Мухамед Килба: «Грузины могли уйти в Грузию, а нам было некуда идти»

Мухамед Сетбиевич Килба, полковник в отставке, человек, уважаемый на всем Кавказе и за его пределами, человек, который непосредственно участвовал в Отечественной войне Абхазии, рассказал корреспонденту «Кавказской политики» о том, с какими мыслями он пришел на войну, как абхазы победили, а также о своем  отношении к грузинам.

Сегодня у адыгов (кабардинцев, адыгейцев и черкесов) и абазин стало своего рода традицией в любом споре с абхазами упрекать их: «Адыги воевали за вас». И, если раньше абхазы высказывали уважение и явную благодарность, то сейчас эти упреки вызывают совершенно противоположные чувства. Что вы об этом думаете?

Если обсуждать этот вопрос, я скажу очень грубо. Многие, вспоминая меня, говорят — он был жесткий, а потом поправляются — нет, жестокий. И это правда, но жестким и жестоким я был в первую очередь к себе. В тех условиях, в условиях войны, когда нет регулярной армии, и этой армии не было никогда, а противник вооружен до зубов, мы на уровне ополчения и добровольцев противостоим им. Врага вооружает весь закавказский военный округ и руководство России, а мы довольствуемся тем, что захватывали у них во время боя. 

Да, были моменты отчаянья, и я как старший по возрасту, который уже прошел одну войну, говорил ребятам жестко «Мы победим». У нас не было другого выхода, мы были обязаны. Грузины могли уйти в Грузию, а нам было некуда идти. Кроме того, сдаться мы не могли — было ясно, что ждало нас в плену, там бы точно не применяли международные законы в отношении пленных и сдавшихся.

Самое главное, мне лично победа не нужна была, когда в Абхазии не осталось бы людей, нам нужно было победить, еще и выжить, сохранить мирное население. А чтобы выжить, у нас должна была быть железная дисциплина. И естественно, никто не ждал оплаты. Бывали моменты, когда ребята могли себе позволить сказать «мы пришли воевать за вас», эти моменты мною пресекались сразу же! Никто никого в Абхазию не звал, меня в том числе никто не звал!

У каждого добровольца была своя мотивация: на уровне генов, зов крови, понимание этой ситуации, благородные порывы. И если сегодня молодежь, не участвовавшая в этой войне, смотрит на любой вопрос, касающийся Абхазии через эту призму, это некорректно и, мягко говоря, неправильно.

Это не случайность, это закономерность, что наши добровольцы массово поехали в Абхазию. Мы смогли оставить только десять процентов желающих воевать за независимость Абхазии, за эту землю, за этот народ. Остальных мы вынуждены были через перевалы отправлять обратно, потому что располагать было негде, кормить нечем, вооружить нечем, а смысла держать их там не было, и вот так со всех регионов.

Нам приходилось обманывая отправлять ребят, мол, когда завезем оружие, позовём вас обратно. А откуда его завозить?  Были даже те, кто не попали в формирования, но все же вернулись по второму разу, и такие ребята у меня воевали. Поэтому, упреки тут совершенно неуместны.

Но абхазы в какой-то мере сами виноваты. Они, пусть скажу грубо, чуть ли не молились на меня, на  добровольцев после войны, и я их одергивал. Моя фамилия (род) оказалась тут (Карачаево-Черкессия) впоследствии Кавказской войны, генетически, корнями я из Абхазии, род мой абхазский, часть родственников в Абхазии. Но даже если отбросить и это, я — профессиональный военный, это моя работа, и тем более, я уже этим занимался, не то что обучался, а именно занимался  (участник афганской войны), и я не мог бы в стороне стоять и созерцать.

И возносить меня не нужно, если я делаю хорошо свою работу, значит у меня хорошие знания и хороший опыт, значит я как профессионал состоялся в этой профессии. И дай Бог, чтобы она никогда не была востребована. Точно так же и добровольцы — каждый пришел со своими мотивами.

Мухамед Сетбиевич, мне всегда было интересно, как вы, человек прошедший уже одну войну — Афганскую, решили пойти на вторую? Я понимаю чувства молодых ребят, это юношеский максимализм, благородство горской души, братские порывы, они не знали на что идут, а вы ведь знали.

Тут нет никакого героизма, тут, в силу возраста, холодный прагматизм. Сказать, что я не боялся, что со мной что-то случится, — соврать. Конечно, я думал об этом, как любой нормальный человек, тем более после одной войны. Я около трех лет был в Афганистане, где был командиром десантно-разведывательной роты, а это значит, что был на острие всех событий.

И когда началась Абхазская война, естественно, я думал «Что может меня там ожидать?» Если в Афганистане у нас было полное преимущество в огневом поражении противника, то тут наоборот. А в жизни оно так, спросите – «Боишься воевать?» — я отвечу — «конечно боюсь!» Но когда ты ответственный за конкретные действия, за конкретных людей, за обеспечение жизнеспособности этих людей, что остается делать? И все твои мысли уходят на второй план, а на первый план приходит живая, конкретная работа. Как у каждого нормального человека, бывали такие ситуации и не редко, когда вся спина холодная.

Когда открыли штаб в Черкесске, митинги были, у нас была настолько противоречивая информация, что мы не знали, как себя тут вести. Что делать с гуманитарной помощью, с добровольцами? Связи не было никакой, все было на уровне слухов. И поэтому первой задачей, которую я сам себе поставил, было добраться до Абхазии, день-два посмотреть вокруг, прощупать все изнутри, чтобы сесть в Черкесске и объяснить людям, что происходит, что нужно и как оказать наиболее эффективную помощь.

Когда я прибыл туда, зашел в штаб ополчения, все суетились, бегали, и мне было тяжело, что-либо понять. Я представился, поговорил с некоторыми людьми. Я понял, что там энтузиазма много, желание изгнать со своей территории врага огромное, еще больше неорганизованности и непонимания ситуации, в которую они попали. 

Военных были единицы. И в конечном итоге, после долгого разговора с командующим ополчения, меня попросили возглавить подразделение, начать с формирования резервного полка. И история этого полка была очень знаменательной, после меня возглавлял этот полк Гурам Джопуа, и это был мой первый вклад.

Естественно, была мысль «Если не я, то кто?» Если молодые ребята, не имеющие опыта, рвались в бой, то я, человек с опытом, не мог остаться в стороне.

И опять же, это не героизм! Поэтому я всегда говорил абхазам, что неправильно возносить наши дела. Вообще, 90 процентов воевавших ведь абхазские ребята. Очень оперативно среагировали, конечно, чеченцы, это надо признать! Естественно, огромную помощь, мощнейшую поддержку оказали кабардинцы, на уровне простого народа, добровольцев, но не власть — на первом этапе власти были категорически против. Нас всех пытались объявить преступниками.

Конечно, помощь оказалась очень значимой, каждая в своем сегменте, но в окопах, под пулями, под снарядами были абхазы на 99,9%, абхазские формирования. Если мы эффективно использовали добровольческие отряды и подразделения, которые были более мобильны и лучше вооружены, это заслуга тех людей, которые планировали и организовывали.

Но скажем образно, на пулеметы шли абхазские формирования, и гибли они, и погибших у них в десятки раз больше, и их было больше, а северо-кавказские формирования мы использовали, в основном, в наступательных операциях. Когда планировались какие-то активные действия, мы наполняли абхазские подразделения добровольцами, мы использовали все, что есть. 

Самая львиная заслуга этого добровольческого движения — это в первую очередь морально-психологическая, духовная поддержка абхазских ребят, руководства Абхазии, этого было не отнять!

Поддержка была неоценима, но опять же, если рассуждать о том, что было бы без этой поддержки, то скорее всего, победили бы, только сколько по времени длилась бы эта война и с какими потерями — все могло быть совсем по-другому.

Ваше мнение по поводу присутствия отряда «Черная сотня» на параде в честь 20-летия победы Абхазии?

Отряда «Черная сотня» категорически не было на войне! Как их могли пригласить на парад, я не знаю. Естественно, это упущение руководства республики! Есть ведь вертикаль власти, если власти не знали, кто приглашен, так какие это власти?

Отряд этот я не знаю, я их не видел, я с ними не соприкасался и задач им не ставил. Присутствие их на  параде — это полный маразм, но маразмом в квадрате я могу назвать то, что кто-то еще пытается объяснить, почему они там присутствовали, называя их добровольцами. Лучше бы промолчали!

Почему организаторы не были заинтересованы в том, чтобы пригласить людей, которые непосредственно участвовали в войне, почему пригласили по 5 человек, почему не по 50? Откуда такие цифры? Сейчас робкие попытки власти сгладить этот момент — это действия незрелых людей.

Как вы прокомментируете благодарственную речь президента Абхазии Александра Анкваба, которую более чем бурно обсуждают.

Это  речь не президента, не главы Абхазского государства. Других комментариев дать не могу. Оценку этой речи дали в первую очередь граждане Абхазии.

Если вспоминать Владислава Григорьевича Ардзинба, я его не обожествляю, но этот человек мужественный, мог взять на себя полную ответственность за все. Были неудачи, и их было, к сожалению, немало — три попытки захватить Сухум.  В обществе начался ропот, предложили разделить Абхазию по реке Гумиста, мотивируя это тем, что гибнет мирное население, гибнут люди. Было вмешательство извне, европейскими, американскими, международными структурами.

Было принято решение провести разбор боевых действий, доклад поручили подготовить мне. Это неприятнейшее занятие для всех: и для докладчика, и для главнокомандующего, и тем более для подчиненных. После доклада температура кипения резко пошла вниз. Я как мог максимально сделал анализ тех действий. И нам показали, что будет разбирательство не с целью кого-то наказать, а лишь, чтобы не допустить в будущем эти же ошибки. После моего доклада очень коротко сказал Владислав Григорьевич, что это его личная недоработка, его упущение, то есть всю вину полностью взял на себя! Он пытался, как смог, объяснить свою вину. 

А сегодня вроде бы нет войны, Россия щедро финансирует экономику Абхазии, это ни  для кого не секрет, и суета такая, такие ошибки! Делайте выводы и исправляйтесь! Во время войны народ могли успокоить, народ полностью доверял Владиславу Григорьевичу, доверял свою жизнь, жизнь своих детей, свою землю, свою судьбу. Поэтому, какую оценку можно дать таким ошибкам?

А какова ваша оценка политики Грузии в отношении адыгов. Это ведь тоже своего рода камень преткновения. Адыги ждали от Абхазии шагов, которые сделала в итоге Грузия. И многие адыги повернулись в сторону Грузии.

У меня друзей грузин в советской армии было предостаточно. Советская армия перемалывала и стирала такое понятие, как национальность. На тот период мы друг к другу относились очень искренне. Я против грузинского народа ничего не имел. Исторически было всякое и с русскими во время кавказской войны.

Я сказал своему другу (назову его мужественнейшим человеком, некоторые пытаются сейчас назвать его предателем, но я скажу так: он более чем мужественный человек, один из первых, кто прибыл в Абхазию, он мог сам, на своих плечах переносить раненых, прикрывал огнем наших ребят): «осуждать тебя не могу по поводу твоих поездок в Грузию, я не могу осуждать то, что не понимаю».

Если у какой-либо из сторон в этих отношениях есть добрые намерения, дай Бог, чтобы они стали обоюдными. Если же одна из сторон фальшивит, мы это увидим. Любые мои контакты с Грузией будут только после признания ею независимости Абхазии, Абхазского государства.

А как старший, что вы можете сказать молодежи, вы знаете, что сейчас очень накаляются на многих интернет ресурсах отношения между адыгами и абазами?

Есть молодые, агрессивно настроенные ребята, и если наблюдать за их высказываниями, понятно, что большая часть мыслей принадлежит не им. Есть люди, которые осознанно это делают, как правило, более старшего поколения. Это игра, и глупо отрицать, что это игра спецслужб. Я уверен на все 100 процентов, что агрессивные вбивают клин между народами! Их задача – спровоцировать! И кто реагирует на это, мне их жалко. Не могу это осуждать, понимаю, что бывают такие ситуации, когда невозможно не отреагировать.

У Абазин есть выражение «Твоего отца убил?». По-моему, ни один абазин не убил отца адыга и наоборот! Мы что, кровные враги, чтобы проявлять такую агрессию? Нам делить нечего! И эти клавишные герои, которые больше всего стараются вбить клин, в реале не смогут и двух слов связать, что еще больше подтверждает мои слова! Если не спорить с ними, их не будет! Их роль сойдет на нет!

Куда приведет нынешняя власть Абхазию?

Абхазское общество достаточно сильное и закаленное. Я в Абхазии ни одного дня не был до войны, наши родственники приезжали, доценты, преподаватели АГУ, от них я и впитывал Абхазию. Но когда я попал в саму Абхазию, я говорю искренне, я им настолько позавидовал! Как можно воевать на такой территории? Такая красота! Во время войны не было дня, чтобы ко мне не приходили люди, представители интеллигенции, депутаты того времени, и, общаясь с ними, я начал вникать в суть происходящего и суть конфликта, я начал понимать и многое другое.

Вывод, который я сделал тогда, время подтвердило -  интеллигенция Абхазии настолько крепкая и мощная, что нам бы им позавидовать! Они вмешивались во все, они хотели знать все мелочи, вплоть до того, чем заправлены танки и правильно ли мы их эксплуатируем, и в победе их роль не малая!

Во главе с Владиславом Григорьевичем именно интеллигенция была скелетом и стержнем, а мы — остальные части этого организма. Поэтому, на сегодняшний день хоть  власть и буксует, сама общественность грязи, митингов и крови не допустит внутри общества. У меня нет сомнений, что в Абхазии общественные институты достаточно крепки, и если на сегодняшний день они не проявляют жесткую позицию, это не говорит о том, что их все устраивает. То, что вложил в это государство Владислав Григорьевич Ардзинба, никуда не денется, это не вытравишь, не сотрешь!

Марина Черкесова

© Кавказская политика

• Абхазия
• Россия
• Грузия
• война