Фольклорно-этнографическая экспедиция АРИГИ и ее находки

К таким явлениям, как предания, старинные песни, обрядовые явления, рассказы-воспоминания о выдающихся личностях, анекдоты, словом, устное народное творчество, мы привыкли относиться, по меньшей мере, снисходительно, как к чему-то несущественному. Тогда как многообразие фольклорного наследия и способность его сохранить и приумножить определяют наш уровень духовного богатства. Именно этой проблеме – поиску аутентичного народного творчества и сохранению культурной идентичности адыгов и посвящена работа фольклориста, кандидата филологических наук, старшего научного сотрудника отдела этнографии и народного искусства АРИГИ им. Т. Керашева в Адыгее Мадины ПАШТОВОЙ («Горянка» № 18, 4 мая 2011 г.). Она - автор 40  научных статей. Участник трех научно-этнографических экспедиций в места компактного проживания адыгской диаспоры в Турции. наша беседа об этих поездках.

- Каковы задачи ваших фольклорно-этнографических экспедиций? 

- Самая главная наша задача – успеть зафиксировать как можно больше фольклорно-языкового материала. Поскольку, как мы все знаем, ситуация в диаспоре отличается от общей в том смысле, что здесь мы имеем гораздо больше аутентичного, неподверженного влиянию литературы и профессионального искусства фольклорного материала, но и в то же время -постепенную утрату его ввиду утраты языка вообще. Так, к большому сожалению, со времени нашей первой поездки (2009 год) мы потеряли несколько наших прекрасных информантов, представителей старшего поколения. Светлая им память. То есть, повторюсь, цель экспедиций – накопить для архива как можно больше полевого материала, который в перспективе будет источником исследований самых разных направлений.

- По-вашему, что удалось сохранить, а что безвозвратно утеряно соотечественниками?

- На этот вопрос сложно ответить в двух словах. Собственно говоря, это задача целого монографического исследования – изучить, что сохранилось, благодаря чему, в каких формах, а что утратилось – опять же, по каким причинам. В общественном быту мы часто сталкиваемся со стереотипным представлением о том, что наши соотечественники почти ассимилировались, «стали турками, арабами» и т.п. На самом деле за внешними признаками, например, манерой одеваться, привычками в еде наших репатриантов мы не видим очень важных вещей, которые удалось сохранить диаспоре как таковой. Прежде всего это касается скрытых этикетных явлений. Старшее поколение в устных рассказах, воспоминаниях сохраняет и по сей день классические требования хабзэ. О том, что называется тlысыкlэ-тэджыкlэ (как вставать и как садиться), старики рассказывают молодым не шаблонно, а в фольклорных сюжетах, намеках и очень образно. Так, в ходе последней экспедиции нам удалось записать вариант предания «Мыщхъуэжь и къуэ Щауэжь» («Сын Мишхожа Шауеж»), которое как раз и акцентирует внимание на подобных, как говорят в науке, кинесико-проксемических деталях: главный герой, пройдя через ряд испытаний, узнает, в какой позе надлежит сидеть мужчине в присутствии женщины.  

Фольклорный репертуар исследуемого нами черкесского анклава в Турции – Узун-Яйла (Кайсери) очень широк, мы писали об этом раньше. В первых поездках мы акцентировали внимание преимущественно на старинных песнях и преданиях, увезенных с Кавказа (в т.ч. о героях Кавказской войны), обрядовых явлениях, а также местном фольклоре, сформировавшихся за период 150-летнего компактного проживания в этой местности (рассказы-воспоминания о выдающихся личностях, анекдоты, девичьи сетования и пр.).  В опросники последней экспедиции мы, поначалу не особенно надеясь на успех, ввели пункты о низшей мифологии и демонических существах. И каково же было наше удивление, когда мы обнаружили прекрасную сохранность устных рассказов об Алмасты, Псыхо-Гуаше (местное ее название – Псыхо-Нана), уд, жещтео, хададжада, джиннах, шайтанах, хашхавытле и других персонажах черкесской мифологии. Нам была интересна прежде всего трансформация их функций в связи с изменением условий бытования – ландшафта, общественной структуры и т.д. Приведу один удивительный пример. Хьэщхьэвылъэ, как нам известно из эпической мифологии, – своеобразный черкесский сфинкс, существо с головой собаки и ногами быка. В нартской традиции этот персонаж соотнесен со страхом и способами его преодоления, он привлекает внимание героя своими ревом и хохотом.

Основной мотив в преданиях – «не оглянуться в сторону хьэщхьэвылъэ». И какие же особенности этого персонажа мы наблюдаем в диаспоре? Дело в том, что в Узун-Яйле, например, он тесно связан с мотивом поражения в битве при Сарыкамыше (Первая мировая война). Вернувшихся с Сарыкамыша черкесов было очень мало, и от них наши информанты, будучи еще маленькими детьми, слышали рассказы о «чудовищах хьэщхьэвылъэ, обитающих в Сибири», к которым они попали в плен. По узун-яйлинскому мифологическому сюжету хьэщхьэвылъэ откармливают пленника, чтобы затем съесть. Герою удается бежать, и главная его цель – добежать до замерзшего моря, по льду хьэщхьэвылъэ передвигаться не могут. Характерная особенность: повествовательная интонация этих рассказов напоминает интонацию не сказок, а преданий, т.е., по крайней мере, в своем детстве наши информанты не сомневались в правдивости этих историй. 

- А как у нас, на Северном Кавказе, обстоят дела в этом отношении?

- На Кавказе, я говорила об этом не раз, ситуация с сохранностью аутентичных фольклорных форм несколько иная. Существование профессиональных культурных институций, сценических, письменно зафиксированных форм фольклора очень сильно влияет «в обратном направлении» на традиционную сельскую культуру, которой сложно уйти из-под их влияния. Поэтому для специалистов фольклор диаспоры – это своеобразный археологический артефакт, на материале которого мы можем выверять очень многие спорные явления этнокультуры, реконструировать утраченные связи. 

- Какой случай или факт вас особенно впечатлил?

- Эмоционально? Признаюсь честно, меня сильно взволновала хатукайская «Песня заговаривания невесты» («Нысэепчъорэд»). Таких песен мы записали две, вторая – абадзехская. Интонацию и исполнительскую манеру пожилой информантки на словах передать трудно. Скажу лишь, что для любого человека - участника этого обряда - должна была бы пройти перед глазами вся жизнь родной общины и его собственная. Это нужно не просто слышать и видеть в обряде, но и петь самой, вместе с остальными (это, как известно, женский фольклор).

Не устают удивлять и впечатлять кабардинские старики своей манерой общения, рассказывания традиционного «сидения-говорения». От них удалось записать несколько героических песен, причем в сопровождении традиционного подголоска – ежьу, исторические предания, в том числе несколько измененный, «смешанный» по законам фольклорной памяти вариант истории разграбления царской армией аула князя Али КАРАМУРЗИНА на Лабе. Информант говорит «на реке Хуэдз» и рассказывает известную историю пословицы Ахъмэт и фо изщ, о которой писал еще Зарамук КАРДАНГУШЕВ (и на недосягаемой Ахмет-горе много меда, а что толку!). Предания, которые рассказчики обозначают как привезенные с хэкужь (родины), овеяны особой теплотой и вместе с тем чувством безмерной утраты: «Когда мед с Ахмет-горы падал в реку Хуэдз, она текла сладкой целую неделю!»

- Кто из тех, с кем вам удалось встретиться, особенно запомнился и чем?

- Простые пожилые люди, не обремененные образованием, условностями современной цивилизации, знающие наш родной язык так, как не знает его больше никто ни в одном уголке земли – вот объект наших поисков в экспедициях. Они никогда не перестают нас удивлять своими знаниями, языковым чутьем, старочеркесской манерой общения. 

Если же говорить не о фольклорных явлениях, а об общественно-бытовых, меня впечатлило знакомство с одним не очень молодым человеком, жизнь которого, можно сказать, является олицетворением отчаянного многолетнего ожидания хоть каких-то перспектив в решении черкесских проблем, в частности, «программного» возвращения на родину. «Чтобы не слышать всю ложь последних лет, я решил уйти из общественно-политической жизни и переехать сюда, в село», - сказал он в разговоре.

Простых людей, которые знают родной язык, чтят хабзэ, но не имеют возможности приехать на родину предков даже в качестве туристов, в Турции очень много. Я не знаю, кто виноват в том, что каждый из них сам по себе очень одинок в своей оторванности от родины, в своем противостоянии ассимиляции, в том, что надежда на самосохранение народа тает с каждым днем.

- Кто помогает вам, в том числе материально, в ваших зарубежных поездках-исследованиях?

- Все поездки организуются при поддержке репатриантов Майкопа, в частности, Ибрагима и Инала ЧЕТАО, на энтузиазме собирателей и наших родственников. Особо хочу поблагодарить мою хозяйку – бысым-гуащэ  Сермин ЯГАН, которая принимает меня вот уже третий раз. Успехами всех экспедиций я во многом обязана этой заботливой женщине, которая стала мне практически родным человеком. Живые традиции гостеприимства, можно сказать, одна из особенностей черкесского экспедиционного быта. Работа последней экспедиции была организована как по часам (нахождение информантов, обеспечение ночлега, транспорта, питания) молодыми активистами «Адыгэ Хасэ» г. Кайсери,  руководитель – Мутлу МАМХЕГ (АККАЯ).

В систематизации полевого материала, его аналитическом освоении очень помогают старшие коллеги – профессор Раиса Батмирзовна УНАРОКОВА, за плечами которой многолетний опыт работы в фольклорном поле Турции, а также сотрудники Центра типологии и семиотики фольклора Российского государственного гуманитарного университета, научно-антропологические школы, которые я стараюсь посещать. Бесценную помощь нам оказывают консультации руководителя Центра, известного эпосоведа, фольклориста Сергея Юрьевича НЕКЛЮДОВА.

- Расскажите о ваших дальнейших научных исследованиях?

- Тема фольклора черкесской диаспоры лежит в основе моей докторской диссертации. Ввиду этого мы планируем издание материалов турецких экспедиций в виде монографий и текстовых сборников. На сегодня по фольклорной культуре диаспоры мною опубликован ряд статей, в том числе в изданиях крупных научных центров России и популярных адыгоязычных изданиях.

На фото (Madina Pashtova): Мадина Паштова

Алена Таова

© Горянка