Издержки дилетантизма или об инициативе переименования села Исламей с научной точки зрения

Не вдаваясь в мотивацию Р. Каскулова к столь ретивому продвижению данной идеи и прежде чем обратиться к тезисам, посредством которых он пытается обосновать свою позицию, представляется необходимым указать на одно обстоятельство. Заключается оно в том, что администрация с. Исламей, в связи с инициативой Р. Каскулова  ещё  в середине прошлого года обращалась в КБИГИ с запросом о корректности переименования села. Автор этих строк подготовил на этот запрос краткую справку.

Через ее текст  красной нитью проходила идея о том, что наиболее адекватным с исторической точки зрения наименованием данного  населенного пункта является ойконим «Исламей».  В частности, в справке обращалось внимание на то обстоятельство, что название Исламей  «является отражением имени пщышхуэ (великого князя) Большой Кабарды в 1720-х – 1732 гг. Ислама Мисоста.

На протяжении почти двух веков после кончины пщышхуэ данный населенный пункт являлся родовым селом потомков кабардинского правителя. По имени одного из его сыновей – Науруза, данное ответвление княжеского дома Мисост стало пользоваться одноименным патронимом. Однако, несмотря на имевшие место в последующие столетия смены политического  режима и социальные пертурбации, жители села, как, в целом и население Кабарды, для обозначения данного населенного пункта неизменно пользовались названием Исламей. Такое положение наблюдалось независимо от того, в какой форме фиксировалось название села в официальных документах Российской империи и советского государства.

В связи с вышеизложенными обстоятельствами сообщаем, что переименование  населенного пункта Исламей не только нежелательно, но и недопустимо».

Однако, по-видимому, данный ответ  показался Р. Каскулову недостаточно убедительным. Это и понятно; ввиду того, что, как правильно отмечено в статье вышеупомянутой журналистки, «проблема лежит на поверхности», при подготовке указанной справки  позиция неприятия какого бы то ни было изменения  исторически закрепившегося названия была обозначена чересчур лапидарно. К тому же проблема упадка уважения к историческому знанию и профессиональной компетентности  не перестала быть актуальной.

Предваряя  разбор  содержательных аспектов  публикаций, к которым Р. Каскулов имеет непосредственное отношение, обратим внимание на одну странную, но весьма показательную  особенность, отразившуюся в них. Речь идет о специфике чередования  заголовков статьей. Самая ранняя из статей  Р. Каскулова опубликованная в «Газете Юга» 28 февраля прошедшего года категорично утверждает: «Исламей должен быть Наурузовом» (здесь опускаем вопрос об уместности подобной формулировки с точки зрения норм русского языка). Спустя несколько месяцев, 20 июня, в том же издании появляется другая публикация данного автора. Проявляя настойчивость, он озаглавил ее так: «И все-таки Наурузово». Публикация, появившаяся  в газете  «Баксанский вестник» 29 июня уже ожидаемо называлась «Исламей должен быть Наурузово» (что неудивительно, так как она является перепечаткой статьи с подправленным названием из «Газеты Юга»). Однако в последующем обозначившийся было «мантрический стиль» (кочевание из статьи в статью названия «Исламей должен быть Наурузово») начал претерпевать заметные изменения. Сначала Ауес Ныров, в том же «Баксанском вестнике», 2 октября опубликовал  посвященный данному вопросу очерк (кстати, выдержанный в весьма комплиментарных выражениях в отношении инициативы Р.Каскулова) с многозначительным названием «Гипотеза превращается в истину». Затем 12 октября 2013 года в КБП появляется, насколько можно судить, завершающая информационную кампанию статья с еще более контрастирующим с продемонстрированным упорством по продвижению обозначенной идеи названием. Оно звучит так: «Исламей – бывшее Наурузово?» Данное обстоятельство, в свою очередь, наводит на сакраментальный вопрос: «А был ли мальчик?»

Иными словами, нельзя не удивиться тому, что информационная кампания по переименованию с.Исламей в Наурузово протяженностью почти в год завершилась вопрошанием относительно его целесообразности даже в кругу ее  инициаторов и проводников.  Аттестованному же  журналистом А.Ныровым (который, следует признать, изначально относился к идее Рашада Гисовича не более как к гипотезе) в качестве «знатока истории» Р.Каскулову должно было быть известно (будь он в действительности таковым), что те, кто искренне движимы целью выяснения истины, сначала все-таки задают вопрос. Лишь затем выдвигают гипотезу и в случае ее подтверждения постулируют ту или иную идею. Как можно было заметить в вышепредставленной ситуации, судя по заголовкам статей, имел место диаметрально противоположный алгоритм действий.

Однако нельзя быть  строгими к душевным порывам истинных радетелей интересов малой родины, движимых «патриотическим духом своих предков, преданностью селу, сыновней любовью к нему». Возможно, Р.Каскулов поверил в комплимент  А.Нырова. «А у него, – как поведал последний, – характер такой, что, взявшись за что либо, не отступит ни на шаг, пока не осуществит задуманное». Однако данное  обстоятельство, как и то, что «Рашад Гисович выражает свое несогласие с тем, что село в прошлом носило название Исламей» не могут выступить аргументами в пользу его идефикс.

Весьма удручает, что «подолгу сидя в архивах, ведя обширную переписку, встречаясь со многими известными учеными», потратив «немало времени, сил и личных средств» (без чего, смеем утверждать, ей богу можно было бы обойтись!) столь активный деятель как Рашад Гисович сподобил общественность такими откровенными несуразицами как то, что «название «Исламей» дано произвольно» и «его исконное название Наурузово».  Как говорится «Блажен, кто верует».

Однако насколько можно поддаться обаянию такого «знатока истории», который запросто может выдать следующий вздор. «Князь Исламов умер в 1732. Можно предположить, что крепостные крестьяне остались без владельца, перебрались на другой берег Баксана к Наурузовым». Воздержавшись  от  акцентирования  внимание на ляпах стилистического характера, обратимся к сути неуместного высказывания искателя исторической правды. Во-первых,  «князь Исламов» в Кабарде в 1732 году не умирал ввиду того простого обстоятельства, что никакого такого князя история в это время в стране не знает. И, во-вторых, никакие «крепостные крестьяне» к Наурузовым в 1732 году перейти не могли по той не менее простой причине, как это, наверное, ни странно для некоторых «знатоков истории», что князей с подобным патронимом в это время здесь опять-таки не было. Тогда о чем можно говорить относительно 1732 года в Кабарде? В начале 1732 года в Большой Кабарде скончался пщышхуэ (великий князь) Ислам (не Исламов) Мисост (Кабардино-русские отношения в XVI –XVIII вв. Т.II. М., 1957. С.65). В это время в российской крепости Святого Креста на р. Сулак в аманатах (в качестве заложника) содержался пятнадцатилетний сын скончавшегося кабардинского правителя «Навруз-бек», т.е. Науруз (Там же. С.58).  Лишь его потомки, спустя много лет, стали в русских документах фиксироваться как Наурузовы.

К сожалению, перечень выданных Р. Каскуловым безлепиц на  этом не ограничивается. Однако их подробное перечисление  и  критический разбор не входят в задачи  настоящего очерка. В самом деле, речь ведь идет не о спекулятивных умопостроениях профессионального историка, а всего лишь о стараниях и сопутствующих им заблуждениях хоть и «знатока истории», но все же остающегося в рамках любительского поля. Следует понимать, что уважаемый житель Исламея  искренне старается «ради доказательства заслуг Наурузовых», ведь ему «представляется», что «не хотят расставаться с призраком Исламово ( ?) некоторые недоброжелатели рода Наурузовых».

Здесь же важно подчеркнуть, что Рашада Гисовича подводит такой, казалось бы, незаметный, но весьма существенный момент как отсутствие элементарной  чуткости  с его стороны к голосу родного народа и его языка. Этот недостаток, как мы можем понять,  им и признается с  похвальной откровенностью: «Я продолжительное время пытался найти исторические корни топонима «Исламей» – так называют село сами жители, – но обнаружить в архивах что-либо, оправдывающее это наименование, мне не удалось».  Подобное суждение обнаруживает устойчивую дистанцированность автора как от существа вопроса, так и от способов его понимания, обескураживая своим необоснованным пренебрежением как раз к самому важному, в данном случае, фактору понимания топонимических реалий.

Следует  сразу подчеркнуть, что в случае с названием села Исламей, то обстоятельство, что  жители села прочно  идентифицируют себя именно с этим наименованием, имеет первостепенное значение. Данное утверждение можно было  оспорить, если  бы, к примеру, за последние несколько веков в среднем течении р. Баксан произошла кардинальная смена населения и речь могла идти о возникновении какого-то неологизма в местной топонимии не навязанного сначала военно-колониальными властями, а затем коммунистическим режимом.Или же если бы  в нашем распоряжении имелись архивы с трехсотлетней историей, в которых отложились материалы на адыгском языке, можно было бы поиски исконных названий населенных пунктов вести там. Однако в связи с тем, что ни то ни другое к реальности не имеет никакого отношения, более чем надуманно выискивать какую-то «сокрытую» истину в архивах,  игнорируя пронесенное сквозь века живое аутентичное слово родного народа.

Для наглядности приведем несколько примеров. В документах Российской империи, так или иначе отражающих наименования сёл Кабарды, часто встречаются такие названия как Тамбиево-I, Тамбиево-II или же Атажукино III. Но это не означает, что сами представители этих сёл или же другие жители Кабарды пользовались подобными продуктами творчества российской бюрократии. Первое из указанных сёл тогда называлось Дыгулыбгъуей (его жители сумели вернуть историческое наименование своего населенного пункта после того как многие десятилетия советской власти они вынуждены были пользоваться надуманным ойконимом Кызбурун-III). Второе и третье села назывались  «Ехъущыкъуей» и «Хьэсэнбий и къуажэ» соответственно. Однако их жители, к сожалению, в отличие от исламеевцев до сих пор не сумели вернуть исконные названия своих сел.

Из вышеизложенного очевидно, что в архивохранилищах, как правило, невозможно встретить аутентичные названия вышеуказанных населенных пунктов, так как в делопроизводстве использовались иные названия. Такие названия, в их числе и Наурузово, Рашад Гисович рассматривает в качестве «исконных».

По большому счету сам факт того, что сами жители рассматриваемого здесь населенного пункта и обитатели десятков других  ближних и дальних кабардинских сел пользуются одним (что крайне важно, не навязанным кем бы то ни было) и тем же названием со всей непреложностью демонстрирует, что только наименование Исламей отвечает требованиям исторической достоверности.

Однако, в силу того, что неутомимый Рашад Гисович испытывает особый пиетет к материалам именно архивным, здесь приведем сведения из документов имеющих соответствующее происхождение. В 1958 году научный сотрудник  ЦГВИА В.А. Дьяков случайно обнаружил в научно-справочной библиотеке архива исключительный по своей ценности труд, являвшийся энциклопедическим описанием страны адыгов. Это были знаменитые «Записки о Черкесии» Хан-Гирея. В этом труде, завершенном в 1836 году, в частности есть таблица  всех населенных пунктов Кабарды с указанием их «владельцев». Согласно таблице в феодальном уделе «Мсост-хе» было четыре княжеских села. Село князей Наурузовых («Наурзхе-ибин») называлось «Исламие» (Хан-Гирей. Записки о Черкесии. Нальчик, 2008. С. 197). Примечательно, что это название настолько было укоренено в сознании исламеевцев, что та их часть которая была вовлечена в хаджретское движение в первой четверти XIX века, проживая в закубанской части страны продолжала также пользоваться именем «Исламие» (Там же. С.202). В этой связи показателен, кстати, и тот факт, что село дворянского рода «Тамбий-хе» называлось «Дкульбхгой» (С.197). Думается, что это название в расшифровке не нуждается.  

В заключение следует отметить, что само возникновение данного казуса стало возможным по ряду объективных причин. И одним из них, с чем нельзя не согласиться с Рашадом Гисовичем, является пресловутый приказ №72 Нальчикского окружного ревкома от 8 июля 1920 года. В соответствии с ним под угрозой физической расправы упразднялись «старые названия» кабардинских сел, которые якобы отражали имена «эксплуататорского элемента». Это в одночасье лишило некогда «Великую Кабарду» (определение одного из ее активных недоброжелателей) остатков исконной топонимической панорамы складывавшейся в течение многих столетий. При этом заметим, что коммунисты, как ни странно, пощадили имена тех, с кем вообще-то ассоциируется апофеоз крепостничества в России (станицы Екатериноградская и Александровская по именам императрицы Екатерины II и царя Александра, которые ко всему прочему отметились у нас, в Кабарде проведением жесточайшей истребительной войны против черкесов). Осуществленный тем самым (наряду со многими прочими) разрушительный удар  по национальному самосознанию и исторической памяти народа отзывается и по сей день массовой «манкуртизацией» современных адыгов, когда бытие потомков тех,  кто стоял «во главе не только своего адыгейского народа, но и всех кавказских племен, составляя в среде их центр присущей им цивилизации» свелось к завалящему существованию посконных обывателей.

В этом плане затрагиваемая здесь проблематика напрямую касается фундаментальных национальных интересов народов КБР. Два поколения руководителей республики за постсоветский период провалили это направление своей деятельности. Будем надеяться, что у приступившего к реализации своих властных полномочий третьей команде руководителей хватит мудрости для правильной расстановки приоритетов.

Старший научный сотрудник группы по изучению проблем генеалогии
и охране культурного наследия народов КБР КБИГИ,
кандидат исторических наук

Тимур Алоев

Тимур Алоев

• кабарда
• кабардино-балкария
• исламей
• баксан
• чегем