итогах урбанизационных процессов в Кабардино-Балкарии в 1960-1980-х гг., можно сделать следующие выводы. за этот период значительно возросла доля городского населения среди представителей коренных национальностей республики. Соответственно повысился их социальный статус, образовательный и профессиональный уровень.

Однако урбанизация имела негативные последствия для традиционной системы ценностей, ослабление влияния которой способствовало ускоренной ассимиляции в условиях города. Не была сформирована самобытная национальная городская среда, не сложилась интеллектуальная городская прослойка из числа коренного населения, которая бы провела безболезненную модернизацию общества, гармонично сочетая традицию и новацию.

Литература

1. Боров А.Х., Думанов Х.М., Кажаров В.Х. Современная государственность Кабардино-Балкарии: истоки, пути становления, проблемы. Нальчик: Эль-Фа, 1999. 184 с.

2.Говорил тихо - слышали все. Нальчик: Эль-Фа, 2000. 412 с.

3. Левицкая А.Г. Урбанизация и воспитание. Социологический анализ. Воронеж: Издательство Воронежского университета, 1989. 162 с.

4. Мамбетов Г.Х. Материальная культура сельского населения Кабардино-Балкарии. Нальчик: Эльбрус, 1971. 407 с.

5. Молов В.Л. Ностальгия. Песни. Нальчик: Эльбрус, 1996. 92 с.

6. Охрименко А.М. Юность моего поколения. Нальчик: Эльбрус, 1989. 72 с.

7. УЦДНИ КБР. Ф. 1, оп. 2, д. 2071, л. 9.

8. УЦДНИ КБР, ф. 15, оп. 14, д. 5, л. 94, 95.

9. УЦДНИ КБР. Ф. 2518. оп. 1, д. 328, л. 14.

10. Чхеидзе К.А. Генерал Заурбек Даутоков-Серебряков. Гражданская война в Кабарде. Нальчик: Изд-во КБИГИ, 2008. 120 с.

 

Известия Кабардино-Балкарского научного центра РАН №5 (49) 2012

ФГБУН Институт гуманитарных исследований Правительства КБР и КБНЦ РАН

360000, КБР, г. Нальчик, ул. Пушкина, 18

E-mail: kbigi@mail.ru

О.А. ЖАНСИТОВ

• урбанизация
• модернизация
• трансформация
• ассимиляция
• культура
• национальная идентичность