Кавказская война: закономерности промежуточных результатов, перспективы осмысления.

На Западном и Восточном Кавказе итоги Кавказской войны имеют принципиальные различия. Они детерминированы различиями в стратегии мобилизации ресурсов народами Черкесии, Чечни и Дагестана в борьбе против военно-политической экспансии Российской империи. Для черкесов окончание Кавказской войны связано с насильственной депортацией в пределы Османской империи. Следствием этого является неуклонное разрушение черкесской идентичности в диаспоре и разобщенных анклавах на Кавказе. Черкесское общественное сознание отказывается признавать легитимными и окончательными итоги Кавказской войны, которые направлены на уничтожение черкесской идентичности.

Для верного понимания и осмысления важных исторических событий необходимо выдержать некоторую паузу. Это помогает избежать аберрации близости. Спустя 150 лет после окончания Кавказской войны можно уверенно сказать – это одно из самых масштабных событий в Российской истории. Процесс военного по преимуществу присоединения Кавказа к России явился поворотным моментом в истории многих народов региона, в первую очередь адыгов. В результате самой длительной военной кампании в своей истории Россия приобрела самый проблемный свой регион.

В академических кругах ведутся споры о хронологии, периодизации, типологии и многих других аспектах Кавказской войны. Плюрализм точек зрения в освещении всего круга проблем, связанных с Кавказской войной объясним масштабами явления и, во многом, антагонизмом интересов всех вовлеченных в него субъектов. Но, на наш взгляд, есть несколько очевидных, неоспоримых фактов в истории Кавказской войны. Это дата окончания и ее фактические результаты.

26 августа 1859 г. пленением Шамиля в Гунибе завершилось покорение Чечни и Дагестана. 21 мая 1864 г. торжественным молебном и парадом русских войск в урочище Кбаада завершилась война на Западном Кавказе. Война на Восточном и Западном Кавказе завершилась с разницей в несколько лет и с радикальной разницей в результатах. На Восточном Кавказе Чечня и Дагестан были покорены и вошли в состав империи. На Западном Кавказе Черкесия в результате целой системы методично применявшихся военно-политических мероприятий была фактически уничтожена как единая страна, а ее население изгнано в пределы Османской империи. Чем же были мотивированы столь радикальные различия в методах покорения единого, на первый взгляд, региона, который имел стратегическое значение сразу для нескольких великих империй и стал театром длительной военной кампании?

Внутренняя логика событий завершающего этапа Кавказской войны была предельно ясна многим ее участникам, особенно лидерам противоборствующих сторон. Так, командующий Кавказской армии фельдмаршал А.И.Барятинский 5 апр. 1860 г. в письме военному министру Н.О.Сухозанету доносил: «Между народами восточной и западной половины Кавказа есть огромная разница: в Дагестане мы нашли уже глубоко вкорененные начала гражданственности и привычку к повиновению властям, даже к самовластному и тяжкому игу; на западе напротив того, народы раздроблены на мелкие общины или семейные союзы, неуправляемые никакими властями, не имеющие между собой никакой связи гражданской. Племена эти издревле привыкли к необузданной свободе. Только силою оружия можно покорить этот народ».¹

Оставим на совести Барятинского заключение об отсутствии гражданской связи между адыгскими общинами. Современники Кавказской войны, имевшие возможность поближе узнать социальный быт адыгов, отмечали высокий уровень самоорганизации черкесского общества. Иначе станет просто необъясним тот факт, что черкесы на протяжении многих десятилетий эффективно противостояли такому военному колоссу как Российская империя. Но в главном Барятинский безусловно прав. После покорения Кабарды и образования двух относительно изолированных театров боевых действий Кавказской войны, на Восточном и Западном Кавказе реализовывались совершенно различные стратегии мобилизации сил в борьбе против военного давления России.

На Восточном Кавказе – в Дагестане и Чечне возникло религиозно-политическое движение с целью создания теократического исламского государства – имамата. Этому способствовало два фактора. Во-первых, абсолютное доминирование исламской культуры и социальной практики в Дагестане. История ислама к началу Кавказской войны насчитывала на востоке региона уже тысячу лет. Во-вторых, этническая разнородность населения Восточного Кавказа, которое можно было объединить только под лозунгом исламского универсализма. Свою роль в процессе образования исламского государства сыграло и то, что в Дагестане и Чечне было широко распространено суфийское течение в исламе с его практикой жесткой дисциплины и беспрекословного подчинения учеников (мюридов) религиозному авторитету учителя (мюршида). Отсюда и не вполне корректное обозначение этого движения в русских источниках как «мюридизма».

В период наивысшего своего подъема имамат объединил всю Чечню, значительную часть Дагестана и стал высшей формой борьбы горцев Восточного Кавказа против военной экспансии Российской империи. Третий имам – Шамиль, довел государственную систему имамата до полного развития. Он подчинил население жесткой централизованной административно-правовой системе, основанной на нормах шариата, ввел налогообложение, организовал регулярную армию. Все эти меры на какое-то время повысили эффективность вооруженной борьбы горцев Чечни и Дагестана, но в конечном итоге предопределили их поражение. Это было ясно уже современникам и участникам событий, таким как Барятинский.

Во-первых, возникновение государственных структур обозначала для русских генералов точки приложения силы, которые до этого были неочевидны. Противником было все враждебное население. Во-вторых, жесткие, а подчас деспотические формы правления Шамиля во многом обесценивали самый успех вооруженной борьбы, которая была направлена против деспотизма имперских порядков. Стоило ли сражаться и терпеть деспотизм Шамиля, если можно было покориться и терпеть деспотизм имперский, ни с кем не воюя? В-третьих, привыкнув к необходимости подчиняться жесткой государственной власти, население Восточного Кавказа оказалось со временем психологически готово признать Российское подданство со всеми его правами и обязательствами.

В Черкесии реализовывался совершенно другой сценарий. С самого начала эскалации Кавказской войны адыги не могли не осознать подавляющее военное превосходство своего противника. Консолидация всех ресурсов для борьбы с ним осознавалась как очевидная необходимость. Однако этому препятствовали два основных фактора:

Традиционная политическая культура адыгов, для которой дух индивидуальной свободы был самой характерной чертой и абсолютной ценностью. Свободные сословия были готовы подчиняться только тем решениям, в принятии которых они принимали участие или напрямую или через своих представителей.

Процессы социального переустройства, охватившие страну на рубеже XVIII-XIX вв., содержанием которых было ослабление феодальных институтов во всей Черкесии и усиление демократических принципов общественной организации, а следовательно дальнейшая децентрализация институтов высшей политической власти.

Фактором, напротив, значительно способствовавшим объединению Черкесии на общих политических принципах, была однородность населения, принадлежавшего к различным адыгским субэтносам, а также этнокультурно близким им абазинам и убыхам. Путем долгих переговоров, консультаций, многомесячных (а иногда и многолетних, проводившихся с перерывами) собраний – зафесов, к середине 30-х годов XIX в. адыги генерировали два зримых символа национального единства. Это, во-первых, знамя черкесской конфедерации («Санджак шариф» или «Священное знамя»), принятое на одном из собраний представителей всех независимых обществ Черкесии как общенациональное.² А во-вторых, «Декларация независимости Черкесии», документ составленный политическими лидерами черкесов и представленный ряду европейских правительств как открытая апелляция к мировому сообществу с целью привлечь его внимание к неравной борьбе адыгов за свое естественное право быть свободным народом на своей земле.³

Что отличает эти символы борьбы за независимость Черкесии? Они обращены не только к адыгам, но и к мировому сообществу («Декларация независимости Черкесии») в том виде, в каком оно стало формироваться на базе  европейской политической культуры, демонстрируют высокую степень открытости черкесского общества самым современным политическим тенденциям своего времени. Знамя черкесской конфедерации появилось в эпоху утверждения в Европе идей национального государства. И оно старше национальных флагов многих современных государств - Германии, Италии, большинства стран Восточной и Южной Европы.  

Итак, на Восточном Кавказе идея имамата, персонализированная в личности светского и религиозного вождя – имама Шамиля. Его единоличная власть, жесткая централизованная государственная система, направленная на мобилизацию всех сил для ведения джихада – вооруженной борьбы против неверных. В Черкесии – «Декларация независимости», знамя, как символ национального единства, коллегиальный способ принятия решений, дискретная система конфедеративного типа, открытая миру, апеллирующая к мировому сообществу. Парадоксальным образом имамат с его централизованной властью и воинственной риторикой газавата на последнем этапе войны оказался полностью совместим с государственно-политической системой России и был инкорпорирован империей после пленения Шамиля. А черкесская конфедерация с ее идеей мирного соседства и отстаиванием права народа жить на своей земле по своим законам оказалась органически несовместима с Российской империей.

Понимание этого очевидного факта проглядывает у авторов двух диаметрально противоположных проектов покорения Черкесии – Филипсона и Евдокимова. 3 октября 1860 г. во Владикавказе состоялось совещание высшего кавказского начальства, во главе с князем Барятинским. По воспоминаниям начальника штаба Кавказской армии Д.А.Милютина, генерал-майор Филипсон считал, «…что горское население западной половины Кавказа совершенно отличало от населения восточной; что к нему вовсе неприменим тот образ действий, который привел к таким успешным результатам в Чечне и Дагестане; что крутые меры против шапсугов и убыхов только доведут эти многочисленные племена до ожесточения и даже, быть может, вызовут вмешательство европейских держав, особенно Англии, которая не признает прав России на восточный берег Черного моря».⁴ Исходя из этого, Филипсон считал возможным лишь добиваться от черкесов формального признания российского подданства с занятием в стране только нескольких укрепленных пунктов, прокладкой дорог, просек, не нарушать принципов их самоуправления и даже не препятствовать свободным торговым связям с Турцией. Этот план предполагал массу рисков, связанных с отказом от действенного контроля за черкесскими обществами, возможным вмешательством третьих сил, враждебных России, но давал шанс на мирное сосуществование и постепенную адаптацию горцев к имперским порядкам.⁵

Спустя много лет один из очевидцев покорения Западного Кавказа в своих воспоминаниях оставил точную характеристику возникшей коллизии и того как пытались ее решить высшие представители имперской элиты. Это свидетельство тем более ценно, что его оставил Лев Тихомиров – блестящий публицист, философ, человек, начавший свою сознательную жизнь как революционер-народник, пересмотревший затем свои взгляды и ставший последовательным идеологическим защитником принципов государственного единовластия и православия:  

«Изгнание черкесов с Западного Кавказа началось, когда мы еще были в Темрюке, вслед за покорением Восточного Кавказа. События, касающиеся Шамиля, Дагестана и т.д., я знаю почти исключительно по литературным источникам. Но что касается Западного Кавказа, я, можно сказать, лично пережил эту страшную историческую трагедию, подобную которой едва ли знавал мир даже в эпоху великого переселения народов. Я довольно хорошо знаю и литературу этого предмета. Я знаком немножко даже с архивными данными, ее касающимися, потому что в 1887 году собирался писать историю русского завоевания моей родины и по этому поводу входил в сношение с известным екатеринодарским исследователем Фелициным, имел архивные документы Новороссийского округа благодаря любезности тогдашнего начальника войскового старшины Соколова.

Собранные мной материалы, статистические таблицы, выписки, начерченные мною планы и карты - все это погибло вместе со множеством других моих бумаг во время нашей революции. Но помимо этих литературных и архивных данных, я знаю историю выселения западнокавказских горцев по рассказам участников этого дела; и наконец выселение прошло перед моими глазами. Мне тогда было десять-двенадцать лет, но я был мальчиком преждевременно развитым, а рассказы участников событий слыхал в разное время вплоть до 1887 года. Таким образом, я могу говорить о всей этой истории очень уверенным голосом, и если даже что-либо позабыл или перепутал, то в общем мое свидетельство имеет известную документальную ценность.

Это предисловие я делаю потому, что мой рассказ не вполне сходен с тем, что мы имеем в литературе предмета, и я, зная эту разницу, не отказываюсь от своих слов и готов был бы их отстаивать даже перед исследователями-специалистами.

Как уже упоминалось раньше, князь Барятинский после покорения Восточного Кавказа созвал в 1860 году во Владикавказе совещание для установки плана покорения Западного Кавказа. На совещании было выдвинуто два плана. Генерал Филипсон полагал, показав черкесам русскую мощь военными мерами, привлечь их сердца к России мерами гуманными, выражая уверенность, что мы можем завоевать их культурно. Это, разумеется, совершенная фантазия.

С одной стороны, под властью России черкесы не могли бы сохранить той степени благосостояния, какой достигли собственными силами. С другой стороны, мы ничем не могли искоренить в них привычек хищничества в отношении соседних народов. В-третьих, западные черкесы, адыге, жили независимой жизнью больше веков, чем сколько существует сама Россия…Чужого же владычества черкесы над собой не захотели бы признать, даже хотя бы турецкого, несмотря на то, что султан имеет для них священное значение религиозного владыки.

Что касается России, она могла бы держать их под своей властью только при страшном гнете военной силы, то есть при таком условии, когда черкесы не могли бы ни жить в довольстве, ни чувствовать себя счастливыми.

План Евдокимова был совсем иной. С черкесами ужиться нельзя, привязать их к себе ничем нельзя, оставить их в покое тоже нельзя, потому что это грозит безопасности России, разумеется, не вследствие пустячного хищничества абреков, а вследствие того, что западные державы и Турция могли бы найти в случае войны могущественную опору в горском населении. Отсюда следовал вывод, что черкесов, для блага России, нужно совсем уничтожить. Как совершить это уничтожение? Самое практичное - посредством изгнания их в Турцию и занятия их земель русским населением.

Этот план, похожий на убийство одним народом другого, представлял нечто величественное в своей жестокости и презрении к человеческому праву.

…Этот план нашел полный отзвук в душе князя Барятинского, потомка созидателей Руси, готовых все ломать и крушить во имя своего дела и столетия назад выработавших афоризм: «Где рубят лес, там щепки летят». Давно, с 1835 года, зная кавказских горцев, в боях с которыми получил несколько ран и заслужил репутацию честного и бесстрашного воина, князь Барятинский, без сомнения, имел честолюбие, которое рисовало ему славу преемника Ермолова и Воронцова, превзошедшего обоих величием своих дел. Не было еще человека, способного покорить горцев, но князь Барятинский будет таким человеком. И он действительно завоевал восточных горцев. Оставались западные, с которыми сладить было еще труднее.

В Дагестане можно было совершить завоевание без уничтожения противника, и князь Барятинский охотно оставил лезгинам существование, явился покорителем, но не истребителем. Относительно адыгейских народов он ясно понял, что Евдокимов говорит дело: что тут либо мы, либо они, а вместе мы жить не можем, - и бестрепетно решил: если так, то пусть они погибнут, а мы останемся жить на их месте».⁶

Крайне нервозную обстановку, в которой принималось это роковое решение сейчас сложно даже представить. Многолетняя бесплодная война, стоившая России огромных материальных и людских жертв, недавнее поражение в Крымской войне, показавшее органическую слабость империи перед лицом современных европейских армий и крайне болезненно воспринятое русским национальным сознанием. Все это подталкивало к поиску простых решений с гарантированным быстрым результатом. Тем не менее, среди русских военных специалистов Филипсон с его казавшимся неуместным гуманизмом оказался не одинок. В пространной записке, поданной военному министру Д.А.Милютину в начале 1863 г., военный советник Российского посольства в Константинополе В.А.Франкини пытался убедить начальство в том, что планы выселения черкесов прямо противоречат долговременным планам России на Кавказе:

«Если этот план удостоится высшего одобрения, можно сказать, что ему суждено изменить до основания существенный характер Кавказа и что он подействует самым неблагоприятным образом на будущность этого края, ибо в общем своем значении точно также, как и в мельчайших своих подробностях, изгнание туземных племен с Кавказского края положительно вредны выгодам России, с какой бы точки зрения они ни рассматривались…Против нас стоят два факта: значительная численность враждебных племен и невозможность для них покориться при ожидающих их условиях, которые оставляют им выбор между выселением и смертью за независимость; и если эти племена решаться на то или на другое, то или Кавказ потеряет для нас свое значение, или нам, может быть, придется отказаться надолго от надежды достигнуть своей цели».⁷

Кавказ без черкесов потеряет для России свое значение, убеждал Франкини, но его доводы не убедили военного министра и генералитет, так же, как и позиция Филипсона. Черкесы были признаны принципиально неуправляемыми. И такая оценка со стороны давнего врага дорогого стоит, несмотря на то что прямым следствием этого стал план выселения черкесов в пределы Османской империи. План, который Л.Тихомиров оценил как «убийство одним народом другого», был принят и одобрен императором Александром II. Детали того как реализовывался этот план достаточно полно отражены в мемуарной литературе и архивных документах, поэтому мы не будем заострять на этом внимание. Имели место интриги, провокации, подкуп, предательство.

«Однако главным средством воздействия – как свидетельствует Л.Тихомиров - оставалось чистое насилие… Вся эта дикая травля - не умею найти другого слова - тянулась около четырех лет, достигши своего апогея в 1863 году. Бедствия черкесов не поддаются описанию».⁸

В реализации плана Евдокимова приняло участие 211 тыс. человек – офицеров и рядовых регулярной армии, казачьих войск, чинов туземной милиции.⁹ В таком количестве была отчеканена медаль «За покорение Западного Кавказа». Покорители не солгали ни в одном слове. После пленения Шамиля и прекращения боевых действий на Восточном Кавказе для раздачи в войсках было отчеканено более 145 тыс. медалей с надписью «За покорение Чечни и Дагестана».¹⁰ Потому что эти регионы были действительно покорены и включены в состав империи. Черкесия же была не покорена, а уничтожена, население изгнано в Османскую империю. На родине остались лишь небольшие анклавы черкесов. Частью империи стала территория Западного Кавказа, опустевшего, разоренного, лишившегося на 90% туземного населения.

Черкесы приняли свою судьбу. Но поражение в Кавказской войне адыгское национальное сознание не восприняло как капитуляцию. Национальные символы сопротивления Российской империи остались незапятнанны. В песне «ИстэмбылакIуэ» («Переселение в Стамбул») есть знаковая строка: «…Адыгэжь бэракъ гущэри уей жьыбгъэм зырехьэ!» («Адыгское знамя развевается на ветру!»). Национальный флаг не спущен, он и сейчас один из главных объединяющих символов всех адыгов, где бы они ни жили. И это такой же очевидный результат Кавказской войны, как и изгнание черкесов с исторической Родины.

Очевидцы черкесского изгнания и даже такой вдумчивый наблюдатель как Р.Фадеев, предрекали адыгам быструю ассимиляцию, как в диаспоре, так и на Кавказе. Фадеев утверждал, что «турецкие черкесы просуществуют в одном поколении».¹¹ Далеко не радужные перспективы рисовались ему и по отношению к прикубанским анклавам адыгов. Исключение он делал лишь для кабардинцев:

«Адыгейские племена подверглись разложению в одинаковой степени... Народ бжедухов, бывший полумирным еще со времен императрицы Екатерины, уцелел наиболее, но и там все общественные отношения существуют больше в виде воспоминания, чем закона.   Мелкие   племена   кубанских   приставств,   более 30 лет постоянно гоняемые с места на место то русскими, то немирными, почти вовсе утратили племенную организацию, а новые переселенцы — абадзехи и другие, составляют теперь только численное собрание единиц, ничем между собой не связанных. Между тем как Кабарда сохранила вполне феодальное устройство, общее в прежнее время всем адыгейским племенам, составляющее великое препятствие нравственному упрочению русской власти, потому что оно противополагает закон закону и поддерживает народное единство; в то же время черкесские племена Кубанской области,  подорванные  восстаниями черни, топором Мегмет-Амина, беспрерывными переселениями и последним беспримерным в истории  погромом,  перестали быть племенами (курсив наш-З.К.). Никаких обязательных сословных отношений у них теперь уже не существует».¹²

Несмотря на такой пессимистичный прогноз, черкесы и в диаспоре, и на Кавказе сохранили свою идентичность, хотя сменилось уже пять-шесть поколений. В диаспоре практически с первых же лет черкесского изгнания проявилось желание любыми мерами добиваться возвращения на историческую Родину. К этому их поощряло крайне тяжелое положение, в котором оказались черкесы в различных провинциях Османской империи. Все попытки черкесских представителей добиться через русских консулов права возвращения на Кавказ наталкивались на жесткий отказ. Резолюция Александра II по этому вопросу хорошо известна: «О возвращении и речи быть не может».¹³

Спустя много лет после окончания Кавказской войны, российские власти ощущали непрочность своего положения на завоеванных территориях. 11 марта 1893 г. начальник Терской области в секретном донесении штабу Кавказского военного округа писал:

«Несмотря на то, что уже 35 лет прошло после окончательного покорения Чечни и Дагестана, этот край еще более не умиротворен и горцы еще не примирились, так что всегда можно ожидать восстановления беспорядков в особенности в случае наших военных осложнений. Если эти беспорядки не могут быть особенно важны в Терской области, то нельзя этого сказать о Дагестане, здесь появляются разные пропагандисты… Все вышеизложенное устанавливает, что не только не следовало бы воспрещать желающим туземцам переселения в Турцию, но в некоторых случаях поощрять такое переселение; при этом ни под какими видами нельзя допустить обратного переселения из Турции (курсив наш – З.К.)».¹⁴ Оценка возможных угроз власти России на Кавказе, высказанная в этой записке, пожалуй, не потеряла своей актуальности и по сей день. Да и методы их нейтрализации практикуются те же.

На протяжении XX в. Северный Кавказ дважды становился источником серьезных угроз для единства Российской государственности. После революции 1917 г. в годы гражданской войны в Дагестане и Чечне развернулось движение под руководством Узун-Хаджи Кишиева, которое пыталось реанимировать идею теократического государства горцев Восточного Кавказа. В Терской области, какое-то время пользовались популярностью идеи конфедеративной республики горцев Северного Кавказа. Успехи Советской власти и сила Красной Армии восстановили власть России на Северном Кавказе под новым знаменем и новой государственной идеологией. Национальная политика в рамках советской идеологии предполагала пролетарский интернационализм и право наций на самоопределение. Однако на практике национально-государственное строительство в РСФСР и СССР оказалось жестко увязано с прагматическими задачами обеспечения надежного контроля и управляемости национальных окраин бывшей царской империи.

Советское государство выступило правопреемником Российской империи в отношении черкесов. Более того, Советское государство оказалось более последовательным в своей политике. От Чечни и Дагестана требовалась неукоснительная лояльность союзному центру. От черкесов требовалось, чтобы их на Кавказе не было, во всяком случае, в том виде, в каком они сложились как единый народ к началу Кавказской войны и, несмотря ни на что, пережили ее. На базе адыгских анклавов были институционализированы три новые «социалистические народности» – «адыгейцы», «черкесы» и «кабардинцы».  Такая политика не может рассматриваться иначе, как стремление Российского государства окончательно дезинтегрировать черкесов, заменив органически сложившееся на протяжении многих веков общеадыгское самосознание на эрзац-идентичности, связанные с административным делением советского и постсоветского Северного Кавказа. Избирательность национальной политики Российского государства по отношению к черкесам становится очевидной, если мы сравним ее дух и практику с примерами администрирования в аналогичных ситуациями, как на Северном Кавказе, так и в других регионах страны. Иронцы и дигорцы, даже не имея общего самоназвания, были паспортизированы как единый народ – осетины. Многочисленные андо-цезские народности Дагестана включались в число аварцев, с которыми их связывает лишь отдаленное языковое родство. Субэтносы мордвы – мокша и эрзя – также не имеющие общего самоназвания и языкового единства, объединены в рамках единого народа и республики.

Еще более характерен пример с бурятами. Буряты на протяжении почти всего советского периода имели три автономии – Бурятскую АССР, Усть-Ордынский и Агинский АО. Но никому и в голову не пришло по этой причине конструировать три родственных бурятских народа. И только для черкесов существует исключение, поощряющее любой, даже самый курьезный партикуляризм. Так, видимо в преддверии зимней Олимпиады 2014 г. в Сочи была официально институционализирована новая идентичность – «шапсуги». Под этим именем причерноморские черкесы-шапсуги даже попали в перечень коренных малочисленных народов России. Прикубанские шапсуги четырех аулов Республики Адыгея такой сомнительной чести избежали. Невольно возникает аналогия с высказыванием  Франсуа Миттерана, который возражал против объединения Германии. Ему принадлежит ставшая известной фраза: «Я так люблю Германию, что был бы счастлив, если бы их было две».

На протяжении всего советского периода были крайне затруднены связи с черкесской диаспорой стран Ближнего Востока. Они осуществлялись лишь по официальным каналам через общество «Родина» под государственным контролем. Были невозможны не только любые свободные контакты между черкесами Северного Кавказа и многочисленными диаспорами Турции, Сирии, Иордании. С середины XX в. в историографии безраздельно господствовала теория «добровольного присоединения», которая без разбора применялась ко всем народам Советской империи от Прибалтики до Кавказа. В научном дискурсе всячески избегалось упоминание о том, чего стоило черкесам неизбежно «прогрессивное» по своим последствиям вхождение в состав России.  

Но стоило только ослабеть идеологическому давлению, появиться первым признакам свободомыслия в период перестройки и начала либеральных реформ, тема Кавказской войны и насильственного выселения черкесов сразу же заняла одно из ключевых мест в общественном сознании адыгов. Не случайно первая Всесоюзная научно-практическая конференция «Национально-освободительная борьба народов Северного Кавказа и проблемы мухаджирства» 24-26 октября 1990 г. прошла именно в столице Кабардино-Балкарии. Тогда же, в «Выводах и рекомендациях Всесоюзной научной конференции» впервые была осознанно артикулирована тема геноцида адыгов  на завершающем этапе Кавказской войны.¹⁵ Органам власти «рекомендовали» ликвидировать все символы колониальной политики царской России, в названиях улиц, населенных пунктов, памятники известных завоевателей Кавказа; не праздновать юбилеи «основания» причерноморских городов (Сочи, Туапсе и др.), которые возникали на месте разоренных черкесских аулов. Впервые была предпринята попытка превращения «черкесского вопроса» (в те годы такой «колониальной» по духу формулировки еще не существовало) в предмет широкой общественной дискуссии с привлечением парламентов субъектов Северного Кавказа. Конференция даже обратилась к парламентам республик Северного Кавказа с просьбой «оказать всяческое содействие и необходимую помощь зарубежным адыгам и другим соотечественникам в их стремлении возвратиться на свою историческую Родину».¹⁶

В реалиях современного российского общества такой порыв историков и общественных активистов радикально пересмотреть парадигму Кавказской войны выглядит несколько наивно. В самый разгар перестройки и развала СССР сторонники официальной имперской историографии не отказались принципиально от своей позиции. Но она потеряла авторитет в глазах значительной части российского общества. Убеждение в возможном торжестве исторической справедливости по отношению к черкесам было настолько сильно, что этим настроениям поддался истеблишмент адыгских республик. Постановление Верховного Совета Кабардино-Балкарской ССР от 7 февраля 1992 г. «Об осуждении геноцида адыгов (черкесов) в годы Русско-Кавказской войны» аккумулировало ожидания адыгского общества:

«Столетняя колониальная Русско-Кавказская война (1763-1864гг.), принесшая адыгам (черкесам) неисчислимые бедствия и страдания, не имеет аналогов в истории нового времени. Большая часть адыгского этноса, в том числе свыше 90 процентов населения Кабарды, была физически уничтожена, более 500 тыс. адыгов насильственно изгнано царским самодержавием в Османскую империю.

Давая историческую и политико-правовую оценку Русско-кавказской войны, Верховный Совет Кабардино-Балкарской Советской социалистической Республики постановляет:

Считать массовое истребление адыгов (черкесов) в годы Русско-Кавказской войны и их насильственное выселение с исторической родины в Османскую империю актом геноцида, тягчайшим преступлением против человечества.

Войти с предложением в Верховный Совет Российской Федерации рассмотреть вопрос о признании геноцида адыгов (черкесов) в годы Русско-Кавказской войны и предоставлении их зарубежным соотечественникам двойного гражданства.

Поручить Президиуму Верховного Совета Кабардино-Балкарской ССР разработать программу мероприятий по реабилитации и репатриации зарубежных адыгов (черкесов).

Добиваться для зарубежных адыгов (черкесов) через Верховный Совет Российской Федерации и соответствующие международные организации статуса народа-изгнанника.

Объявить 21 мая, День памяти адыгов (черкесов) – жертв Кавказской войны – нерабочим днем».¹⁷

С момента этого постановления, за подписью Председателя Верховного Совета Кабардино-Балкарской ССР Х.Кармокова, прошло более 20 лет. Помимо первого – собственно декларирующего пункта «Постановления» на сегодняшний день реализован только последний пункт. 21 мая стало для всех адыгов общенациональной мемориальной датой и днем нерабочим. Все остальные пункты не реализованы.

И в этом во многом вина адыгской политической элиты, общественных организаций РФ и диаспоры, которые проводят политику максимального конформизма. Адыгское сообщество оказалось не готово к последовательному отстаиванию своих интересов. Кроме того, на сегодняшний день слишком несоразмерны материальные и идеологические ресурсы адыгского сообщества и той части российской интеллектуальной и политической элиты, которая отстаивает незыблемость и легитимность результатов Кавказской войны. Парламенты адыгских республик, адыгские общественные организации многократно обращались в высшие органы законодательно и исполнительной власти РФ, лично к президентам России Б.Н.Ельцину, В.В.Путину, М.А.Медведеву.¹⁸ Единственными положительными прецедентами реакции высшей политической власти России на ожидания черкесского сообщества можно считать лишь возвращение в Адыгею небольшой общины косовских черкесов (около 150 человек) и «Обращение президента Российской Федерации Б. Н. Ельцина к народам Кавказа в связи с 130-летием окончания Кавказской войны» от 18 мая 1994 г.

Обращение содержит важные морально-правовые оценки:

«…В настоящее время, когда Россия строит правовое государство и признает приоритет общечеловеческих ценностей, появляется возможность объективной трактовки событий Кавказской войны как мужественной борьбы народов Кавказа не только за выживание на своей родной земле, но и за сохранение самобытной культуры, лучших черт национального характера.

Проблемы, доставшиеся нам в наследство от Кавказской войны и, в частности, возвращение потомков кавказских переселенцев на историческую родину, должны решаться на международном уровне путем переговоров с участием всех заинтересованных сторон».¹⁹

К сожалению, они имеют чисто декларативный характер и относятся к уже завершившемуся в новейшей Российской истории периоду реального федерализма. История подготовки и проведения Сочинской зимней Олимпиады 2014 г. демонстрирует совершенно иное отношение к проблеме черкесского исторического контекста на черноморском побережье Кавказа и в целом в Краснодарском крае. Он был попросту проигнорирован, а Сочи в последние годы активно презентуется международному сообществу в качестве официальной южной столицы России и резиденции ее президента. Лично президент В.В.Путин на встрече со специально подобранными адыгскими «общественными активистами» озвучил официальную позицию Кремля по «черкесскому вопросу». Она заключается в том, что никаких проблем в отношениях с черкесами нет, а «так называемый черкесский вопрос» - полностью инспирирован внешними врагами России в рамках стратегии ее сдерживания.

Резюмируя сказанное можно сделать следующие заключения.

Фактические результаты Кавказской войны для народов Восточного и Западного Кавказа оказались детерминированными двумя различными стратегиями мобилизации общества и организации вооруженного сопротивления колониальной экспансии Российской империи.

Политическая модель централизованного теократического государства, реализованная на Восточном Кавказе, способствовала временной консолидации общества, а после военного поражения сделала возможным инкорпорацию Чечни и Дагестана в административную систему Российской империи.

Традиционная политическая культура адыгов и созданные на ее основе формы политической самоорганизации в виде черкесской конфедерации оказались несовместимы с государственно-правовой практикой Российской империи. Убедившись в этом, правительство Российской империи посчитало возможным в государственных интересах уничтожить Черкесию. Это произошло в форме насильственного выселения горцев Западного Кавказа (собственно адыгов, убыхов, абазин) в пределы Османской империи.

Основная коллизия заключительного этапа Кавказской войны так и не разрешена. Все попытки черкесов диаспоры и адыгских республик РФ реинтегрировать единое социально-политическое, культурное пространство Черкесии на исторической родине  входят в объективное противоречие с целями и задачами государственной политики России по отношению к адыгам в том виде, как они были сформулированы 150 лет назад. Поэтому эти попытки воспринимаются как скрытая угроза безопасности России на Кавказе. Снять противоречие может либо изменение государственных задач России на Западном и Центральном Кавказе, либо прекращение всякой активности черкесских общественных организаций, направленной на сохранение единой адыгской идентичности.

Этому препятствует то обстоятельство, что результаты Кавказской войны адыгским общественным сознанием и в диаспоре и в РФ до сих пор не признаны легитимными. Очевидно, до тех пор, пока оно существует и опирается на общую историческую традицию, память, надежды на общую перспективу, будут продолжаться попытки добиться признания геноцида, совершенного по отношению к черкесам на заключительном этапе Кавказской войны. В неразрывной связи с проблемой признания геноцида будет находиться стремление добиться права на репатриацию потомков черкесских мухаджиров. Можно утверждать, что признание черкесами результатов Кавказской войны вполне легитимными и необратимыми будет означать фактический конец традиционной адыгской идентичности, которой Российская империя отказала в праве на существование 150 лет назад. Это станет зримым знаком формирования новых этнических идентичностей, давно институциализованных, которые будут иметь такое же отношение к историческим адыгам, как современные итальянцы к древним римлянам. К сожалению, этот сценарий не самый маловероятный.

Заурбек Анзорович Кожев,
кандидат исторических наук, руководитель группы по изучению проблем генеалогии и сохранению культурного наследия народов КБР КБИГИ.

Ключевые слова: Западный Кавказ, депортация черкесов, итоги Кавказской войны, проблемы реинтеграции адыгского общества.

---

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Трагические последствия Кавказской войны для адыгов. Вторая половина XIX-начало XX века. Нальчик. 2000. С. 17.

2. Спенсер Э. Путешествия в Черкесию. Майкоп, 1994, С.46-50.

3. http://circassiancenter.org/%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%8F/3587.html

4. Трагические последствия... С. 29.

5. Там же.

6. http://www.adygvoice.ru/newsview.php?uid=11206

7. Трагические последствия... С. 116

8 http://www.adygvoice.ru/newsview.php?uid=11206

9. http://medalirus.ru/sobitiya1800-1864/medal-pokorenie-zapadnogo-kavkaza.php

10. http://medalirus.ru/sobitiya1800-1864/medal-pokorenie-chechni-i-dagestana.php 

11. Трагические последствия...С. 164.

12. Фадеев Р.А. Дело о выселении горцев / Фадеев Р.А. 60 лет Кавказской войны; Письма с Кавказа; Записки о кавказских делах. М., 2007. С.521

13. Кумыков Т.Х. Мухаджирство в истории горских народов Северного Кавказа//Национально-освободительная борьба народов Северного Кавказа и проблемы мухаджирства. Материалы Всесоюзной научно-практической конференции 24-26 октября 1990 г. Нальчик. 1994. С. 25-26.

14. Трагические последствия... С. 320.

15. Национально-освободительная борьба народов Северного Кавказа и проблемы мухаджирства. Материалы Всесоюзной научно-практической конференции 24-26 октября 1990 г. Нальчик. 1994. С. 260.

16. Там же. С. 261.

17. МЧА 1991-2011. Сборник документов и материалов. Нальчик. 2011. С. 75

18. Там же С. 67, 75-76, 338340, 431-433.

19. http://www.natpress.info/index.php?newsid=8676

***

Zaurbek Anzorovich Kozhev, Ph.D., Head of the Scientific Study of genealogy and preservation of the cultural heritage of the peoples of Kabardino-Balkaria.

Keywords: Western Caucasus, the deportation of the Circassians, the results of the Caucasian War, the challenges of reintegration Circassian society.

Results of The Caucasian War in The West and in the East Caucasus have fundamental differences. They are determined by differences in resource mobilization strategy of the people of Circassia, Chechnya and Dagestan in the struggle against the military-political expansion of the Russian Empire.  For Circassians end of the Caucasian War, due to the forced deportation to the Ottoman Empire. The result is a steady annihilation of Circassian identity in the Diaspora and fragmented enclaves in the Caucasus. Circassian public consciousness refuses to recognize the legitimate and the final results of the Caucasian War, which are aimed at the destruction of the Circassian identity.

ah: Иллюстрация (Вольдемар Балязин, Надежда Соболева, Александр Кузнецов, Александр Казакевич: Символы, святыни и награды Российской державы):  Медаль «За покорение Западного Кавказа. 1858–1864 гг.» 

Заурбек Кожев