Кавказская ориентация в политической деятельности представителей северокавказской диаспоры в Турции в период Первой мировой войны

Вследствие вынужденного, в значительной степени депортационного характера формирования северокавказской диаспоры в Османской империи в 50–70-х гг. XIX в. для умонастроений ее лидеров и рядовых представителей изначально не были чужды достаточно выраженные реваншистские устремления, суть которых закономерно концентрировалась в идее восстановления при благоприятных условиях «национальной целостности» посредством гипотетической репатриации ближневосточных черкесов на историческую («истинную») родину и продолжения таким образом прерванной «естественной» этнической эволюции. Этим обстоятельством было обусловлено и весьма заинтересованное отношение диаспоры к происходившим на Северном Кавказе процессам с очевидным стремлением оставаться по мере возможности их действующим субъектом.

Вместе с тем крайне болезненный, «синдромный» характер отражения в коллективной памяти зарубежных черкесов событий периода Кавказской войны и мухаджирства в сочетании с бескомпромиссной линией царской администрации на пресечение общественно значимых контактов между диаспорной и «материнской» частями северокавказских народов – в особенности попыток репатриации – на практике делали реальным в глазах эмигрантов лишь один путь осуществления указанного идеала: силовое освобождение родины при помощи более могущественных третьих сил, прямо или косвенно преследующих цель подрыва российского господства на Кавказе.

Наличие подобных этнополитических и психологических установок среди широких слоев диаспоры подтверждается неизменно активным участием черкесов, – как правило, по инициативе и под руководством представителей традиционной (феодально-патриархальной) знати, – во всех имевших антироссийскую направленность военных предприятиях османских властей второй половины XIX-начала XX вв.: от русско-турецкой войны 1877-1878 гг. до вооруженных акций по подавлению поддерживавшихся Россией выступлений христианских народов на Балканах и в Анатолии. При этом легкость, с которой Порта в этот период эксплуатировала стихийный этнореваншизм диаспорных масс в собственных целях и нередко в ущерб интересам самих кавказцев, была неудивительна в силу немногочисленности и слабости черкесской интеллектуальной элиты и отсутствия возможностей для ее соответствующей политической самоорганизации в условиях абсолютистского правления.

Вскоре после младотурецкой революции 1908 г., установившей относительно либеральный режим конституционной монархии, патриотически настроенными представителями сложившейся в стране в постиммиграционные десятилетия северокавказской по происхождению гражданской и военной интеллигенции и бюрократии было создано Черкесское общество единения и взаимопомощи (ЧОЕВ), которое довольно активно и небезуспешно занималось прежде всего ориентированной на диаспору культурно-просветительной и социально-благотворительной деятельностью, но в то же время с самого начала своего существования уделяло определенное внимание и обсуждению перспектив решения «диаспорного вопроса», понимаемого как проблема реинтеграции зарубежных черкесов со свободной (либо освобожденной) этнической родиной.

Тем не менее, ввиду практической невостребованности подобного рода проектов в контексте далеко не конфронтационных османско-российских отношений всего предшествовавшего I мировой войне периода ЧОЕВ не было предложено каких-либо конкретных способов воплощения в жизнь данной цели. Более того, примерно с 1912 г. в связи с усилением во внутренней политике младотурок авторитарных и шовинистических (туркистских) акцентов ЧОЕВ постепенно свернуло свою деятельность, а многие из его лидеров перешли в оппозицию режиму.

Благоприятная обстановка для актуализации кавказскоориентированных политических устремлений диаспорных лидеров сложилась лишь с началом мировой войны, в которой Османская империя приняла участие на стороне «Центральных держав» (германо-австрийского блока). Такой выбор младотурецкой верхушки вытекал из ее экспансионистских планов, которые к тому времени получили свое идеологическое обоснование в виде доктрины пантюркизма (туранизма), провозгласившей своей конечной целью объединение под эгидой Стамбула всех тюркоязычных народов от Адриатики до Китая. Объективная антироссийская и антибританская направленность подобных геополитических проектов создавала благоприятную почву для союза османского государства с Германией, власти которой всячески поддерживали надежды младотурок на осуществление военным путем их замыслов.

Несмотря на то, что Кавказ никак не мог быть отнесен к чисто или даже преимущественно тюркским регионам, он в силу своего важного стратегического положения с самого начала оказался в центре внимания пантюркистских кругов, рассматриваясь ими в качестве краеугольного камня планируемого «Великого Турана». Соответственно, сразу же после вступления османского государства в войну в конце октября 1914 г. разработка военных операций по «освобождению» Кавказа стала одной из приоритетных сфер деятельности османского генерального штаба и курировавших его представителей германского командования.

Крайняя заинтересованность правящих кругов империи в достижении прорыва на кавказском направлении диктовала им, как это имело место при прошлых обострениях османско-российских отношений, необходимость использования в своих военно-политических целях фактора северокавказской диаспоры. Для таких расчетов существовало достаточно оснований. Несмотря на отмеченную обеспокоенность значительной части черкесской элиты туркистскими тенденциями во внутренней политике страны, лояльность государству подавляющего большинства его подданных из числа этнических северокавказцев не вызывала сомнений. С первых же дней войны представители черкесского населения весьма активно проявили себя как в ходе мобилизации, так и в боевых действиях на различных фронтах.

Помимо регулярных подразделений, тысячи черкесов участвовали в сражениях в составе добровольческих, в основном кавалерийских, формирований. В действующую армию в этот период ушла и существенная часть активистов ЧОЕВ. Более того, общество по мере возможности пыталось поощрять военный энтузиазм своих соотечественников, призывая их к вступлению в ряды османских войск не только ради выполнения верноподданнического долга перед Портой, но и с целью внесения непосредственного вклада в освобождение родины. В одной из статей, опубликованных вскоре после начала войны в печатном органе ЧОЕВ – газете «Гуазэ», – следующим образом передавались настроения и ожидания диаспорной интеллигенции: «Мы уже чувствуем в груди воздух Северного Кавказа. Кавказ – это земля, где находятся могилы наших предков, страна, ради которой можно пожертвовать и жизнью, и состоянием…».

Некоторые факты свидетельствуют о наличии среди османского командования определенных установок на целенаправленную отправку черкесов на кавказский фронт. Например, едва ли является случайным то обстоятельство, что высшие офицерские кадры дислоцированной в Восточной Анатолии 3-й («Кавказской») армии состояли преимущественно из северокавказцев, в числе которых были и такие известные своей деятельностью в ЧОЕВ лица, как генерал Юсуф Иззет-паша (командующий 10-ым корпусом) и подполковник Исмаил Хаккы-бей (офицер штаба того же корпуса). Имеются данные и о привлечении черкесов (в том числе по рекомендациям Юсуфа Иззет-паши и других авторитетных военачальников-кавказцев) в подчиненные Особой организации иррегулярные подразделения, предназначавшиеся для проведения специальных операций как на линии фронта, так и за ней.

Показательно в этой связи разосланное 26 ноября 1914 г. Главным управлением безопасности МВД руководителям ряда провинций северо-запада страны секретное предписание в недельный срок собрать и подготовить к отправке на Кавказ «как можно большее число лазов и черкесов, способных к ведению партизанской войны в горных условиях». Утвержденное же в конце декабря решение кабинета министров допускало возможность освобождения от наказания лиц, арестованных за уголовные преступления, в случае изъявления ими согласия вступить в указанные разведывательные и диверсионные отряды. Несомненно, что власти, предпринимая подобные шаги, уповали отнюдь не только на особые воинские качества и навыки кавказцев, но и на их патриотическое (если угодно, этнореваншистское) усердие, а также на знание ими местных языков, культурных и географических реалий и т.п.

Впрочем, виды османских руководителей на «свое» черкесское меньшинство не ограничивались расчетами по его использованию как источника военных кадров. Гораздо более серьезные надежды Порта возлагала на привлечение представителей диаспоры к политико-пропагандистской работе, направленной на обеспечение развития событий на Кавказе в устраивавшем стамбульские власти русле, а также создание благоприятного для осуществления их целей в регионе международно-политического фона. При этом официальные круги исходили из того, что накопленная ЧОЕВ в предшествующие годы информация о положении на Кавказе и установленные им связи могли стать ценным подспорьем при разработке и реализации конкретных мероприятий упомянутого рода.

Партнерами режима в его «кавказской партии» должны были выступать наиболее благонадежные с официальной точки зрения и в то же время пользовавшиеся авторитетом среди своих соотечественников деятели довоенного черкесского движения. Знаменательно, что многие из них сами выдвигали аналогичные инициативы. Так, один из наиболее видных представителей диаспорной политической элиты Бекир Сами-бей, являвшийся в рассматриваемый период губернатором Бейрутского вилайета, еще 30 июля 1914 г. направил военному министру Энвер-паше письмо, в котором обращал его внимание на необходимость и возможность организации на Кавказе в случае начала войны восстаний местного населения против царской администрации и даже рекомендовал привлечь к выполнению этой задачи таких «знаковых» с точки зрения идеологии и традиций горского движения сопротивления XIX в. личностей, как маршал Мухаммед Фазыл-паша и генерал Мухаммед Кямиль-паша,.

В начале августа 1914 г. состоялись первые контакты между османским руководством и довольно узкой группой диаспорных лидеров, во время которых была достигнута принципиальная договоренность о сотрудничестве в деле воплощения в жизнь целей кавказской политики Порты, в целом совпадавших с этнополитическими устремлениями черкесской элиты. Тогда же в качестве формы политического устройства Кавказа после его «освобождения» была взаимно согласована модель формально независимого, состоящего из нескольких автономных «национальных» единиц конфедеративного государства, главой которого предполагалось сделать одного из османских принцев.

В этих переговорах непосредственное участие принимали высшие руководители государства – премьер-министр и министр внутренних дел Талят-паша и военный министр Энвер-паша, – а также ответственные лица Особой организации. С «кавказской» стороны центральной фигурой являлся один из основателей ЧОЕВ маршал и сенатор Фуад-паша, который, несмотря на свою оппозиционную младотуркам деятельность в 1911-1913 гг., сохранил обширные связи в высших политических, дипломатических и военных кругах империи. Весьма важную роль в формировании политической стратегии и тактики диаспорной элиты играл еще один в прошлом оппозиционно настроенный к режиму активист ЧОЕВ Хюсейин Тосун-бей, вскоре после начала войны назначенный генеральным директором Османского национального информационного агентства.

Очевидно, уже в ходе этих встреч было признано целесообразным сосредоточить направленную на реванш на исторической родине деятельность представителей диаспоры не в ЧОЕВ, являвшемся по своему статусу социально-культурной организацией и объединявшем в своих рядах людей различной идейной ориентации, а в предназначенных для выполнения конкретных политических функций более компактных, закрытых и лучше контролируемых властями структурах – миссиях, комитетах и т.п. В дальнейшем эти формирования нередко рассматривались как своего рода политическое крыло ЧОЕВ, хотя информация об их деятельности и персональном составе была недоступна для абсолютного большинства рядовых членов общества. С этого же времени началось и выделение государственных финансовых средств, главным образом из бюджетов подконтрольных Энвер-паше Военного министерства и Особой организации, для поддержки указанной активности.

Поскольку в начальный период войны османские власти в своей кавказской стратегии делали ставку на инспирирование в регионе широкомасштабного восстания для поддержки готовившихся ими наступательных операций, диаспорные деятели также были сориентированы Портой на решение в первую очередь данной задачи. В рамках этого в августе 1914 г. по прямому указанию Энвер-паши была создана так называемая Турецкая санитарная миссия (ТСМ), на деле представлявшая собой кавказский политический комитет и состоявшая из ряда известных в стране лиц кавказского происхождения во главе с Фуад-пашой. Предположительно эта организация должна была под прикрытием легальной гуманитарной и благотворительной деятельности проводить на Кавказе (по крайней мере до официального объявления состояния войны между Стамбулом и Санкт-Петербургом) работу по стимулированию антироссийских настроений среди местного населения.

Эти намерения активно поощрялись и немецкими представителями в Османской империи. Так, во время состоявшейся в том же месяце встречи членов ТСМ Фуад-паши и Мухаммеда Фазыл-паши с послом Германии в Стамбуле Х. Вангенхаймом последний от имени своего правительства обещал оказывать северокавказцам материальное, информационное и прочее содействие в организации антироссийских акций на Кавказе, а после завершения войны – признать независимость кавказского конфедеративного государства. Похоже, правда, что диаспорные лидеры не вполне разделяли оптимизм османских и германских официальных лиц относительно возможности успешного осуществления данного проекта и в качестве условия своего участия в нем потребовали от немецкой стороны предоставления гарантий включения в ее будущий мирный договор с Россией в случае неблагоприятного исхода планировавшегося кавказского восстания статьи о приеме всех его участников в Германии как политэмигрантов или хотя бы их амнистии российскими властями. Соответствующие заверения были охотно даны Х. Вангенхаймом.

Этим по существу исчерпываются наши сведения о ТСМ и в целом кавказскоориентированной этнополитической деятельности черкесской элиты в течение второй половины 1914 г. Фактом, однако, является то, что если в этот период и имели место сколько-нибудь значимые усилия представителей диаспоры по провоцированию через имевшиеся у них каналы нестабильности на Северном Кавказе, то они, как и преследовавшие ту же цель действия османских и германских спецслужб, не принесли никаких реальных результатов, что не могло не демонстрировать указанным кругам преувеличенный характер их ожиданий.

С провалом же зимой 1914-1915 гг. «кавказской» (карсско-сарыкамышской) кампании османской армии и ее переходом к оборонительным действиям в Восточной Анатолии дальнейшие шаги в данном направлении на какое-то время вовсе утратили актуальность. После этого надежды диаспорных лидеров на изменение политического статуса этнической родины стали во все большей степени связываться не с успехом османского наступления на кавказском фронте и сопутствующих ему акций по дестабилизации российской власти непосредственно на Кавказе, а с общим поражением и последующей дезинтеграцией Российской империи в случае победы в войне германо-австрийского альянса.

Ввиду этого на передний план в деятельности политизированной части диаспоры выдвинулись меры по продвижению на международном уровне и, прежде всего, в странах – «старших» партнерах Порты по блоку – проектов создания после войны независимого от России государства на Кавказе. Младотурецкое руководство, уверенное в том, что такое образование в силу факторов географического, исторического, этнического и религиозного порядка было едва ли не обречено в перспективе на роль сателлита Стамбула, полностью поддерживало стремление северокавказских лидеров к активизации политико-пропагандистских усилий за рубежом. Отметим, что их важность значительно возрастала и в связи с наметившимся охлаждением к идее кавказской независимости немецких официальных кругов, разочарованных бесплодностью антироссийской подрывной активности на Кавказе в течение первого года войны.

Итогом санкционированной Портой деятельности диаспорных политиков по приданию организованной формы вышеизложенным планам стало создание в сентябре 1915 г. нового формирования – Комитета независимости Кавказа (КНК). Важнейшая цель этой организации состояла в способствовании достижению идеала «свободного и единого Кавказа», практическим воплощением которого должна была стать выдвинутая ранее модель «Кавказской конфедерации». При этом к рассматриваемому времени стали более конкретными и ее гипотетические политико-территориальные очертания. В частности, данное образование стало мыслиться как добровольный союз четырех «национальных» государств: Северного Кавказа, Грузии, Азербайджана и Армении.

Такой расширительный вариант решения кавказской проблемы был взят на вооружение диаспорными лидерами не без влияния османских властей, считавших необходимым для установления своей гегемонии в масштабах всего региона добиться нивелирования противоречий между населяющими его народами и сведения к некоему общему знаменателю их зачастую разнонаправленных национально-политических устремлений. Вместе с тем и представители черкесской элиты не могли не быть заинтересованы в обеспечении потенциального дружественного «тыла» в Закавказье.

Кроме того, учитывалось и то обстоятельство, что консолидированное отстаивание всеми кавказцами тезиса независимости «Большого Кавказа», а не отдельных его частей, имело гораздо большие шансы на получение поддержки на Западе. Этими соображениями и был обусловлен тот факт, что КНК возник как панкавказская структура, в которой наряду с северокавказцами принимали участие представители некоторых закавказских – грузинских и азербайджанских – эмигрантских групп, делавших ставку на помощь Стамбула в реализации своих политических расчетов. Тем не менее, совершенно очевидно, что определяющую роль в создании и функционировании этой организации, возглавлявшейся Фуад-пашой и базировавшейся в штаб-квартире ЧОЕВ, играли этнические северокавказцы

В декабре 1915 г. КНК была направлена делегация в Германию и Австро-Венгрию с целью лоббирования в политических кругах этих государств требования кавказской независимости. Помимо главы делегации Фуад-паши, в ее состав входили известный диаспорный политик и публицист Азиз-бей и начальник медицинского управления Военного министерства генерал Иса Рухи-паша в качестве представителей Северного Кавказа, князь Георгий Мачабели и Кямиль-бей Тогиридзе в качестве представителей Грузии и Селим-бей Бехбутов (Бехбут-заде) в качестве представителя Азербайджана.

Несмотря на формально неофициальный характер этой миссии, она благодаря посредничеству младотурецких руководителей была принята на уровне министров иностранных дел в Берлине и Вене. Имевшие там место политические контакты были использованы делегатами для убеждения своих собеседников в «невыносимости положения кавказских народов» и их стремлении к «избавлению от ига России» и созданию конфедеративного государства под покровительством союзных Порте держав. В январе 1916 г. делегация вручила германскому и австро-венгерскому правительствам меморандумы, в которых высказывалась просьба оказать КНК как выразителю интересов коренных народов Кавказа и их политических эмиграций и диаспор моральное и материальное содействие в достижении названных целей. В ответах представителей обоих правительств были подтверждены симпатии к чаяниям кавказцев.

В результате этих переговоров КНК было позволено осуществлять определенную агитационную и вербовочную работу среди находившихся в лагерях для российских военнопленных в Германии и Австро-Венгрии выходцев с Кавказа с целью подготовки «кадрового ядра» военных, политических и прочих структур будущего независимого государства. Кроме того, было налажено сотрудничество с оставшимися после начала войны в этих странах и образовавшими несколько небольших групп антироссийской политической эмиграции кавказцами из числа студентов, предпринимателей и т.п., которые отныне стали действовать как представители комитета и дополнительный канал поддержания им нелегальных связей с единомышленниками на исторической родине.

О положении и деятельности КНК в период с января по июнь 1916 г. не обнаружено никаких сведений. Несомненно, однако, что в эти месяцы выявились серьезные противоречия между составлявшими его тремя «национальными» фракциями – северокавказской, грузинской и азербайджанской, – что было следствием объективного различия их этнополитических платформ и избранных стратегий. Собственно, уже вскоре после образования комитета грузинская группировка начала демонстрировать стремление к дистанцированию от Порты и ориентации непосредственно на Германию. Что касается азербайджанских активистов, то большинство их отдавало предпочтение действиям в рамках так называемого «тюрко-татарского комитета» в более тесном контакте с пантюркистскими кругами Стамбула, выступая таким образом в качестве проводников идеи не столько кавказского, сколько тюркского единства. Северокавказцы, судя по всему, оказались в наибольшей степени привержены как сохранению организационного единства, так и принципу конфедерации как конечной цели освободительной борьбы всех кавказских народов, отстаивая необходимость совмещения османского и германского направлений в текущей политической практике.

Однако после фактического прекращения грузинами и азербайджанцами работы в составе КНК его черкесскому ядру во главе с Фуад-пашой не осталось ничего другого, как продолжить деятельность в более узком этническом формате, что нашло отражение в переименовании организации не позднее июня 1916 г. в Комитет северокавказских политических эмигрантов в Турции (КСКПЭТ). КСКПЭТ принадлежала ведущая роль в подготовке наиболее заметной политико-пропагандистской акции диаспорных кругов на международной арене в этот период – участия выступавшей от имени северокавказских народов делегации в III Конференции (Конгрессе) угнетенных наций, прошедшей 27-29 июня 1916 г. в Лозанне под эгидой Союза национальностей.

Репрезентативность этого форума, собравшего представителей более чем 20-ти зависимых и колониальных народов и этнических групп Европы, Азии и Африки, и его проведение в нейтральной Швейцарии обеспечили ему достаточно широкий резонанс в общественных и политических кругах стран обеих воевавших группировок. В делегацию КСКПЭТ вошли ученый-богослов и популярный в Стамбуле проповедник Сейид Тахир-эфенди, некто Исмаил-бей и упомянутый выше Азиз-бей. Можно предположить, что направление в Лозанну в составе данной миссии бывших российских подданных (все трое перечисленных деятелей являлись уроженцами Северного Кавказа, в различное время эмигрировавшими в Османскую империю) было обусловлено желанием организаторов акции сделать более основательными свои претензии на выражение интересов не только диаспоры, но и населения этнической родины.

Кроме названных лиц, в работе конференции участвовали в качестве наблюдателей еще два этнических северокавказца: студент факультета политических наук Женевского университета Шамиль-бей и известный османский историк, преподаватель Стамбульского университета Ахмед Саиб-бей. Выступившие с трибуны конференции Сейид Тахир-эфенди (как представитель Дагестана) и Исмаил-бей (как представитель Черкесии), подобно делегатам из Польши, Украины, Прибалтики, Поволжья, Закавказья, Средней Азии и других регионов Российской империи, подвергли резкой критике политику царских властей в национальном вопросе и потребовали реализации в полном объеме культурных, религиозных, экономических и политических прав представляемых ими народов, в очередной раз констатировав свою приверженность принципу независимого кавказского государства.

После конференции в Лозанне КСКПЭТ продолжал усилия по формированию соответствовавшего его политическим целям общественного мнения в Западной Европе (в том числе и в странах Антанты) посредством публикации материалов в периодической печати, издания литературы о проблемах Северного Кавказа и диаспоры на различных языках и т.п. Примерно в это же время в Женеве с целью активизации информационно-пропагандистской работы на Западе было открыто специальное представительство комитета, руководителем которого стал Шамиль-бей, незадолго до этого назначенный при посредничестве Хюсейина Тосун-бея корреспондентом Османского информационного агентства в Швейцарии.

Следует отметить, что, несмотря на явное преобладание в деятельности КНК и КСКПЭТ чисто политических моментов, диаспорные лидеры в данный период отнюдь не отказались полностью и от надежд на силовое решение «кавказской проблемы» или хотя бы подкрепление своих национально-государственных притязаний успешными и по возможности громкими шагами в военной сфере. Особенно важной задачей им, похоже, представлялось создание «национальных» вооруженных формирований для их использования еще в ходе войны в боевых действиях на кавказском фронте, что должно было иметь не только военный, но и определенный политический и пропагандистский эффект. Так, еще в октябре 1915 г. на заседании актива КНК под председательством Фуад-паши было принято обращение к Порте с просьбой оказать комитету содействие в организации «национальной армии».

С этой целью предлагалось отозвать из частей османской армии офицеров и солдат северокавказского происхождения и сформировать из них новые, этнические подразделения, в которые в дальнейшем должны были направляться и все вновь мобилизуемые лица из числа черкесов. Предполагалось, что укомплектованное таким образом войско численностью до 60 тыс. человек будет обеспечиваться финансами и довольствием из резервов Военного министерства, но находиться в формальном подчинении КНК. К февралю 1916 г. эти силы, местом первоначальной дислокации которых намечалось сделать Трабзонский вилайет, должны были быть полностью подготовлены к выполнению боевых задач с тем, чтобы в случае удачного развития военной ситуации принять активное участие в очередном османском наступлении. Данный план получил поддержку части османского руководства, прежде всего связанных с Особой организацией кругов, хотя далеко не все влиятельные силы в Стамбуле считали его реализацию целесообразной. Впрочем, дискуссии вокруг этого вопроса продолжались недолго, так как возобновившееся в начале 1916 г. продвижение российских войск в глубь Восточной Анатолии лишило их практического смысла.

Позднее, разочаровавшись в возможности получения от Порты реальной поддержки в деле «национального» военного строительства, некоторые черкесские лидеры попытались решить эту проблему при помощи немцев в обход османских инстанций. Летом 1916 г. через Бекира Сами-бея немецким официальным представителям в Стамбуле было передано предложение о создании из «недовольных турками»(!) и потому не желавших служить в османской армии, но при этом полностью обеспеченных вооружением и лошадьми нескольких тысяч этнических северокавказцев особого кавалерийского формирования – «черкесского легиона» – под командованием германских офицеров для его немедленной отправки на российский фронт. Хотя первоначально эта инициатива была воспринята в Берлине не без интереса, в конечном счете немецкое правительство, опасаясь осложнений в своих отношениях с османскими властями, отклонило ее.

В целом, несомненно, первые три года мировой войны были для политической элиты диаспоры периодом довольно неопределенного и не слишком результативного ожидания благоприятных для воплощения в жизнь ее планов сдвигов в глобальной и региональной военно-политической конъюнктуре, в порядке превентивной подготовки к которым, собственно, и осуществлялись все описанные выше акции северокавказских комитетов. Положение значительно изменилось лишь после событий 1917 г. в России. Крах царизма, развал российских фронтов и начавшиеся в стране дезинтеграционные процессы породили среди активистов черкесских организаций надежды на скорую реализацию давно вынашивавшихся проектов решения «кавказской проблемы». Поступавшая с этнической родины информация, в частности известия о прошедших в мае и сентябре 1917 г. по инициативе определенных кругов национальной либерально-демократической интеллигенции съездах горских народов, учреждении на них «общенационального» представительного органа – Союза объединенных горцев Кавказа (СОГК) – и постановке им в повестку дня вопроса о самоопределении северокавказцев, как казалось, полностью подтверждала правильность стратегических расчетов диаспорных политиков и, естественно, не могла не внушать дополнительный энтузиазм их сторонникам (документы и материалы упомянутых съездов на французском языке были опубликованы КСКПЭТ в 1918 г. в Стамбуле (см.пр.41)).

Весьма многообещающими происходившие на территории бывшей Российской империи процессы представлялись и младотурецким лидерам, среди которых получили новый импульс планы создания в тюркских и мусульманских областях России подконтрольных Порте государственных образований, что означало бы реализацию идеала «Великого Турана» и во многом реабилитировало бы стамбульский режим за понесенные им в ходе войны почти на всех фронтах поражения и территориальные потери. Как и в 1914 г., центральное место в этих замыслах отводилось кавказскому региону, утверждение в котором должно было обеспечить Османской империи возможность соединения в дальнейшем с тюрками Крыма, Поволжья и Туркестана. Геополитические устремления официального Стамбула отчетливо проявились и в дипломатической сфере: еще в феврале 1918 г. на переговорах в Брест-Литовске османская делегация предложила создать на Кавказе «буферное» исламское государство, которое охватывало бы населенные мусульманами территории Закавказья и Северного Кавказа, однако этот проект был отвергнут не только представителями Советской России, но и союзниками Порты немцами.

Сложившаяся обстановка побуждала младотурок к активизации шагов по подключению к проведению в жизнь своей кавказской политики представителей диаспорной элиты, через которых предполагалось обеспечить установление османского контроля над молодым горским национальным движением. В конце 1917 – начале 1918 г. Особой организацией был инспирирован ряд обращений и воззваний от имени диаспоры к народам Северного Кавказа с призывом усилить борьбу за независимость, а также к различным европейским державам и организациям с требованием поддержать эти усилия. В этот же период с санкции и при финансовом содействии Особой организации такими известными деятелями диаспорного движения, как бывший владелец и редактор «Гуазэ» Юсуф Суад-бей, Азиз-бей, Шамиль-бей и др., была начата работа по налаживанию в Швейцарии выпуска нацеленной на отстаивание идеи кавказской независимости газеты на французском языке, но, по всей видимости, эта попытка оказалась безрезультатной. Приблизительно в феврале 1918 г. Юсуф Суад и еще несколько черкесских активистов были переправлены на этническую родину, где, наряду с национально-культурной, прежде всего педагогической, деятельностью, они, судя по некоторым данным, выполняли (или по крайней мере должны были выполнять) и определенные функции политического свойства.

Новый стимул активности как османских властей, так и диаспорных политиков на северокавказском направлении был дан первыми прямыми контактами между членами стамбульского руководства и представителями национального движения Северного Кавказа, которые состоялись во время работы Трабзонской мирной конференции, проходившей с участием делегаций Порты и Закавказского правительства. 13 марта 1918 г., за день до официального открытия конференции, глава османской делегации начальник штаба военно-морского флота Хюсейин Рауф-бей, являвшийся одновременно членом вышеупомянутых диаспорных политических структур, встретился с входившими в закавказскую делегацию представителями Дагестана И. Гайдаровым, М.-Я. Мехдиевым и неким Мустафа-беком «из числа потомков имама Шамиля» с целью получения из первых рук информации о положении на Северном Кавказе. Указанные делегаты постарались заверить Хюсейина Рауф-бея в едва ли не абсолютном преобладании проосманских настроений среди кавказских мусульман и их желании опереться на помощь Стамбула в своей борьбе за независимость.

Эти предварительные переговоры и заинтересованная позиция самого Хюсейина Рауф-бея проложили путь к установлению непосредственных контактов уже с официальной делегацией Центрального исполнительного комитета СОГК (так называемого Горского правительства) в составе Г. Бамматова, А. Чермоева и М.-К. Дибирова, прибывшей в Турцию 1 апреля. После детального обсуждения северокавказской проблематики с Хюсейином Рауф-беем названные лица встретились с Энвер-пашой, Талят-пашой и другими членами кабинета, а также султаном Мехмедом V. Столь высокий уровень приема делегации, безусловно, объяснялся полным соответствием декларированной ею позиции устремлениям младотурецких лидеров. В частности, в ходе всех переговоров с османскими руководителями горские делегаты недвусмысленно заявляли о своей готовности добиваться отделения Северного Кавказа от России и его вступления в конфедеративный союз с закавказскими странами под османским протекторатом и просили для реализации этих планов предоставить возглавлявшемуся ими движению военную, экономическую и политическую поддержку.

С первых же дней визита представители политической элиты диаспоры также находились в тесном контакте с посланцами СОГК и оказывали им содействие в решении стоявших перед ними задач. Например, вскоре после прибытия делегации в Стамбул группа видных диаспорных деятелей, представлявших различные проживавшие в стране северокавказские группы, передала Энвер-паше и Талят-паше пространный меморандум, в котором, приводя доводы политического, исторического и религиозного характера, просила удовлетворить обращение Горского правительства о помощи. Эта апелляция, совпадавшая с намерениями правящих кругов империи, получила широкий отклик в официозной османской прессе.

В период пребывания данной делегации в Стамбуле, в апреле 1918 г., произошло оформление новой диаспорной политической организации – Общества Северного Кавказа (ОСК), – образование которого было обусловлено необходимостью более эффективной координации действий властей, диаспорных деятелей и горских лидеров по воплощению в жизнь в сущности согласованной и единой кавказской стратегии. Председателем общества стал директор Османского национального информационного агентства Хюсейин Тосун-бей, однако, как и в предыдущих диаспорных формированиях, значительную роль в его создании и деятельности играл Фуад-паша. Из прочих основателей и активистов ОСК известны такие представители османской бюрократической и военной элиты, как Бекир Сами-бей, Хюсейин Кадри-бей (член центрального комитета правящей партии), Исмаил Джанбулад-бей (с конца июля 1918 г. министр внутренних дел), Мехмед Решид-бей (один из основоположников младотурецкого движения), генералы Юсуф Иззет-паша, Ахмед Хамди-паша, Ахмед Февзи-паша, Иса Рухи-паша, капитан 1 ранга Хюсейин Рауф-бей (с октября 1918 г. министр флота), подполковник Исмаил Хаккы-бей, а также публицист Азиз-бей и др. Несмотря на статус общественной организации, ОСК представляло собой такое же вызванное к жизни конкретными политическими расчетами весьма закрытое формирование, как и предшествовавшие ему ТСМ, КНК и КСКПЭТ, и непосредственно курировалось и финансировалось Энвер-пашой и Талят-пашой.

Члены общества на первых порах выполняли в основном своего рода посреднические функции между властями и прибывшими с Северного Кавказа делегатами, а также обеспечивали горским лидерам возможности для осуществления контактов со средствами массовой информации и влиятельными силами политического истеблишмента страны, стремясь таким образом добиться максимально широкой поддержки требований северокавказцев со стороны османского общественного мнения (показателен, к примеру, визит северокавказской делегации в штаб-квартиру общества «Турецкий очаг» – центр формирования и распространения официальных идеологических доктрин туркизма и пантюркизма). Наряду с этим, ОСК и само выступало с практическими рекомендациями в русле известных целей кавказской политики Порты, пытаясь способствовать ее дальнейшей активизации. Так, по некоторым свидетельствам, предоставлению младотурецкими лидерами делегации СОГК гарантий того, что в случае провозглашения независимого северокавказского государства Османская империя без промедления признает его и обеспечит его признание своими союзниками, предшествовали определенные закулисные шаги диаспорных политиков.

Сразу же вслед за получением указанных гарантий, 11 мая 1918 г., была официально обнародована и направлена Порте и находившимся в Стамбуле иностранным представительствам подписанная А.-М. Чермоевым и Г. Бамматовым (в качестве, соответственно, премьер-министра и министра иностранных дел Горского правительства) декларация о создании самостоятельной Северо-Кавказской Республики (СКР), спустя день после чего османскому руководству было передано и специальное обращение с просьбой оказать «мусульманам Северного Кавказа» срочную военно-политическую помощь посредством направления в регион «любым способом и любым путем достаточного количества регулярных вооруженных сил».

Невзирая на протесты советской стороны и то обстоятельство, что к рассматриваемому времени Горское правительство реально контролировало лишь незначительную часть своей номинальной территории, Порта незамедлительно признала вновь провозглашенное государство и заключила с ним 8 июня 1918 г. в Батуме договор о дружбе и взаимопомощи, обязавшись оказывать СКР военную помощь для ее защиты от внешних угроз и обеспечения внутреннего порядка и безопасности (аналогичное соглашение было подписан Портой и с правительством мусаватистского Азербайджана), чем фактически были заложены не достававшие младотуркам «правовые» основания для вооруженной экспансии на север. Впрочем, намного раньше этой даты, 12 мая 1918 г., Энвер-пашой было отдано распоряжение о начале практической подготовки османских военных подразделений к отбытию на Северный Кавказ, завершить которую предписывалось не позднее 25-го числа того же месяца.

В июне же через Азербайджан в не подконтрольные ни большевикам, ни их противникам горные районы Дагестана был переброшен укомплектованный офицерами и унтер-офицерами «организационный батальон» во главе с подполковником Исмаилом Хаккы-беем, помощниками которого являлись еще два этнических северокавказца – капитаны Мидхат-бей и Музаффер-бей. Задачей этой группы, доставившей с собой большую партию оружия и боеприпасов, было, помимо сбора информации, создание здесь во взаимодействии со сторонниками Горского правительства военных и административных структур «национальной» государственности, что должно было, с одной стороны, продемонстрировать местному населению серьезность намерений официального Стамбула в кавказском вопросе, а с другой – подготовить почву для вступления в регион основных османских сил. В течение лета указанной группой были организованы отряды горской милиции и укреплены «легитимные» органы власти в ряде округов Южного Дагестана.

Активность младотурецкого руководства и связанных с ним политических кругов диаспоры на Северном Кавказе достигла своей кульминации после начала в августе 1918 г. давно планировавшейся Портой новой кавказской кампании, которая была осуществлена силами так называемой Исламской армии под командованием сводного брата Энвер-паши Нури-паши, сформированной из отозванных с других фронтов наиболее боеспособных османских частей и некоторого количества местных, азербайджанских и дагестанских, добровольцев. После взятия этой группировкой 15 сентября Баку входивший в ее состав Северо-Кавказский корпус продолжил движение на север и к началу ноября полностью очистил территорию Дагестана от сил казачьего полковника Л. Бичерахова, незадолго до этого вытеснивших оттуда большевиков (лишь после этого вернувшееся на родину Горское правительство во главе с А.-М. Чермоевым смогло приступить к исполнению своих функций).

Не углубляясь далее в описание деталей этой операции, отметим, что, как и в начале войны, в составе задействованных на кавказском направлении османских войск чрезвычайно высок был удельный вес офицеров-черкесов. Только из представителей командного звена указанного корпуса могут быть названы его командующий Юсуф Иззет-паша, начальник штаба Исмаил Хаккы-бей, командиры дивизий Сулейман Иззет-бей, Джемиль Джахид-бей, Акиф-бей и многие другие. Одновременно Юсуф Иззет-паша являлся официальным политическим и военным представителем Порты в СКР, а Исмаил Хаккы-бей – главным военным советником Горского правительства, ведавшим формированием его вооруженных сил. Не вызывает сомнений, что эти назначения были обусловлены известными расчетами младотурецких лидеров по использованию фактора диаспоры в своей кавказской политике. Юсуф Иззет-паша позднее отмечал в своих воспоминаниях, что он был командирован османскими властями на Северный Кавказ в решающей степени ввиду того, что происходил из семьи черкесских иммигрантов и пользовался известностью среди своих соотечественников как автор нескольких книг по кавказской истории.

В то же время, учитывая то обстоятельство, что по крайней мере некоторые из перечисленных лиц являлись активными членами ОСК, можно предположить, что и диаспорная политическая элита играла определенную роль в подборе кандидатур для участия в данной экспедиции, пытаясь через них наладить непосредственный контакт с национально-патриотическими кругами горских народов и обеспечить поступление достоверной информации о ситуации на этнической родине (известно, например, что сбором сведений подобного рода в период нахождения османских войск в Дагестане занимался сын члена ОСК Бекира Сами-бея лейтенант Шевкет-бей).

За оккупацией Дагестана и силовым установлением здесь юрисдикции Горского правительства, согласно замыслу стамбульского руководства, должно было последовать «освобождение от враждебных элементов» остальной части Северного Кавказа совместными усилиями османских военных и создававшейся под их патронажем «национальной армии». Однако резкое ухудшение осенью 1918 г. положения османских войск на других фронтах не оставило даже теоретических шансов для осуществления такого сценария. Еще 14 октября, в разгар боев за Дагестан, кабинет Талят-паши, сознавая неминуемость поражения в войне, ушел в отставку, чем был положен конец десятилетней эпохе правления младотурок. А 30 октября, за неделю до взятия корпусом Юсуфа Иззет-паши последнего крупного города в Дагестане – Порт-Петровска, – новое правительство подписало продиктованные ему державами Антанты условия перемирия, одно из которых предусматривало немедленный вывод османских формирований с Кавказа.

Этому, правда, предшествовал ряд политических маневров представителей младотурецкой верхушки, направленных на обеспечение жизнеспособности СКР даже в случае невозможности оказания ей прямой поддержки извне, что лишний раз свидетельствовало о степени серьезности османских планов в регионе. Так, в своей последней телеграмме Нури-паше от 15 октября 1918 г. Энвер-паша рекомендовал в случае поступления из Стамбула приказа об отзыве войск перевести их под непосредственную юрисдикцию властей Азербайджана и СКР и таким образом сохранить здесь османское военное присутствие.

Вскоре после этого Нури-паша и Юсуф Иззет-паша, формально уволившись из османской армии, заняли должности главнокомандующих вооруженными силами соответственно Азербайджана и Северного Кавказа. Многие из находившихся в их подчинении офицеров и солдат также изъявили готовность остаться на Кавказе, заключив с указанными республиками военные контракты. Только после ноты британского командования с требованием неукоснительного выполнения условий перемирия новые стамбульские власти были вынуждены отдать недвусмысленный приказ об эвакуации своих подразделений с занятых ими кавказских территорий, в соответствии с которым в конце ноября 1918 г. возглавлявшиеся Юсуфом Иззет-пашой силы покинули Дагестан.

Заслуживают внимания и попытки младотурецких лидеров добиться более благосклонного отношения к СКР со стороны государств Антанты. Например, в середине октября 1918 г. Энвер-паша конфиденциально советовал горским и азербайджанским руководителям вступить в переговоры с английскими и американскими дипломатами в Иране и предложить им участие в совместной борьбе с большевиками в обмен на признание независимости двух кавказских республик. В телеграмме же османскому послу в Швейцарии Фуаду Селим-бею от 22 октября Энвер-паша просил оказать намеревавшейся выехать в Европу делегации Горского правительства в составе его министра иностранных дел Г. Бамматова и члена ОСК Азиз-бея содействие в налаживании контактов с миссиями стран Антанты, а также выяснить еще прибытия указанной делегации, не согласится ли британское правительство признать СКР на условиях ее вступления в антисоветскую коалицию и предоставления англичанам прав на преимущественную разработку природных ресурсов Северного Кавказа в будущем. Добавим, что эта делегация, прибывшая в Швейцарию в конце ноября, получила от Энвер-паши для пропаганды тезиса кавказской независимости на Западе также и финансовую помощь в размере 10 тыс. османских лир, на которые Г. Бамматов и Азиз-бей при активной поддержке Фуада Селим-бея издали здесь в последующие месяцы ряд книг, брошюр, карт и т.п.

Подводя итог изложенному, отметим бесспорность того факта, что действия политизированной части диаспорной элиты в годы I мировой войны были жестко привязаны к внешнеполитическому курсу младотурок и по существу определялись им. Тем не менее, не вполне правомерно рассматривать вовлеченных в эту активность лиц и созданные ими организации как простое орудие реализации геополитических замыслов режима. Как уже говорилось, деятельность указанных кругов представляла собой прежде всего проявление исторически обусловленного диаспорного этнореваншизма и имела своей конечной целью осуществление базового для коллективного политического сознания османских черкесов идеала – национальной реинтеграции всех северокавказцев на свободной родине. В свете этого едва ли подлежит сомнению, что идеологи и руководители черкесских политических обществ и комитетов в своем подавляющем большинстве стремились выражать интересы в первую очередь широких масс диаспорного населения, но не пантюркистской верхушки империи.

Нелишне в этой связи указать, что многие из активистов данных организаций задолго до мировой войны и кристаллизации геополитических планов младотурок на Кавказе участвовали в рамках ЧОЕВ в деятельности по этнокультурному и социальному возрождению своих соотечественников, оставив весьма заметный след на этом безусловно патриотическом поприще. Можно напомнить также, что ряд видных черкесских политиков перед войной находился в жесткой оппозиции к правящей партии из-за ограничения ею демократических свобод и возможностей этнозащитной деятельности меньшинств. То обстоятельство, что ради воплощения в жизнь упомянутой цели политическая элита диаспоры в 1914 г. сделала ставку на включение в разыгрывавшуюся Портой «кавказскую партию», к тому же на правах одного из ее заведомо подчиненных участников, может быть объяснено объективным отсутствием перспектив решения «черкесского вопроса» (иными словами, доминантной для диаспорного сознания проблемы восстановления «национальной целостности») другими способами.

Если оценивать результаты взаимоотношений между черкесской элитой и младотурецкими лидерами в 1914-1918 гг., то необходимо констатировать, что власти довольно успешно эксплуатировали этнополитические устремления северокавказцев в направлении своих геополитических целей. В то же время и диаспорные политики, пойдя на тесное сотрудничество с режимом, пытались использовать его экспансионистские амбиции и специфику международной конъюнктуры для форсированного продвижения в повестку дня Порты, ее союзников и в целом западного общественного мнения «кавказского вопроса» в надежде добиться его разрешения в соответствии с собственным видением путей национального освобождения и возрождения народов Северного Кавказа (включая и диаспору как их неотъемлемую часть).

Хотя эта деятельность носила детерминированный османскими государственными интересами и в значительной мере управляемый характер, диаспорные лидеры сумели привлечь внимание некоторых кругов внутри страны и за рубежом к колониальному статусу этнической родины и проблеме ближневосточных черкесов как народа-изгнанника. Они также сыграли определенную роль еще на начальной стадии войны в конкретизации подходов Порты к важным вопросам кавказской политики (в частности в оформлении кавказских устремлений младотурецкой дипломатии в принципиальный тезис создания в регионе конфедеративного и по крайней мере де-юре независимого государства), а после 1917 г. – в установлении официальных контактов между османским руководством и СОГК и обеспечении военно-политической поддержки СКР.

Вместе с тем совершенно очевидно, что разрабатывавшиеся диаспорными лидерами проекты изменения политической судьбы исторической родины плохо соотносились с современной им общественно-политической обстановкой на Северном Кавказе. Несмотря на предпринимавшиеся ЧОЕВ в 1908-1914 гг. усилия по налаживанию культурных и прочих связей с соотечественниками на Кавказе, черкесская элита не обладала достаточно надежными каналами получения объективной и разносторонней информации о положении там и в своей политической практике зачастую опиралась на ограниченные и далеко не всегда достоверные сведения, почерпнутые из «открытых» и «закрытых» османских и зарубежных (прежде всего немецких) источников, а порой и на сохранявшиеся в исторической памяти диаспоры стереотипы эпохи Кавказской войны и выселения горцев.

Так, диаспорные политики явно переоценивали степень непримиримости и антагонизма отношений между кавказскими народами и российским государством и одновременно игнорировали социальные, идеологические, этнические и иные различия и противоречия внутри самого горского сообщества, которое рассматривалось ими как гораздо более консолидированное и монолитное «национальное» единство, нежели это могло быть на самом деле (такая трактовка, бесспорно, была результатом экстраполирования имевших место в диаспоре процессов межэтнической интеграции на действительность Северного Кавказа).

Наиболее зримым подтверждением неадекватности представлений этих кругов о реалиях этнической родины могут служить разделявшиеся ими накануне и в начале войны ожидания всеобщего выступления кавказских народов против российской власти. Не случаен, видимо, и тот факт, что вплоть до 1917 г. требование политической независимости Северного Кавказа формулировалось на международной платформе почти исключительно диаспорными (но не собственно северокавказскими) деятелями, в отличие от аналогичной активности в среде других народов Российской империи, в которой участвовали в основном представители сложившейся на отечественной почве интеллигенции (это проявилось, например, на лозаннской Конференции угнетенных наций 1916 г.).

По существу только после революций 1917 г. в России черкесской элите удалось начать интенсивно взаимодействовать со своими единомышленниками на Кавказе, однако и на этом этапе диаспорные политики, как и официальный Стамбул, недооценивали либо предпочитали не замечать то обстоятельство, что выступавшая в качестве их партнера группировка горской национально-демократической интеллигенции (Горское правительство и связанные с ним круги) представляла в действительности лишь одно из течений раздробленного и изменчивого идейно-политического спектра послереволюционного Северного Кавказа.

Отмеченные слабости политической программы черкесских организаций – наряду с другими неблагоприятными факторами кавказского, общероссийского и международного характера – могли по меньшей мере серьезно затруднить реализацию их плана «освобождения» родины даже в случае удачного для Османской империи и ее союзников исхода войны. В силу ее хорошо известного финала, однако, вопросу о том, насколько состоятельны могли оказаться дальнейшие проекты и действия диаспорной элиты по решению кавказских проблем, суждено было остаться без практического ответа.


ПРИМЕЧАНИЯ:

Термин «черкесы» в настоящей статье употребляется в принятом в странах Ближнего Востока расширительном значении, подразумевающем представителей всех северокавказских народов.
S.E. Berzeg. Gurbetteki Kafkasya’dan Belgeler. - Ankara, 1985. S.5; Ibidem. 1877-1878 Osmanlı-Rus Savaşında Kuzey Kafkasya ve Sürgündeki Kafkasyalılar // “Kafkasya Gerçeği”. - Samsun, 1990. №1. S.3-23.
Подробнее см.: Г.В. Чочиев. Из истории деятельности «Черкесского общества единения и взаимопомощи» в Османской империи в 1908-1914 гг. // Вестник Института гуманитарных исследований Правительства КБР и КБНЦ РАН. Вып. Х. - Нальчик, 2003.
V. Güsar. Çerkes Teavün Cemiyeti // “Kafkasya”. - Ankara, 1975. №47. S.30.
Г.В. Чочиев. Указ. соч. С.37-40.
S.J. Shaw, E.K. Shaw. History of the Ottoman Empire and Modern Turkey. II. - Cambridge, 1977. P.325; D. Avcıoğlu. Milli Kurtuluş Tarihi. I. - İstanbul, 1998. S.60-61.
F. Dündar. İttihad ve Terakki’nin Müslümanları İskan Politikası (1913-1918). - İstanbul, 2001. S.130-131; Sultan Murad. The Jihad of Said Shamil and Sultan Murad for the Liberation of the Caucasus // “Central Asian Survey”. - Oxford, 1991. №1-2. P.183.
N. Berzeg. Çerkes Sürgünü. - Ankara, 1996. S.181; V. Güsar. Op. cit. S.33-34.
Юсуф Иззет-паша (1876-1922) – адыг из рода Чунатуко.
Исмаил Хаккы-бей (1890-1954) – адыг из рода Беркук.
M .Ünal. Kurtuluş Savaşında Çerkeslerin Rolü. - İstanbul, 1996. S.34-35; İ. Aydemir. Muhaceretteki Çerkes Aydınları. - Ankara, 1991. S.10.
Особая организация (Тешкилят-ы махсуса) – созданная в 1913 г. и подчиненная непосредственно высшему младотурецкому руководству спецслужба. Среди ее руководящих и рядовых кадров находилось «непропорционально большое» число черкесов (см.: E. Hiçyılmaz. Teşkilat-ı Mahsusa. - İstanbul, 1979).
S.E. Berzeg. Türkiye Kurtuluş Savaşında Çerkes Göçmenleri. - İstanbul, 1990. S.15,47,83.
F. Dündar. Op. cit. S.131,154; Başbakanlık Osmanlı Arşivi. Meclis-i Vükela. №195/28,195/116.
Бекир Сами-бей (1865-1933) – осетин из рода Кундуховых (сын генерала Муссы Кундухова).
Мухаммед Фазыл-паша (…-1816) – аварец, шурин сына имама Шамиля Кази-Магомета (Гази-Мухаммеда), активный участник Кавказской войны.
Мухаммед Кямиль-паша (1862-1930) – младший сын имама Шамиля.
M. Budak. Kafkasya ve Osmanlı Devleti (XVI–XX. Yüzyıllar) // Osmanlı. Ed.: G. Eren. I. Siyaset. - Ankara, 1999. S.607.
A.N. Kurat. Türkiye ve Rusya (1798-1919). - Ankara, 1970. S.500.
Фуад-паша (1835-1931) – убых из рода Тхуго.
Хюсейин Тосун-бей (…-1930) – убых из рода Шхапли.
İdare. Açıklama // “Yeni Kafkas”. - İstanbul, 1957. №3. S. 7; S.E. Berzeg. Kafkas Diasporasında Yazarlar ve Edebiyatçılar Sözlüğü. - Samsun, 1995. S.228.
M. Butbay. Kafkasya Hatıraları. - Ankara, 1990. S.2.
V. Güsar. Op. cit. S.35,36. Эту «щедрость» Энвер-паши некоторые авторы объясняли черкесским происхождением его матери (См.: Ibidem. S. 35). Последнее в действительности весьма спорно.
A.N. Kurat. Op. cit. S. 500; A. Saydam. Kafkasya’da Bağımsızlık Mücadeleleri ve Türkiye. - Trabzon, 1993. S.90.
W. Zürrer. Almanya ve 1918 Yılında Kuzey Kafkasya’daki Gelişmeler // Avrupa Gözüyle Çerkesler (Anı-İnceleme). Yay.: B.Özbek. - Ankara, 1997. S.69-71.
Ibidem.
M.A. Turan. “Kafkasya Komitesi” ve “Türkiye’deki Kuzey Kafkasya Siyasi Göçmenleri Komitesi” Üzerine Bazı Kaynaklar. Gotthard Jäschke’nin Bir Makalesi // “Tarih ve Toplum”. - İstanbul, 1997. №165. S.14-15; G. Jäschke. 1916 Lozan Kongresi’nde Rusya Mahkumu Milletler // “Tarih ve Toplum”. 1997. №165. S.17-18.
Азиз-бей (1877-1941) – абазинец из рода Мекер (Мкер-ипа).
Иса Рухи-паша (…-…) – дагестанец.
M.A. Turan. Op. cit. S.15; G. Jäschke. Op. cit. S.17-18; V. Güsar. Op. cit. S.34-35.
G. Jäschke. Op. cit. S.18; B. Bilatti. Kuzey Kafkasya ve 11 Mayıs 1918 // İ. Aydemir. Op. cit. S.175.
Имеется в виду возглавлявшийся Юсуфом Акчурой Комитет защиты прав порабощенных тюрко-татарских народов, созданный при поддержке османских властей синхронно с КНК и преследовавший аналогичные политические цели в отношении Поволжья, Крыма, Туркестана и других тюркских регионов России.
M.A. Turan. Op. cit. S.15; G. Jäschke. Op. cit. S.17.
Союз национальностей (Union des Nationalités) был учрежден в 1911 г. бельгийцем (фламандцем) П. Отлетом и литовцем Й. Габрийсом и представлял собой неофициальную (неправительственную) организацию, ставившую своей целью изучение проблем и защиту интересов лишенных собственной государственности либо аннексированных народов и стран. Две первые его конференции состоялись в 1912 и 1915 гг. в Париже. В конце 1915 г. штаб-квартира организации была перенесена в нейтральную Лозанну (G. Jäschke. Op. cit. S.18).
Сейид Тахир-эфенди (…-1957) – аварец.
Исмаил-бей (…-…) – адыг из рода Биданук.
Шамиль-бей (1891-1957) – сын видного османского военачальника Османа Ферид-паши из убыхского рода Шхапли и внучки имама Шамиля Нефисет.
Ахмед Саиб-бей (1859-1920) – кумык из рода Каплан.
M.A. Turan. Op. cit. S.15-16; G. Jäschke. Op. cit. S.18-21. В дни работы конференции Азиз-бей и Ю. Акчура встретились с проживавшим в этот период в эмиграции в Швейцарии В. Лениным для обсуждения положения нерусских народов России (M.A. Turan. Op. cit. S. 16; A.N. Kurat. Op. cit. S.329).
G. Jäschke. Op. cit. S.18; A.H. Hızal. Kuzey Kafkasya. Hürriyet ve İstiklal Davası. - Ankara, 1961. S.56. Известно по меньшей мере три вышедших под грифом этой организации издания, авторство которых предположительно принадлежит Хюсейину Тосун-бею: Aperçu historique sur les Ciscaucasiens pendent la guerre mondiale. Constantinople, 1918 (обзор предпринимавшихся на этнической родине и в диаспоре в период мировой войны шагов по достижению независимости Северного Кавказа); Compte-rendu des assemblees des peuples de la Ciscaucasie et de leurs travaux legislatifs. Constantinople, 1918 (сборник материалов состоявшихся в 1917 г. во Владикавказе и Анди двух съездов горских народов Кавказа) и Bibliographie de la Caucasie. Constantinople, 1919 (неполная библиография Кавказа на европейских языках).
S.E. Berzeg. Soçi’nin Sürgündeki Sahipleri Çerkes-Vubıhlar. - Ankara, 1998. S.68; M.A.Turan. Op. cit. S.16.
M. Balcıoğlu. Bolşevik İhtilali Sırasında Teşkilat-ı Mahsusa’nın Rusya’daki Faaliyetleri // “Türk Kültürü”. - İstanbul, 1992. №349. S.141-142.
W. Zürrer. Op. cit. S.71,96.
S.J. Shaw, E.K. Shaw. Op. cit. P.325; A.N. Kurat. Op. cit. S.508.
A.N. Kurat. Op. cit. S.382-383.
S. Yerasimos. Kurtuluş Savaşında Türk-Sovyet İlişkileri (1917-1923). - İstanbul, 2000. S.25.
M. Balcıoğlu. Op. cit. S. 142; S.E. Berzeg. Op. cit. 1996. S. 20.
Юсуф Суад-бей (1877-1930) – адыг из рода Негуч.
M. Balcıoğlu. Op. cit. S.142.
Ibidem. S.142-143; İ. Aydemir. Op. cit. S.129-135.
Хюсейин Рауф-бей (1881-1964) – абхазец из рода Ашхаруа (Чинче).
E. Şahin. Trabzon ve Batum Konferansları ve Antlaşmaları (1917-1918). - Ankara, 2001. S.310, 428-429.
Ibidem. S.386-391,523-525; A.N. Kurat. Op. cit. S.468-469, 482-485; H. Bal. Kuzey Kafkasya’nın İstiklali ve Türkiye’nin Askeri Yardımı (1917-1918) // “Kafkas Araştırmaları”. - İstanbul, 1997. №3. S.43-46.
A.N. Kurat. Op. cit. S. 485.
Хюсейин Кадри-бей (1870-1934) – убых из рода Шхапли.
Исмаил Джанбулад-бей (1880-1926) – адыг из рода Хатко.
Мехмед Решид-бей (1873-1919) – адыг из рода Ханахе.
Ахмед Хамди-паша (1857-1923) – абазинец (по другим данным - адыг) из рода Абук.
Ахмед Февзи-паша (1871-1947) – адыг из рода Биг.
M.A. Turan. Osmanlı Dönemi Kuzey Kafkasya Diasporası Tarihinden: Şimali Kafkas Cemiyeti // “Tarih ve Toplum”. - 1998. №172. S.51; B. Bir. “Şimali Kafkas Cemiyeti” ve Şubelerine Gönderdiği 1919 Tarihli Bir Talimatname // “Kuzey Kafkasya”. - İstanbul, 1987. №68-70. S.12-13; V. Güsar. Op. cit. S.35-36.
M. Butbay. Op. cit. S.1-2.
M.A. Turan. Op. cit. 1998. S. 52,58.
Ibidem. S. 52.
В официальных документах данное формирование обычно именовалось Республикой Союза горцев (Северного) Кавказа.
S. Yerasimos. Op. cit. S. 57-58; E. Şahin. Op. cit. S. 624-625.
H. Bal. Op. cit. S. 47-49; E. Şahin. Op. cit. S. 622-627,639-640.
H. Bal. Op. cit. S. 47,54.
Мидхат-бей (…-…) – убых из рода Шхапли.
Музаффер-бей (1897-1959) – абхазец из рода Ачба.
H. Bal. Op. cit. S. 50-53; A. Saydam. Op. cit. S. 94; W. Zürrer. Op. cit. S. 82.
Заметим, что летом 1918 г. представители Горского правительства и отдельные диаспорные лидеры неоднократно обращались с просьбами об оказании военной помощи СКР не только к Порте, но и к немецким официальным лицам, нередко подчеркивая в приватном порядке предпочтительность для себя германского покровительства по сравнению с османским и ссылаясь на заверения о поддержке, данные в начале войны Фуад-паше немцами. Последние, однако, считали себя свободными от каких бы то ни было обязательств перед северокавказцами ввиду невыполнения ими «обещания» об организации крупномасштабных антироссийских акций на Северном Кавказе. Сделав в 1918 г. ставку в своей кавказской стратегии прежде всего на Грузию, Германия не только не пошла на предоставление СКР военной и дипломатической поддержки, но и всячески пыталась воспрепятствовать действиям в этом направлении своих союзников – османцев (W. Zürrer. Op. cit. S.71-72,78-79).
Подробный отчет о действиях османских войск в Дагестане и прилегающих районах Кавказа в 1918 г. содержится в воспоминаниях участников похода. См., в частности: İ. Berkuk. Büyük Harpte (334) Şimali Kafkasyadaki Faaliyetlerimiz ve 15. Fırkanın Harekatı ve Muharebeleri // “Askeri Mecmua”. - İstanbul, 1934. № 94; Süleyman İzzet. Büyük Harpte (1334-1918) 15. Piyade Tümeninin Azerbaycan ve Şimali Kafkasyadaki Hareket ve Muharebeleri // “Askeri Mecmua”. - İstanbul, 1936. №103; Mehmed Tevfik. Şimali Kafkas Muharebeleri // “Askeri Mecmua”. - İstanbul, 1927. №64.
Сулейман Иззет-бей (1881-1944) – адыг из рода Цей.
Джемиль Джахид-бей (1883-1956) – убых из рода Тхерхет.
Акиф-бей (…-…) – ?
V. Güsar. Şimali Kafkasya İstiklali ve Türk Ordusu // “Yeni Kafkas”. - İstanbul, 1959. №15. S.2; Idem. Kuzey Kafkas Son Milli Mücadelesine Katılan Türkiye Çerkesleri // “Kafkasya”. - Ankara, 1970. №28. S.5-7.
Birinci Dünya Harbinde Türk Harbi. Kafkas Cephesi. 3.Ordu Harekatı. II/2. - Ankara, 1993. S.96.
A.N. Kurat. Op. cit. S.486,542.
H. Bal. Op. cit. S.86. Необходимо в этой связи вспомнить, что практически одновременно с действиями османских войск на Восточном Кавказе на западном фланге региона имела место еще одна вооруженная акция, направленная на поддержку сторонников идеи горского единства. Речь идет о высадке в августе 1918 г. близ Сухума османского десанта численностью около 600 человек, в подавляющем большинстве этнических абхазцев, убыхов и адыгов. Их целью было ограждение от притязаний меньшевистской Грузии Абхазии, которая еще в октябре 1917 г. заявила о вступлении в СОГК (С.З. Лакоба. Очерки политической истории Абхазии. - Сухуми, 1990. С.62-63). Остается, правда, не вполне ясным, была ли эта операция прямо или косвенно санкционирована высшим руководством империи или целиком представляла собой инициативу военных из османского штаба в Батуме, равно как и то, в какой мере данное подразделение состояло из солдат и офицеров регулярной армии. Не вызывает, однако, сомнений, что к организации этой акции были причастны находившиеся в Османской империи представители Горского правительства и связанные с ними диаспорные политические круги. Известно также, что руководивший десантом Джемаль-бей (Маршан) еще до войны являлся членом стамбульских черкесских обществ. Наличие у Порты договора о дружбе с Грузией и энергичное политическое и военное вмешательство в ситуацию Германии на стороне Тифлиса не позволили османским властям предпринять в этом районе более активные действия, и в начале ноября высадившиеся силы, потерпев поражение, покинули Абхазию (W. Zürrer. Op. cit. S.81-82,104-105; Ш.Д. Инал-ипа. Зарубежные абхазы. - Сухуми, 1990. С.19).
По воле обстоятельств этот акт от имени Порты подписал Хюсейин Рауф-бей, занявший пост министра флота в новом османском правительстве (E.Z. Karal. Osmanlı Tarihi. IX. - Ankara, 1999. S.558-560). Интересно, что в ходе своих предварительных переговоров с командующим средиземноморским флотом Антанты английским адмиралом А.Кэльторпом Хюсейин Рауф-бей выдвинул предложение о создании на Кавказе независимого конфедеративного государства под протекторатом Англии (D. Avcıoğlu. Op. cit. S.230-231).
A. Saydam. Op. cit. S. 95-96; H. Bal. Op. cit. S. 88-90.
Фуад Селим-бей (…-…) – адыг.
M.A. Turan. Op. cit. 1998. S.53,58; H. Bal. Op. cit. S.88.
M. Butbay. Op. cit. S.95. Из опубликованных названными деятелями изданий отметим следующие: A. Meker. Les Russes en Circassie. Bernе, 1919; H. Bammate. The Caucasus Problem. Berne, 1919; H. Bammate. Le probleme du Caucase. Lozanne, 1919; Circassia and Daghestan. Lozanne, б.д.
См.: Г.В. Чочиев. Указ. раб.
G. Jäschke. Op. cit. S.17-21; M.A. Turan. Op. cit. 1997. S.15-16.
Это несоответствие между собственными представлениями о Кавказе и обнаруженной там реальностью довольно скоро после прибытия в регион были вынуждены отметить и османские военные-черкесы. Так, Исмаил Хаккы-бей, весьма удрученный отсутствием массовой поддержки Горского правительства и фактами сотрудничества различных групп местного населения с большевиками, бичераховцами и другими «ненациональными» силами, обратился 24 сентября 1918 г. к находившимся в его подчинении офицерам с секретным посланием, в котором наряду с констатацией существующего положения содержалась и попытка его объяснения: «…Дагестан оказался не таким, как мы полагали. Это совершенно естественно. Нельзя ожидать чего-либо иного от этого несчастного народа, измученного всевозможным угнетением, распрями и спорами… Среди большого народа обязательно найдется несколько предателей…» и т.д. (H. Bal. Op. cit. S.61-63).


© Бюллетень ВИУ №15 2005 г
На фото: генерал Юсуф Иззет-паша (Чунатуко) 

Георгий Чочиев

• войны
• репатриация
• россия
• турция