Кавказская война – название, научное определение, хронология и периодизация.

Статья посвящена истории изучения Кавказской войны в дореволюционной, советской и современной историографии, таким её аспектам как название войны, её научное определение, причины и характер, хронология и периодизация. Автор сравнивает разные исследовательские подходы в научном осмыслении данной проблемы и предлагает своё видение некоторых аспектов в её освещении.

Название

Кавказская война или, как её ещё называют некоторые историки, война с горцами, российско-горская война, началась, по нашему мнению в XVIII веке в период царствования Екатерины II и закончилась во второй половине XIX века в 1864 году.

За это время на престоле сменилось пять императоров. Декабрист М.С. Лунин писал: «Император Николай … неизменно соблюдает правило вести одновременно лишь одну войну, не считая войны Кавказской, завещанной ему и которую он не может ни прервать, ни прекратить».

Под горцами, против которых велась эта война, подразумевались, прежде всего, жители Западной и Восточной Черкесии (Кабарды), Чечни и Дагестана. Именно жители Черкесии, Чечни и горного Дагестана оказали многолетнее массовое народное сопротивление экспансии Российской империи.

Остальные народы Северного Кавказа в силу своей малочисленности, территориальной изолированности от основных театров военных действий и других причин, в гораздо меньшей степени или же вообще не были вовлечены в эту войну.

Война получила название Кавказской в официальных российских кругах (политиков, чиновников, военных, писателей) в силу того, что в отличие от других войн, которые велись Россией, здесь, на Кавказе, последняя имела дело не с одним государством, а с множеством народов, находившихся на разных уровнях социально-экономического и политического развития. Некоторые из них создали феодальные государства, такие, например, как Кабардинское княжество, Шамхальство Тарковское, Казикумухское ханство, имевшие задолго до их завоевания и присоединения опыт военно-политических, дипломатических и межгосударственных отношений с русским государством.

Территориальные приобретения в Закавказье Россия получила в силу военных побед над своими геополитическими соперниками на Востоке – султанской Турцией и шахским Ираном. Эти войны в российской истории получили соответственно названия русско-турецких и русско-персидских.

Т.к. на Северном Кавказе, в отличие от Закавказья, российской армии пришлось иметь дело не с каким то одним государством, а с сопротивлением народов, которым имперская администрация отказывала в государственно-политической легитимности, не признавая их за субъект международного права, то и война с ними получила название Кавказской, объединяя под ним Северный Кавказ и населяющие его народы.

Термин «Кавказская война» использовался как в дореволюционной российской историографии и публицистике, так и позднее в советской. Изначально это термин «внутреннего» пользования, т.е. так называли эту войну русские военные и политики, которые считали её внутренним делом России. Сами же жители Кавказа имели свои названия этой войны. К примеру, в народном сознании черкесов она отражена как «джэур зауэ» (война с неверными), а чеченцев – гIазот (газават), «гIазотан тIом» (война газавата).

Если же рассматривать эту войну не с точки зрения её участников, давших свои названия ей, а, так сказать со стороны, то название «русско-кавказская война», на наш взгляд, имеет право быть использовано в научных исследованиях и соответствует обозначаемому историческому явлению.

Это название стало употребляться в работах отечественных и зарубежных историков, а также в документах государственных органов и общественных организаций с 90-х годов XX века. Тем, кому это название не нравится, ссылаются на то, что войну с кавказцами вело Российское государство, а не русский народ.

Следуя этой логике, войну можно определить как российско-кавказскую. Тогда возникает вопрос: почему другие войны, которые вела Россия в то же время, имеют названия, к примеру, русско-турецких или русско-персидских.

Если рассмотреть историю других стран, то и здесь мы наблюдаем аналогичную ситуацию, когда войны получают свои названия не по имени государств, ведущих их друг с другом, а по имени народов, образующих эти государства. К примеру, война Великобритании с южноафриканскими республиками Трансвааль и Оранжевое свободное государство в 1899–1902 гг. в исторической литературе получило название англо-бурская война. Название войн в исторических исследованиях часто, в своих наименованиях, отражают в качестве участников конфликта народы противоборствующих государств.

Россия как государство, созданное русским народом, было, в интересующую нас эпоху, унитарным имперским образованием, а не федеративным или конфедеративным. Российская имперская армия, воевавшая на Кавказе была русской на 99 %. Использование воинских подразделений, набираемых из числа завоеванных народов, в колониальных войнах было обычной имперской практикой не только России, но и других империй того времени. Поэтому тот факт, что в числе рекрутов отправляемых на Кавказ, кроме русских были поляки, татары и другие представители покоренных Россией народов, в том числе подразделения иррегулярных войск из тех же северо-кавказских горцев, не меняет характера войны, определяемой как русско-кавказская.

При употреблении термина «русско-кавказская война» подразумевается, что один из её участников – Российская империя, а другой – народы Северного Кавказа. Причем под термином «кавказская» имеются в виду народы Северного Кавказа, а не Закавказья.

По нашему мнению допустимо в исторических исследованиях использование обоих терминов – Кавказская война и Русско-Кавказская война – в зависимости от предпочтений того или иного автора.

Появившееся в последние годы мнение, в основном в среде непрофессиональных историков, о необходимости разделения Русско-Кавказской войны на русско-черкесскую, русско-чеченскую, русско-дагестанскую, представляется нам мало обоснованным по нескольким причинам.

Во-первых, Российская империя изначально ставила и имела целью завоевание всего региона со всеми живущими здесь народами. Соответственно планировались операции в Генеральном штабе российской армии, театр военных действий и оперативное планирование охватывали всю эту территорию.

Во-вторых, на разных этапах национально-освободительного движения народов Северного Кавказа имел место факт объединения, военно-политического взаимодействия этих народов в сопротивлении колониальной экспансии самодержавной России. То же движение под предводительством шейха Мансура, имевшее место в последней четверти XVIII века, включало в себя участие многих народов (черкесов, чеченцев, дагестанцев). Имамат под руководством Шамиля также был многонациональным государством, объединившим различные общества Чечни и Дагестана.

Другое дело, что продвижение военной колонизации на Северном Кавказе шло поэтапно и заняло длительный по времени период. На каждом этапе этого завоевания у империи имелись приоритетные и второстепенные направления, цели и задачи, которые в зависимости от ситуации менялись. Но в любом случае всё это было всего лишь особенностями тактического планирования, которые не отменяли общую стратегическую цель – взятие под военно-административный контроль всего региона.

Другое мнение, возражающее против употребления термина Русско-Кавказская война, аргументирует тем, что не все народы Кавказа принимали участие в этой войне. Факты говорят о том, что действительно масштабы и длительность участия народов Северного Кавказа в этих событиях не были одинаковыми. Основная тяжесть этой войны выпала на долю народов Черкесии (адыгов и абазин), Чечни и горного Дагестана. Но, на разных этапах, в той или иной степени в ней принимали участие и другие народы (карачаевцы, балкарцы, осетины, абхазы, ингуши, карабулаки). Таким образом, термин Русско-Кавказская война и во второй части своего наименования (Кавказская), также соответствует историческим реалиям.

 

Научное определение. Характер войны.

В дореволюционный период официальная российская историография вполне объективно определяла Кавказскую войну как завоевание империей новых территорий и покорение независимых народов, проживавших там. Другое дело, что под это завоевание подводилось имперское идеологическое обоснование, оправдывавшее в общественном российском сознании это завоевание, многочисленные материальные и людские потери, понесенные государством в ходе этой самой длительной в истории России войны.

В советский период характеристики и определения Кавказской войны на разных этапах развития отечественной исторической науки не раз менялись. Изначально борьба народов Северного Кавказа трактовалась как народно-освободительная, антиколониальная и, следовательно, с точки зрения господствовавшей тогда идеологии, прогрессивная по своему характеру. Советские историки определяли царский имперский режим как реакционный, антинародный и, соответственно, борьбу с ним, проходившую в форме национально-освободительного, антиколониального движения – как прогрессивное явление. В тоже время считалось что, несмотря на все вышеперечисленные факты, присоединение Кавказа к России имело объективно прогрессивное значение. Обосновывалось это тем, что все народы Российской империи, в том числе и русский, находились в угнетенном состоянии до установления советской власти. Социально-классовая борьба русского народа и национально-освободительное движение народов российских окраин смыкались что, в конечном счете, привело к революции, установлению нового социального порядка и государства другого типа. Федеративное устройство должно было решить национальный вопрос и дать невиданные до этого возможности для социально-экономического и культурного развития всех народов страны. Произошло переформатирование бывшей Российской империи на новой социально-экономической, политической и идеологической основе, но на прежних геополитических и географических просторах.

Новая коммунистическая элита огромной многонациональной страны придавала большое значение идеологии, понимая всю опасность оставленного в наследство от Российской империи так называемого «национального вопроса» для сохранения целостности государства. Такой идеологией стала идея пролетарского интернационализма, братства народов СССР и их национальных культур, «национальных по форме и социалистических по содержанию» Одинаково опасными для сохранения СССР как многонационального государства считались как великодержавный русский шовинизм, так и национализм угнетенных и завоеванных в царскую эпоху народов. И с тем, и с другим жестко боролись, но более опасным лидер и идеолог Октябрьской революции В.И. Ленин, все-таки считал великодержавный русский шовинизм, а национализм народов российских окраин – ответной реакцией на этот шовинизм.

Все сферы интеллектуальной жизни, в том числе историческая наука, находились под жестким идеологическим контролем и должны были отвечать политическим и государственным интересам страны.

Применительно к истории Кавказской войны была выработана установка постулирующая: несмотря на реакционный характер политического режима Российской империи в лице самодержавия с его имперской идеологией и колониальный характер Кавказской войны, само вхождение народов Северного Кавказа в орбиту российского государства в исторической перспективе имело прогрессивное значение – как для русского, так и для всех народов Кавказа. Считалось, что антифеодальное движение крестьянства северо-кавказских народов было составной частью антиколониального сопротивления и направлено как против социального угнетения местных феодалов, так и против колониальной имперской политики Российского государства. Абсолютизация классовой борьбы как основного двигателя истории применительно к интерпретации событий Кавказской войны приводила к перекладыванию части ответственности за её трагические последствия на социальные верхи местных народов наряду с ответственностью царского самодержавия с проводимой им колониальной политикой.

Изначально советской исторической наукой не отрицался сам факт завоевания Кавказа Российской империей, а антиколониальное движение местных народов признавалось справедливым и прогрессивным. Движущими силами и определяющими факторами возникших национально-освободительных движений признавались внутренние социальные факторы, а внешние – в виде влияния политики России, европейских государств, Османской империи и шахского Ирана – сопутствующими и второстепенными.

Но уже в 1948 г. по инициативе первого секретаря ЦК компартии Азербайджанской ССР М.Д. Багирова в его статье «К вопросу о характере движения мюридизма и Шамиля» была сделана попытка признать национально-освободительное движение горцев Северного Кавказа инспирированным извне иностранными государствами. Он писал, что вхождение Кавказа в состав России было добровольным и имело прогрессивное значение, тогда как имам Шамиль был иностранным шпионом, а созданное им клерикальное государство реакционным.

В 1950-х гг. по инициативе академика М.В. Нечкиной на страницах журнала «Вопросы истории» развернулась дискуссия о возможности применения концепции «наименьшего зла», согласно которой присоединение иных народов к России в XVI–XIX вв. рассматривалось как наименьшее зло по сравнению с их завоеванием другими государствами. В этой дискуссии принял участие вышеупомянутый М.Д. Багиров. В 1953 г. в журнале «Коммунист» им была опубликована статья «Старший брат в семье советских народов», где автор дал развернутое обоснование своей концепции «абсолютного блага» – альтернативную теории «наименьшего зла». В отличие от последней, эта концепция постулировала, что присоединение любого народа к России являлось для него абсолютным благом. Разработка данной формулировки исключала конкретно-исторический подход к каждому случаю вхождения того или иного народа в состав Российского государства, игнорируя специфику и подгоняя всё под общую схему. В дальнейшем эта концепция нашла отражение и в лекции М.В. Нечкиной:«Прогрессивное значение присоединения нерусских народов к России».

С 1957 года, начиная с КБАССР, по всем автономным республикам Северного Кавказа прокатилась волна юбилейных празднеств «добровольного присоединения» народов Северного Кавказа к России. Была выработана новая концепция, смысл которой заключался в том, что начиная с XVI до XVIII века, включительно, шел процесс добровольного присоединения народов Северного Кавказа к России, что само по себе объективно носило прогрессивный характер. И только колониальная политика российского государства впоследствии – в XIX веке – вызвала национально-освободительное движение среди этих народов, что послужило причиной Русско-Кавказской войны.

При этом в отличие от концепции Багирова, считалось, что движение носило народный характер, а лидеры сопротивления на Восточном Кавказе в лице имама Шамиля и его предшественников, являлись народными вождями. Признавалось, что война не столько инспирирована извне зарубежными государствами, сколько имела внутренние причины. В тоже время влияние и заинтересованность в разжигании и затягивании этой войны со стороны геополитических противников России в лице Англии и Турции не подвергалось сомнению, хотя масштабы этого влияния зачастую преувеличивались.

Что касается идеологии мюридизма, то считалось, что это религиозно-политическое учение служило всего лишь средством мобилизации народных масс в национально-освободительном движении. В феодальную эпоху, согласно Марксу, социальные движения не могли иметь никакого идеологического обоснования кроме как религиозного. Поэтому тезис Багирова о клерикальном, реакционном характере имамата Шамиля, представлялся уже не столь актуальным и бесспорным.

В 1983 г. в журнале «История СССР» М.М. Блиев опубликовал статью: «Кавказская война: социальные истоки, сущность» , где он попытался поставить под сомнение антиколониальный характер национально-освободительной борьбы народов Северного Кавказа, сведя всё к тому, что завоевание Россией этих народов было вынужденной ответной реакцией на экспансию горцев на южные рубежи империи, практиковавших набеговую систему. Эта концепция и обоснование причин и характера Русско-Кавказской войны нашла отражение в последующих работах, в которых акценты были расставлены схожим образом: Кавказская война, согласно теории М.М. Блиева, порождена двумя основными факторами, из которых один – активизация внешней политики России на Северном Кавказе – имеет второстепенный характер. Другой фактор – специфический военный образ жизни горцев в условиях разложения родового строя и перехода к раннеклассовому обществу, породивший набеговую систему – основная причина эскалации войны.

Данная теория вызвала критику большинства научного сообщества и на современном этапе концепция о национально-освободительном, антиколониальном характере борьбы горцев Северного Кавказа остается в отечественной историографии приоритетной.

С конца 80-х гг. XX в., с началом перестройки и демократизации в СССР, наблюдался всплеск национального самосознания народов Северного Кавказа и возросший интерес к истории Кавказской войны. В это время академическим научным сообществом кавказоведов проводится ряд всесоюзных и всероссийских конференций посвященных Кавказской войне: в Дагестане (июнь 1989 г.), Кабардино-Балкарии (октябрь 1990 г.), Республике Адыгея (апрель 1990 г.), Краснодаре (май 1994 г.). Материалы этих конференций публикуются и выходят отдельными сборниками .

В частности, в выводах и рекомендациях Всесоюзной научной конференции прошедшей в 1990 г. в Нальчике по инициативе Института истории АН СССР и Кабардино-Балкарского научно-исследовательского института истории, филологии и экономики был сделан ряд важных заключений:

– считалось необходимым уточнить понятие «мухаджир» как не соответствующее содержанию социального явления изгнания горцев Кавказа за пределы Родины;
– признавалась антинаучной концепция, сложившаяся в период культа личности и застоя, о якобы реакционном антинародном, националистическом характере борьбы северо-кавказских горцев инспирированных Англией и Османской империей и идея, проводившаяся в определенный период в публикациях современных авторов о якобы сепаратистском и экспансионистском по отношению к России движении, возникшем в отсталых слоях горцев Северного Кавказа (М.М. Блиев, В.Б. Виноградов и др.);
– политика русского царизма в этом регионе была завоевательной, колонизаторской, сопряженной с покорением, геноцидом и изгнанием большей части адыгского народа и части других народов за пределы Родины. Насильственное изгнание стало трагедией народа и следствием Кавказской войны. Выселение происходило в сложной социально-экономической и внешнеполитической обстановке, сопровождавшейся большими жертвами;
– признавалась неблаговидная роль в этом процессе политики правительств Османской империи и отдельных западных держав;
– национально-освободительная борьба горцев Северного Кавказа в XIX веке пользовалась симпатией и поддержкой передовых сил России и Запада, была антиколониальной, прогрессивной, отвечающей интересам народов этого региона и русского народа ;
– считалось необходимым признать несостоятельность и политическую опасность отождествления русского самодержавия с русским народом и в научных исследованиях проводить четкое разграничение между ними. В равной мере руководствоваться этими же критериями при интерпретации и оценке идейных позиций движущих сил национально-освободительной борьбы. Вопросы, связанные с взаимоотношениями народов должны быть защищены от политической эрозии;
– признана необходимость проведения дальнейшей работы по разработке понятийного и категориального аппарата (в том числе и периодизации), связанного с изучением народов Северного и Западного Кавказа против царизма;
– указывалось что, несмотря на сложные условия Кавказской войны, кроме военных, развивались и другие, мирные отношения между русским и кавказскими народами, приводившие к взаимовлиянию и взаимопроникновению культур .

 

Причины и имперское идеологическое обоснование войны

Что касается причин и необходимости войны за включение Северного Кавказа в состав Российского государства, то следует отметить, что в широких кругах русской общественности – современников той эпохи, никогда не было ясного понимания этой необходимости и обоснованности.

В стране, где 98 % населения составляло бесправное, закрепощенное крестьянство, где отсутствовали политические традиции парламентаризма, где абсолютная власть была сосредоточена в руках самодержца-монарха, где отсутствовало понятие гражданина, а только верноподданного, холопа и раба государя, политические решения принимались узким кругом лиц во главе с императором и окружавших его чиновников.

Не говоря уже о простом народе, «которого права, - как выразился один русский государственный деятель, - ограничиваются правом платить подати, правом ставить рекрут и правом кричать ура…», русская интеллигенция, общественность очень мало знала о Кавказе и ведущейся там войне. Для российского общественного сознания, как отмечает В.В. Лапин, Кавказская война носила «периферийный» характер .

Первым русским мыслителем, социологом и идеологом, попытавшимся сделать развернутый анализ причин и хода Кавказской войны, дать ей политическое обоснование с имперских позиций был генерал Ростислав Андреевич Фадеев. Непосредственный участник Кавказской войны, начавший свою военную карьеру в 1850 г. волонтером Отдельного Кавказского корпуса, в 1858 г. – он уже ближайший помощник, офицер «для особых поручений» при главнокомандующем Кавказской армией А.И. Барятинском и близкий сотрудник начальника штаба Кавказской армией Д.А. Милютина. К 1864 году, к окончанию Кавказской войны, он дослуживается до генеральского чина и становится высоко поставленным сотрудником военного министерства.

В 1959 г. Барятинский, сразу же после пленения имама Шамиля и окончания войны на Восточном Кавказе, поручает Фадееву написать официальную историю Кавказской войны. В 1860 г. она была издана в виде книги под названием «Шестьдесят лет Кавказской войны».

С 1864 г., по окончании войны на Западном Кавказе, он публикует серию статей в «Московских ведомостях» под общим названием «Письма с Кавказа», написанных по поручению нового наместника Кавказа, великого князя Михаила Николаевича .

По существу это была первая попытка создания официальной истории Кавказской войны, её политической оценки и осмысления с точки зрения интересов Российской империи, написанная для широкой общественности, ещё не осознавшей значения этой войны. Представляя интересы государства, Фадеев выступил официальным идеологом и историком Кавказской войны, призванным обосновать оправданность для России завоевания Кавказа, несмотря на огромные материальные и людские потери, принесенные в жертву для достижения геополитических целей империи в этом регионе.

Обоснование необходимости расширения Российской империи на Восток и присоединения Кавказа имеют в концепции Р. Фадеева несколько уровней:
- геополитический;
- идеологический:
- экономический.

На первом месте, как мы видим, стояли геополитические резоны. Со времени Петра I, когда Россия стала империей (официально и, по сути) перед ней стояли две главные геополитические задачи и два основных направления: западное и восточное. Оба направления были для Петра I важны, но приоритет он отдавал первому. В результате в ходе нескольких войн «окно в Европу» было «прорублено», Россия вышла к Балтийскому морю и стала одним из субъектов европейской политики.

Второе направление – восточное. Конечной целью в этом направлении был выход к водам Индийского океана – с одной стороны, а с другой – превращение бассейна Черного моря во внутреннее российское море с установлением контроля над проливами (Босфор и Дарданеллы), отвоевание у турок-османов Константинополя – древней столицы Византийской православной империи. Политическая программа царя-полководца была завещана последующим правителям Российского государства. Последние никогда не оставляли мечты своего предшественника о создании великой империи – владычицы морей и океанов, покровительницы всего православного мира. Тезис о Москве как о третьем Риме как идеологическое обоснование внешней политики русского государства был заложен ещё в царствование Ивана Васильевича (Грозного) в XVI веке.

Начало реализации геополитических планов в восточном направлении положил сам Петр I, совершивший в 1722 году Персидский поход, в результате которого к России были присоединены ряд прикаспийских областей, уступленных ей Ираном.

Дальнейшее расширение Российской империи в западном направлении к XIX веку стало иметь мало перспектив, по сравнению с восточным, в связи с тем, что здесь Россия столкнулась с коллективным сопротивлением западных держав. Последние, значительно опережали её в своём социально-экономическом, политическом и военно-технологическом развитии. Особенно ярко это продемонстрировало поражение России в Крымской войне. С захватом в последней четверти XVIII века Польши, Российская империя фактически исчерпала свои возможности расширения в этом направлении. Дальнейшее продвижение на Запад привело бы к войне с коалицией ведущих европейских государств, к которой Россия была не готова. Больше возможностей у России было на Южном (Восточном) направлении. «Дряхлеющие» и отстающие в своем развитии Османская империя и Иран противостояли ей в этом регионе. «В Европе не дадут нам шагу ступить без боя, а в Азии целые царства к нашим услугам», - писал перед отъездом на Кавказ А.П. Ермолов . Видя угрозу своим индийским колониям со стороны России, Англия противодействовала ей, оказывая влияние на внешнюю и внутреннюю политику Османской империи и Ирана.

После того, как Россия сравнительно легко захватила закавказские владения Турции и Ирана, в результате нескольких русско-турецких и русско-персидских войн, к ней были присоединены территории современных Грузии, Армении и Азербайджана. Россия надеялась в перспективе извлечь большие выгоды, контролируя торговлю и транспортные коммуникации в этом регионе.

Что касается Северного Кавказа, то здесь долгое время (до середины XVIII в.) империя довольствовалась простой лояльностью местных владетелей (прежде всего Кабарды и Дагестана), обеспечивающих безопасность коммуникаций с Закавказьем через подконтрольные им территории. Фактический их политический статус можно квалифицировать как протекторат со стороны России. Пока Россия была недостаточно сильна в этом регионе, а её геополитические соперники в лице Турции, Крымского ханства и Ирана могли ещё довольно энергично противодействовать ей, империя старалась поддерживать такой формат отношений.

К середине XVIII века Российская империя достигла пика своего могущества и с этого времени начала в одностороннем порядке менять сложившуюся практику отношений с феодальными владениями в регионе, переходя от политики поддержания союзнических отношений и протектората к политике жесткого включения в административно-политическую систему империи, с ликвидацией политического и территориального суверенитета. Первой испытала на себе последствия этой политики Кабарда – феодальное княжество, занимавшая важное стратегическое положение на Центральном Кавказе и контролировавшая транспортные коммуникации с Закавказьем. Кроме того она имела большое политическое влияние на родственных ей черкесов Западного Кавказа, а ряд горских народов (абазины, балкарцы, карачаевцы, осетины, карабулаки) находились в политической и экономической зависимости от кабардинских князей. Поэтому покорение Северного Кавказа Российская империя начала с Кабарды.

В российской политической элите возобладала точка зрения сторонников завоевания Северного Кавказа и населяющих его народов, в отличие от тех чиновников, которые предлагали довольствоваться вассальной зависимостью местных князей от российского монарха. По мнению российских военных, для продвижения в южном направлении через Закавказье в Среднюю Азию, нельзя было оставлять в тылу регион, являвшийся по факту независимой территорией, населенной воинственными, хотя и лояльными, до тех пор, пока Россия не покушалась на их внутреннее устройство, народами.

Относительная малочисленность народов Северного Кавказа, их политическая раздробленность, межэтнические противоречия создавали иллюзию решения проблемы их завоевания малыми силами и в короткое время. Формированию такого мнения у военных способствовали события в Закавказье, где небольшие русские армии не раз разбивали во много раз превосходившие их по численности турецкие и персидские регулярные части, после чего к ногам победителей падали целые области и государства.

М.Н. Покровский, один из ранних советских историков, одной из причин развязывания войны с горцами видел в характерных для военной элиты Российской империи представлениях о народах Кавказа. Для них был свойственен ярко выраженный европоцентризм, отношение к горцам как «хищникам» и «варварам», которые не в состоянии противостоять в лице России мощной европейской цивилизации и культуре, в том числе и в военном отношении. В начале XX века в своей работе «Дипломатия и войны царской России в XIX столетии», М.Н. Покровский отмечал: «Война с горцами – Кавказская война в тесном смысле – непосредственно вытекала из … персидских походов: её значение было чисто стратегическое, всего менее колонизационное. Свободные горские племена всегда угрожали русской армии, оперировавшей на берегах Аракса, отрезать её от базы. С ними, пожалуй, не невозможно было сталкиваться. Но предлагать такое решение, значило не понимать психологии военных людей, действовавших в Закавказье. Им, разумеется, казалось гораздо легче покорить этих «мошенников», нежели вести с ними какие-то переговоры и уважать какие-то их права и обычаи. Неужели «русский штык», перед которым бежали в паническом страхе «регулярные войска» государя довольно большой державы, персидского шаха, не смирят в короткое время оборванцев, годных, казалось, лишь на то, чтобы воровать коней у казаков? Практика скоро показала, что выбить «мошенников» и конокрадов из их горных убежищ – дело, неизмеримо более трудное, чем взять «глиняный горшок», именовавшийся крепостью Эриванью, или даже прийти в Тавриз. Но раз дело было начато, честь мундира требовала его окончить».

Под влиянием генералов в Петербурге было принято решение военным путем подчинить местные народы и включить их земли административно в состав империи. В результате Россия ввязалась в войну, которая продолжалась сто лет и стоила ей огромных людских и материальных потерь.

В отличие от других территориальных приобретений России, присоединение Кавказа, стоило ей огромных усилий и траты значительных ресурсов – финансовых и людских. Для сравнения можно привести историю присоединения Средней Азии, последовавшей сразу же вслед за покорением Кавказа. Главным препятствием здесь оказались не столько военное противодействие со стороны местных народов и государств, которое относительно легко подавлялось действиями малочисленных частей русской регулярной армии, сколько сложности снабжения армии и поддержания коммуникаций на огромных малозаселенных пространствах Средней Азии с её засушливыми, безводными степями и пустынями. Российская экспансия в южном направлении остановилась у границ Афганистана подписанием 27 февраля (11 марта) 1895 года в Лондоне договоренностей между Россией и Великобританией о разделе сфер влияния на Памире. Часть Памира отошла к Афганистану, часть к Российской империи.

Таким образом, потеряв на Кавказе 100 лет, Россия смогла реализовать геополитическую программу, сформулированную ещё при Петре I лишь отчасти. Пройдя пик своего могущества в XVIII веке, к середине XIX, когда стал актуальным так называемый «Восточный вопрос», заключавшийся в соперничестве за раздел владений Османской империи ведущими мировыми державами, Россия уже была не в состоянии решить его в свою пользу.

Крымская война (1853–1856 гг.) продемонстрировала социально-экономическое, технологическое отставание России от ведущих европейских государств и необходимость реформ во всех сферах жизнедеятельности государства. Одной из причин неудачного завершения для России Крымской (Восточной) войны, помимо вышеуказанных, Р.А. Фадеев считал отвлечение военных сил империи на борьбу с северо-кавказскими горцами. «Вы видели …, - с досадой отмечал он, - чего нам стоило сдержать Кавказ во время восточной войны. Боевая, испытанная, на все готовая 280 - тысячная армия, с которою можно было разгромить весь материк от Египта до Японии, была на весах европейской политики обращена в нуль враждебною независимостью и двуличною покорностью кавказских населений.

Поражение в Восточной войне грозило потерей Россией своих позиций на Кавказе и только противоречия между союзниками (Англией и Францией) позволили ей сохранить за собой Кавказ. Р. Фадеев отмечал: «… в продолжение трехлетней войны участь русского владычества на Кавказе несколько раз … висела на волоске. … несмотря на целый ряд подвигов …, мы удерживались на Кавказе благодаря только тому обстоятельству, что Франция, располагавшая главными сухопутными силами в истекшей войне, чуждая собственно азиатскому вопросу, не имела интереса сбить нас с Кавказа, а когда английская армия была доведена в 1856 году до такой численности, что могла начать самостоятельные действия, внезапный мир положил конец её предприятиям.

Истекшая война привела в ясность положение русской силы на Кавказе. После подобного примера нельзя уже было считать кавказскую проблему делом местным … На деле оказалось, что эта борьба отнимала у государства половину действующей силы, которою оно могло располагать для внешней войны. … при внешней войне 270 000 войска оказывались недостаточными для обороны Кавказа, покуда в средине его стоял вооруженный мюридизм.

После подобного опыта нельзя было колебаться. Русская империя не могла бросить Кавказа, не отказываясь от половины своей истории, и прошедшей, и будущей; стало быть, она должна была воспользоваться миром, чтобы покорить горцев как можно скорее».

При отсутствии внешней войны с Европой, наличных сил России на Кавказе, было достаточно, чтобы завершить покорение местных народов, продолжая методично проводить политику, основы которой заложил генерал Вельяминов, а впоследствии придерживались Евдокимов и Барятинский. Суть этой стратегии заключалась в сочетании военных (строительство кордонных линий) и колонизационных (устройство крестьянских и казачьих русских поселений) мер. Для реализации этих планов, при существующих средствах, необходимо было только время, которого у России, при сложной и неблагоприятной для неё внешнеполитической обстановке, не было или было в обрез.

Страна находилась в тяжелейшем финансовом, социально-экономическом кризисе, необходима была срочная модернизация социально-экономической, политической, военной системы империи. В случае новой войны на Кавказе с коалицией европейских стран и Османской империей, при отсутствии у России на Черном море военного флота, она могла потерять весь Северный Кавказ и Закавказье, а многолетние усилия и многочисленные людские и материальные жертвы, потраченные на завоевание Кавказа, были бы сведены к нулю. Для скорейшего завершения Кавказской войны было только одно средство – увеличение и без того немалых сил Кавказской армии и финансовых затрат на казачью колонизацию. Из дилеммы: время или увеличение средств (финансовых, военных, людских), Российское государство, несмотря на свое тяжелое финансово-экономическое положение, было вынуждено выбрать последнее. Форсирование мер по завершению войны, несмотря на все издержки – таково было решение принятое высшим руководством страны на заключительном этапе Кавказской войны.

Немаловажную роль в том, что новый план завоевания Кавказа был одобрен императором Александром II, было то, что его автор – главнокомандующий Кавказской армией генерал Барятинский был в близких дружеских отношениях с царем, считавшимся с его мнением.

В общих чертах план окончательного покорения народов Северного Кавказа и завершения войны включал ряд ключевых пунктов:

- увеличение общей численности войск на Кавказе (регулярных и иррегулярных). Теперь общая численность военных сил предназначенных для Северного Кавказа достигала 300 тысяч человек.
- армия переоснащалась технически. На вооружение кавказского корпуса поступали новейшее стрелковое нарезное оружие, нарезные пушки и ракетные станки, произведенные в Германии.
- военная компания делилась на два этапа: на первом основные военные силы бросались на Восточный Кавказ до полного разгрома имамата Шамиля и покорения народов Чечни и Дагестана (160 тысяч регулярных войск) . Эта задача была решена в период с 1856 по 1859 год и закончилась пленением имама Шамиля 21 августа 1859 г. в ауле Гуниб. На втором этапе, войска, действовавшие на Западном Кавказе усиливались высвободившимися после покорения Восточного Кавказа и численность этой группировки была доведена до 280 тысяч человек.

В отличие от Восточного Кавказа, план завоевания Западного Кавказа предполагал поголовное изгнание коренного населения из мест проживания в пределы Османской империи. Военные операции и казачья колонизация захваченных и очищенных от аборигенов территорий должны были проходить одновременно.

План покорения Западного Кавказа был принят на Совещании во Владикавказе осенью 1860 года. Он предусматривал, начиная с нового 1861 года беспрерывные военные операции во всякое время года с тем, чтобы лишить население продовольственных запасов, заставить сложить оружие и выдавить основную массу народа к берегу Черного моря с последующей депортацией в пределы Османской империи. В результате массированного наступления русской армии к весне 1864 года сопротивление народов Северо-Западного Кавказа (адыгов, убыхов, абазин) было сломлено, и они были вынуждены покинуть Родину.

21 мая 1864 года считается официальной датой окончания Русско-Кавказской войны. В этот день в урочище Кбаада, впоследствии получившее название Красная поляна, наместник Кавказа великий князь Михаил принимал парад войск, принимавших участие в войне на Западном Кавказе.

Второй важный фактор имперской идеологии завоевания Кавказа в концепции Р. Фадеева – цивилизационный. Идеологическое обоснование Кавказской войны формулировалось в двух основных аспектах – собственно цивилизационном (противопоставление европейской и азиатской цивилизаций) и религиозном (борьба христианства с исламом).

Последний аспект постулировался следующим образом: Россия – оплот христианства, единственная, после падения Византии, православная империя, стоящая у границ исламского мира и в вековой борьбе «креста и полумесяца» является передовым форпостом христианской цивилизации. Борьба с кавказскими горцами – есть борьба с самым поздним всплеском религиозной пассионарности – в лице последних, перенявших эстафету знамени ислама из рук одряхлевших и утративших былой динамизм стран восточного мира.

Здесь можно процитировать гениального А.С. Пушкина:

«Стамбул гяуры ныне славят,
А завтра кованной пятой,
Как змия спящего, раздавят
И прочь пойдут – и так оставят.
Стамбул заснул перед бедой.
Стамбул отрекся от пророка,
В нем правду древнего Востока
Лукавый Запад омрачил –
Стамбул для сладостей порока
Мольбе и сабле изменил.
Стамбул отвык от поту битвы
И пьет вино в часы молитвы.
Там веры чистый луч потух…

Первый аспект, в отличие от второго, подчеркивавшего религиозную идентичность Российской империи – цивилизационный. Согласно ему Россия – форпост европейской цивилизации на Востоке, а Кавказ, если и не отождествлялся полностью с Востоком, то считался его воротами. Россия несет европейскую цивилизацию на Восток. Эта великая миссия России оправдывала завоевание Кавказа и связанные с этим жестокие методы колонизации по отношению к местным народам, а также те огромные людские и материальные жертвы, понесенные самим русским народом. Масштабы этих потерь, достаточно сложно точно определить. Мы можем, в частности, процитировать мнение одного из высших государственных сановников Российской империи того времени – статс-секретаря Александра Васильевича Головнина. В своем письме к начальнику Штаба Кавказского корпуса Дмитрию Алексеевичу Милютину в марте 1858 года он говорил: «Какое государство в мире в состоянии держать постоянно 300 тыс. войска на военном положении и терять в год постоянно по 30 тысяч человек? Какое государство может уделять шестую часть всего дохода на одну область?!».

Таким образом, все эти факторы: геополитический (необходимость расширения империи до азиатских границ), религиозный (защита и возрождение христианских государств в Азии – Армении и Грузии), цивилизационный (привнесение европейской культуры на Восток) слились в идеологическом обосновании необходимости завоевания Кавказа.

Ростислав Фадеев, который создавал свои труды идеологической направленности по заказу политической элиты Российской империи, в книге «Шестьдесят лет Кавказской войны» писал: «В сущности, исламизм есть религия страсти, учение в полном смысле поджигательное; он воспламеняет людей, удваивает их силы, делает их способными к великим вещам настолько, насколько в … целом народе достает горючего материала. Когда нравственный пожар кончится, то от мусульманства останется только пепел, одна бесплодная обрядность, общественный и умственный застой … Кто видел и знает, до какой степени нынешним азиатцам чужды понятия об отечестве, о всяком отечественном интересе, о первых обязанностях гражданина; до какой степени они равнодушны к тому, что люди называют своей землей, лишь бы не было возмущено их личное спокойствие; в какой мере они презирают свои правительства, не помышляя даже об их улучшении; как мало трогают их отечественные события, – тот не может ни на минуту сомневаться, что последний час пробил для этих человеческих скопищ, лишенных всякой внутренней связи. Что будет с Азией, разгадать этого ещё нельзя; но в таком виде, как теперь, она не может существовать. Или в ней совершится внутренний переворот, чего не видать и признака, или она сделается добычей. Во всяком случае Россия не может допустить, чтобы без её участия устроилась судьба целой части света, с которой она слита почти безраздельно, с которой она живет, можно сказать, под одной кровлей. Решение спора христианства с исламизмом, покинутое Европою с 14-го века, с того же времени как бы свыше предоставлено одной России и сделалось, сознательно или бессознательно, её народным делом. Все её сочувствия и все интересы, даже независимо от её воли, из века в век, периодически ставят её лицом к лицу против всевозможных видоизменений этого вопроса.

Но действительная связь России с Азией, узел их – на Кавказе. Через Кавказский перешеек и его домашний бассейн – Каспийское море Россия соприкасается со всей массой мусульманской Азии. С Кавказского перешейка Россия может достать всюду, куда ей будет нужно, и здесь же именно полувековая борьба с мусульманским фанатизмом создала единственную армию, которая может выносить, без расстройства, бесконечные лишения азиатских походов.

Для России авказский перешеек вместе и мост, переброшенный с русского берега в сердце азиатского материка, и стена, которою заставлена Средняя Азия от враждебного влияния, и передовое укрепление, защищающее оба моря: Черное и Каспийское. Занятие этого края было первою государственною необходимостью. Но покуда русское племя доросло до подошвы Кавказа, все изменилось в горах. Выбитый из европейской России, исламизм работал неутомимо три века, чтобы укрепить за собою естественную ограду Азии и мусульманского мира – Кавказский хребет, – и достиг цели. Вместо прежних христианских племен мы встретили в горах самое неистовое воплощение мусульманского фанатизма. Шестьдесят лет продолжался штурм этой крепости, вся энергия старинного мусульманства, давно покинувшая расслабленный азиатский мир, сосредоточилась на его пределе, в Кавказских горах. Борьба была неистовая, пожертвования страшные, Россия не отставала и преодолела, зная, что великим народам, на пути к назначенной им цели, полагаются и препятствия в меру их силы».

Такой подход к оценке причин и характера Русско-Кавказской войны, сочетающий в себе геополитический и цивилизационный мотивы, характерный для дореволюционной российской имперской историографии, в принципе, не отрицается и современными исследователями. В частности В.В. Лапин в своей статье «Кавказская война» среди многих аспектов затронутых в ней, говоря об идеологическом обосновании Кавказской войны со стороны Российской империи, отмечает основные его составляющие: геополитический, цивилизационный и экономический. При этом подчеркивается, что экономический фактор имел третьестепенное значение.

Третий уровень в концепции Р. Фадеева, обосновавшей необходимость расширения империи на Восток и присоединения Кавказа – экономический. Как видим у официального идеолога и историка Кавказской войны экономические резоны стоят на последнем месте.

Начиная свой исторический очерк «Шестьдесят лет Кавказской войны», он отмечал: «Страны, составляющие Кавказское наместничество, богатые природою, поставленные в удивительном географическом положении для высокого развития в будущем, все-таки, с чисто экономической точки зрения, независимо от других соображений, не могли вознаградить понесенных для обладания ими жертв. На Кавказе решался вопрос не экономический или если даже отчасти экономический, то не заключенный в пределах этой страны. Понятно, что для большинства общества этот вопрос, необъяснимый прямой перспективой дела, оставался темным».

В отличие от России, колониальные захваты европейских государств были обусловлены, прежде всего, экономическими интересами. В случае с Северным Кавказом, при его колонизации Россией, экономические интересы не были определяющими. Это отмечают вслед за Р. Фадеевым и современные исследователи, в частности, тот же В.В. Лапин, который отмечает: «При наличии неосвоенных пространств в Южной Сибири, Поволжье, Новороссии завоевание ещё одной территории в несколько тысяч квадратных километров, населенной к тому же воинственными племенами, не могло быть оправдано ни с экономической, ни с социально-политической точки зрения. Переселенческое движение на Кавказ было исключительно «организованным», т.е. осуществлялось в соответствии с видами правительства и дорого обходилось казне. Казачья колонизация на Тереке и Кубани имела своей основой не экономические, а военные резоны: командование хотело выселением горцев и устройством станиц разрушить хозяйственный фундамент сопротивления, создать на границе надежный заслон из военизированных поселений. Даже через много лет после того как на Кавказе установилось спокойствие, крестьяне предпочитали перебраться в Сибирь, нежели на Кавказ». «Сами земли горцев вовсе не были завидной добычей, но по военно-стратегическим соображениям установление контроля над ними было весьма важным делом. Мотивы движения России на Кавказе лежали вне сферы экономических интересов».

Выгоды от торговли и другие доходы больше сулили Закавказские и Азиатские владения России, а Кавказ был необходим, прежде всего, как стабильный и безопасный транспортный коридор между Россией (Европой) и Азией. Только после усмирения Северного Кавказа она могла идти дальше в расширении своих границ в сторону Азии.

Политическое завоевание Кавказа и Средней Азии предшествовало экономической колонизации присоединенных территорий, в отличие от колонизации европейской, где экономическая, торговая экспансия предшествовала установлению политического контроля над колониями.

Р. Фадеев, описывая историю и методы создания Британской империи с её заморскими владениями, отмечал: «Но кто не знает, что такое европейская торговля в Азии? Соприкосновение двух пород столь неравных сил начинается там ситцами, а кончается созданием подвластной империи в 150 миллионов жителей».

В основе такого положения лежало несколько причин. Прежде всего, это экстенсивный путь социально-экономического развития российского государства, в отличие от интенсивного, по которому шли европейские страны. Российские товары, в виду промышленной и социально-экономической отсталости страны не могли конкурировать с европейскими. Поэтому, чтобы получить экономическую выгоду от среднеазиатских колоний необходимо было, прежде всего, административно включить их в состав Российской империи, оградив тем самым от экономического влияния и проникновения товаров европейских конкурентов. Изначально Россия сложилась как континентальная империя, а не морская, как Англия или Франция. Российская промышленность не могла конкурировать с европейской, ей нужны были монопольные привилегии и государственный протекционизм. Там, где Англия действовала деньгами и подкупом, Россия использовала свою армию, одну из самых больших и боеспособных сухопутных армий в мире.

Развитие промышленности и капиталистических отношений в Российском государстве сдерживалось отсталой феодально-крепостнической системой и реакционной политической надстройкой в лице царского самодержавия. Для того, чтобы избежать социального взрыва и сохранить существующую социально-экономическую и политическую систему государство шло по пути экстенсивного развития, за счет внешних завоеваний и крестьянской колонизации новых территорий. Государственная поддержка крестьянской колонизации окраин снимало остроту классовых противоречий в самой России.

Консерватизм и застой в политической и социально-экономической жизни Российской империи не создавали достаточных условий для реализации амбиций российского дворянства. Многочисленные войны, которые вела одна из самых милитаризованных стран, каковой была на тот момент Россия, некоторое время давали выход пассионарной энергии честолюбивого российского дворянства. Но восстание декабристов 1825 года показало, что дворянство, усвоив пришедшие из Европы республиканские идеи, уже не было той безусловной опорой самодержавия, каковым оно было в эпоху Екатерины II. Крамольные «вольтерианские» и «якобинские» идеи уже овладели умами части российского дворянства, считавшего политическую надстройку в лице царского самодержавия препятствием, сдерживающим развитие страны, консервирующим её социально-экономическую и технологическую отсталость по сравнению с европейскими державами.

Кавказ, во время его покорения, стал «теплой Сибирью», куда отправляли служить не только провинившихся, но и всех неблагонадежных. Кроме того, это был хороший полигон для обкатки боевой и командной выучки офицерского состава российской армии. По установившейся традиции офицеры всех гвардейских частей должны были пройти стажировку на Кавказе.

Таким образом, возможность экстенсивного, а не интенсивного социально-экономического развития за счет территориального расширения и внешних войн в конечном итоге сдерживала развитие страны, консервировала отсталые социально-экономические и политические формы общественной жизни, вели к технологическому отставанию России от ведущих европейских государств.

 

Хронология и периодизация

В исторической науке нет единого мнения относительно хронологических рамок, а, следовательно, и продолжительности Русско-Кавказской войны. Что касается нижних хронологических рамок, то большинство историков признают 21 мая 1864 года датой окончания Русско-Кавказской войны. Относительно же верхних хронологических рамок – начала войны – у исследователей нет единого мнения. Данное положение было характерно как для дореволюционной, так и для советской историографии.

Одни авторы относили начало завоевания Россией Кавказа к эпохе Ивана Грозного (вторая половина XVI века), другие к правлению Петра I (Каспийский поход 1722 г.), третьи к царствованию императора Павла I при котором Грузия официально была присоединена к России (1801 г.) и, наконец, группа авторов связывала начало Кавказской войны с прибытием на Кавказ генерала А.П. Ермолова, назначенного императором Николаем I командиром отдельного Кавказского корпуса (1816 г.).

В 90-х годах XX века в адыгской историографии возобладала точка зрения, считающей точкой отсчета хронологии Русско-Кавказской войны дату заложения на территории Кабарды русской крепости Моздока – 1763 г. Нужно отметить, что такой известный дореволюционный исследователь Кавказской войны как В.А. Потто, также считал, что основанием Моздока, закладывался «краеугольный камень завоевания Кавказа». Общее мнение черкесских историков по хронологии Кавказской войны нашло отражение в историческом очерке, вошедшем в «Адыгскую (черкесскую) энциклопедию». Автор последнего З.А. Кожев определяет временные рамки Кавказской войны 1763–1864 годами, беря за точку отсчета основание крепости Моздока.

До середины XVIII века Российское государство не ставило целью непосредственное включение в состав империи территории Северного Кавказа и установление здесь своих военно-административных порядков. Лояльность местных феодальных владетелей, обеспечение с их стороны безопасности транспортных коммуникаций с Закавказьем и недопущение присутствия или распространения влияния в этом регионе геополитических противников в лице Ирана, Османской империи с её сателлитом Крымским ханством – были приоритетными в этот период интересами России в регионе. В период царствования императрицы Екатерины II Российская империя достигла пика своего могущества, в то время как её геополитические противники в регионе в силу глубочайшего социально-политического и экономического кризиса, приведшего, в том числе к отставанию в военно-технической сфере, стали терять свои позиции в регионе. В отношении Кабарды – своего союзника на Центральном Кавказе Россия переходит от политики протектората к практике прямых территориальных захватов и включения последней в состав империи с установлением российских административных порядков. До середины XVIII в. Кабарде удавалось сохранять свою фактическую независимость за счет лавирования между сталкивавшимися интересами двух империй. С ослаблением в регионе позиций Турции и Крымского ханства и усилением России,  политика последней в отношении Кабарды резко меняется и становится главной угрозой для её независимости.

Ликвидация суверенитета Кабарды и включение её в состав Российской империи проходило в несколько этапов – покушение на территориальный суверенитет и постройка на её землях русской военной крепости Моздок – было первым шагом в этом направлении. За ним последовали и другие меры: вмешательство во внутренние дела Кабарды с использованием обострившихся здесь межсословных противоречий, выведение из под зависимости кабардинских князей соседних народов, учреждение в 1793 в Моздоке Верхнего пограничного суда под председательством российского офицера, рассматривавшего уголовные дела по российским законам, введение должности пристава, запрет сбора дворянского ополчения и проведения сословно-представительских собраний Хасэ, дальнейшее отторжение кабардинских земель и строительство кордонных линий как по периметру, так и внутри Кабарды.

Кабардинские князья, ревниво относившиеся к своим владельческим правам, достаточно резко и оперативно отреагировали на покушения на суверенитет своей страны, предприняв комплекс мер военного и дипломатического характера. Эти меры были направлены на то, чтобы оказать давление на Россию с тем, чтобы вернуть кабардино-русские отношения к прежнему формату отношений. В 1764 г. на р. Зеленчук состоялось совещание представителей Кабарды, ногайцев и закубанских черкесов (бесленеевцев, темиргоевцев и др.). В тоже время в Петербург было отправлено дипломатическое посольство с требованием срытия Моздока и возврата беглых крепостных крестьян. В случае отклонения претензий – предполагалось совершить нападения на Моздок и другие укрепления.

Понимая недостаточность своих сил для противостояния военной машине России, кабардинские князья проводят активную деятельность по созданию вооруженной коалиции народов Кавказа в лице ногайцев, чеченцев, черкесов Закубанья вместе с которыми принимают участие в нападениях на пограничные российские крепости, города и станицы (Кизляр 1865, Наурская 1874). Уже с 1763 г. небольшие партии кабардинцев совместно с ногайцами и закубанскими черкесами совершают набеги на кордонной линии, ставя под угрозу безопасность коммуникаций. Так в 1763 г. между Кизляром и Астраханью был разбит купеческий караван, в связи с чем, российские власти намеревались задержать в Кизляре кабардинских владельцев, подозревая последних в участии в этом нападении.

Первое вооруженное столкновение на территории непосредственно Кабарды между российской армией и наиболее непримиримой группировкой кабардинских князей произошло в 1769 г. Весной этого года в верховьях Кумы в урочище Эшкакон они были разбиты войсками под командованием генерала Медема и понесли чувствительные потери. Военные действия, сопровождаемые нападениями кабардинцев на кордонную линию и карательными экспедициями российских войск продолжались в течение нескольких десятков лет и привели Кабарду к демографической и политической катастрофе, в результате которой она потеряла 9/10 своего народонаселения и 2/3 территории. Процесс завоевания Кабарды (в русской имперской терминологии покорения) был окончательно завершен только к 1825 году и занял свыше 60 лет.

Учитывая вышеизложенное, 1763 год –  начало борьбы кабардинского народа за свою независимость –  можно считать верхней датой хронологических рамок Кавказской войны, что по нашему мнению, будет соответствовать исторической фактологии. Когда за точку отсчета берутся другие даты (1801, 1816 и др.) полувековая борьба Кабарды против колониальной политики России выпадает из истории Кавказской войны. А между тем хорошо известно, что «покорение» Кабарды было первым шагом в реализации имперских планов по включению Северного Кавказа в состав России в силу её важного военно-стратегического и политического положения в регионе. Не взяв под военно-административный контроль Центральный Кавказ и доминировавшую здесь Кабарду, невозможно было начинать завоевание Западного и Восточного Кавказа.

В советский период на базе региональных научно-исследовательских институтов началась разработка темы национально-освободительной борьбы народов Северного Кавказа (в Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Адыгее, Чечено-Ингушетии, Дагестане). Эти исследования имеют значение для освещения истории Кавказской войны, но они носят местный характер и не дают общей картины такого масштабного исторического явления, каким была война России на Кавказе, хронологические рамки которого охватывают целое столетие. Исследователи должны учитывать, что Российская империя ставила своей целью завоевание не отдельных народов, а всего региона. Поэтому в тактических целях территория ставшая театром боевых действий была поделена Генеральным штабом Российской армии на Центр (Центральный Кавказ – Кабарда), Правый фланг (Северо-Западный Кавказ – Западная Черкесия) и Левый фланг (Северо-Восточный Кавказ – Чечня и Дагестан).

На сегодняшний день нет обобщающего труда, посвященного истории Русско-Кавказской войны, охватывающего весь период и весь регион. Если же российское и северо-кавказское научное сообщество в перспективе возьмется за написание такого фундаментального труда, то было бы целесообразно проводить освещение этого масштабного по продолжительности и событийному материалу исторического явления в трех направлениях: война на Центральном, Западном и Восточном Кавказе. Так как завоевание Кавказа проводилось поэтапно и одни народы раньше, другие позже были вовлечены в эту войну, то история войны на Западном, Центральном и Восточном Кавказе имеет разные хронологические рамки.

Изложение материала внутри этих хронологических рамок в свою очередь может быть разбито на периоды. К примеру, история завоевания Центрального Кавказа имела свою хронологию – оно началось в 1763 г. (построение крепости Моздок) и завершилось в 1828 (взятие под контроль Карачая после похода генерала Эмануэля). Внутри этих хронологических рамках можно выделить несколько периодов: 1763 (основание Моздока) – 1793 гг. (учреждение родовых расправ и Верхнего пограничного суда в Моздоке, назначение в Кабарде пристава); 1793–1822 гг. (конец эпохи «духовного» шариатского правления, прибытие в Кабарду генерала А.П. Ермолова и его деятельность по постройке внутри Кабарды военных укреплений, учреждение Временного кабардинского суда, лишение кабардинцев последних остатков независимости); 1822–1828 гг. (покорение Карачая и окончательное принятие под юрисдикцию России ранее подвластных кабардинским владельцам народов Центрального Кавказа).

Для Западного Кавказа общие хронологические рамки войны можно обозначить 1790 (поход генерала Бибикова на Анапу) – 1864 гг. (парад русских войск 21 мая в урочище Кбаада в честь окончания Кавказской войны).

Для Восточного Кавказа датой отсчета войны можно считать 1785 г. – начало военной компании под руководством шейха Мансура, а завершающей – 1859 г. – сдача в плен имама Шамиля и окончание войны на Восточном Кавказе.

Внутри этих хронологических рамок для войны на Западном и Восточном Кавказе можно выделить в свою очередь периоды обозначенные датами событий наиболее значимых для истории Кавказской войны в этих регионах. Например, применительно к истории завоевания Западного Кавказа, можно использовать следующую периодизацию: 1790 (поход русской армии на Анапу) – 1829 гг. (заключение Андрианопольского мирного договора между Турцией и Россией, давшее последней юридические права на эти территории), 1829–1860 (совещание во Владикавказе 3 октября на котором был принят роковой для черкесов план по их выселению с Кавказа), 1860–1864 гг. (завершающий этап Кавказкой войны).

Кавказская война завершилась трагедией для черкесского народа, в результате которой большинство черкесского этноса и часть других народов Северного Кавказа были насильственно перемещены за пределы исторической родины и оказались в качестве изгнанников в Османской империи.

Огромные людские потери, понесенные во время самой войны и выселения в Турцию трудно оценить. Для черкесского этноса они равнозначны понятию демографической катастрофы. Эти события навсегда отразились в народной памяти и стали частью национального самосознания. На уровне народного массового сознания они были осмыслены, что нашло отражение в народных песнях и преданиях кавказских народов. Объективная историческая оценка событий тех далеких лет необходима для исторической науки, для которой, как и для любой науки не может быть закрытых тем, а стремление к познанию и осмыслению прошлого должно быть главной целью. Такие события имели место в истории многих стран, имевших колониальное и имперское прошлое, негативные последствия которых были преодолены ими в современную эпоху благодаря именно объективному признанию этих фактов и возможности широких кругов общества ознакомиться с историческим прошлым своих стран.

Примечания
1 Покровский Н.М. Дипломатия и войны царской России в XIX столетии. Лондон, 1991. С. 179.
2 Гордин Я. Кавказ: земля и кровь. СПб., 2000. С. 3.
3 Международная Черкесскаая ассоциация 1991–2011. Сборник документов и материалов. Нальчик. ООО «Тетраграф», 2011. С. 75, 83.
4 Нечкина М.В. К вопросу о формуле «Наименьшее зло». Письмо в редакцию. – Вопросы истории. М., 1951.  № 4. С. 44–48.
5 Багиров М.Д. Старший брат в семье советских народов. – Коммунист, 1953. № 3.
6 Блиев М.М. Кавказская война: социальные истоки, сущность. – История СССР. М., 1983. № 2. С. 85–96.
7 Блиев М.М. Россия и горцы Большого Кавказа. На пути к цивилизации. М., 2004; Блиев М.М., Дегоев В.В.  Кавказская война. М.: Росет, 1994.
8 Народно-освободительное движение горцев Дагестана и Чечни в 20-х – 50-х го-дах XIX в. Тезисы докладов и сообщений Всесоюзной научной конференции. 20–22 июня 1989 г. Махачкала, 1994; Национально-освободительная борьба народов Северного Кавказа и проблемы мухаджирства. Материалы Всесоюзной научно-практической конференции 24–26 октября 1990 г. Нальчик, 1994; Черкесия в XIX веке (материалы 1 Кошехабльского форума «История – достояние народа»). Майкоп, 1991; Кавказская война – уроки истории и 
современность: материалы научной конференции. Краснодар, 1995.
9 Национально-освободительная борьба народов Северного Кавказа и проблемы мухаджирства. Материалы Всесоюзной научно-практической конференции 24–26 октября 1990 г. Нальчик, 1994. С. 260–261.
10 Там же, с. 260–262.
11 Дневник П.А. Валуева. М., 1961. Т. 1. С. 38. Цит. По: Я. Гордин. Зачем России нужен был Кавказ – иллюзии и реальность. СПб. Журнал «Звезда». 2008. С. 202.
12 Лапин В.В. Кавказская война. – Кавказ и Россия. История, обычаи, религия. СПб. Журнал «Звезда», 2006. С. 14–15.
13 Фадеев Ростислав. Кавказская война. М., 2005. С. 6–7.
14 Там же.
15 Гордин Я. Зачем России нужен был Кавказ: иллюзии и реальность. СПб. Жур-нал «Звезда», 2008. С. 21.
16 Гордин Я. Зачем России нужен был Кавказ: иллюзии и реальность. СПб. Жур-нал «Звезда», 2008. С. 11–12.
17 Лапин В.В. Кавказская война. – Кавказ и Россия. История, обычаи, религия. СПб. Журнал «Звезда», 2006. С. 
14–15.
18 Фадеев Р. Письма с Кавказа. – Кавказская война. М., 2005. С. 150.
19 По итогам Крымской войны 18 (30) марта 1856 г. на Парижском конгрессе, открывшемся 13 (25) февраля 1856 года в столице Франции был заключен Парижский договор (Парижский мирный трактат) между Россией, с одной стороны и с союзниками (Османская империя, Франция, Британская империя, Австрия, Сардиния, Пруссия). Один из пунктов договора запрещал России иметь на Черном море военный флот и строить крепости на побережье.
20 Фадеев Р. Шестьдесят лет Кавказской войны. – Кавказская война. М., 2005. С. 62–64.
21 Там же, с. 87.
22 Пушкин А.С. Собрание сочинений. Стихотворения 1825–1836 годов. М.: «Художественная литература», 
1974. Т. 2. С. 246.
23 Милютин Д.А. Воспоминания. 1856–1860. М., 2004. С. 198.
24 Фадеев Р. Шестьдесят лет Кавказской войны. – Кавказская война. М., 2005. С. 40–41.
25 Лапин В.В. Кавказская война. – Кавказ и Россия. История, обычаи, религия. СПб. Журнал «Звезда», 2006. С. 
12–13.
26 Фадеев Р. Шестьдесят лет Кавказской войны. – Кавказская война. М., 2005. С. 33–34.
27 Лапин В.В. Кавказская война. – Кавказ и Россия. История, обычаи, религия. СПб. Журнал «Звезда», 2006. С. 
28 Там же, с. 10.
29 Фадеев Р. Шестьдесят лет Кавказской войны. – Кавказская война. М., 2005. С. 37–38.
30 Потто В.А. Кавказская война. Ставрополь, 1994. Т. I. С. 56.
31 Кожев З.А. Крушение традиционного черкесского мира. Кавказская война (1763–1864 гг.). – Адыгская (черкесская) энциклопедия. М., 2006. С. 204.
32 Там же, с. 205.
33 Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 год. Наль-чик. Издательский центр «ЭЛЬ-
ФА». 2001. С. 300–301.
34 Там же, С. 303.

 

Caucasian War – title, definition, chronology and periodization

A.S. Mirzoev Candidat of historical sciences, (FGBUN Kabardino-Balkarian institute of humanitarian researchts KBNTs Russian Academies of Sciences) Nalchik, Russian Federation E-mail: marzeibach@mail.ru

 

А.С. Мирзоев кандидат исторических наук,

(ФГБУН Кабардино-Балкарский институт гуманитарных исследований КБНЦ РАН) Нальчик, Российская Федерация

E-mail: marzeibach@mail.ru

ah

А.С. Мирзоев

• кавказская война
• русско-кавказская войны
• адыги
• черкесы
• хронология